— Что ж…Я к Вашим услугам.

Адъютант всё понял правильно, и через краткое мгновение в коридоре остались только регент и министр земледелия.

— Когда Вы думаете возобновить заседания Думы? Перерыв вышел уж очень долгим, Кирилл Владимирович. Или, быть может, пора объявить новые выборы…Просто…Ходят слухи о желании определённых лиц вновь заявить о своём существовании.

Зачем он так темнил? Старался напустить побольше тумана и таинственности, чтобы придать особое значение своим словам? Не боялся, что его перестанут воспринимать так же, как в своё время Родзянко? Бывший председатель Думы когда-то очень много говорил глупостей, и потому едва сообщил о волнениях в Петрограде — его слова восприняли как очередную глупость.

А может, Кривошеин сам толком не знал того, о чём говорил? Силы…Силы…Либеральная оппозиция, как обычно! Прогрессисты, урвавшие лишь малую толику власти, и решившие взять реванш? Не слишком они храбры в таком случае? Победоносное завершение войны подняло авторитет власти до небывалых высот. Как бы оппозицию простой народ бить не начал: не защитит же себя "просвещённая общественность" от народа, который они считают быдлом и чаяния которого понимают не лучше языка нагуатль.

— Вы можете назвать конкретных людей, планирующих это выступление? — прищурился.

— Это известное Вам лицо, Ваш предшественник на посту главковерха, — прошептал Кривошеин.

"Ага, Николай Александрович — тот ещё заговорщик, ну конечно…Что за…А может, другой Николай? Ник Ник? Великий князь? Неужели решился взять реванш за февраль?" — прошибло холодным потом Кирилла. Ведь на этот раз он точно не мог сказать, кто именно входит в круг заговорщиков. Если, впрочем, заговор и в самом деле существует за пределами воображения Кривошеина.

— Вы говорите о Великом князе? — Кирилл потёр подбородок.

— Вы угадали, Кирилл Владимирович, — кивнул Кривошеин.

— Если не секрет, откуда Вам стало известно о существовании заговора?

Министр земледелия замялся. На мгновение он перевёл взгляд куда-то в сторону, а рука его машинально поправила воротничок министерского мундира. Александр Васильевич явно колебался, этот интриган и хитрый плут, не любивший выдавать всё, что знает. Но сейчас шла игра за лидерство сперва в "частном совещании", а после — в Совете министров. Как-никак, однажды подобный шанс маячил перед Кривошеиным. С другой стороны, великий предшественник Барка — Сергей Витте — на самом деле получил премьерский портфель…Здесь уже шла игра в большую политику, и министр земледелия готов был рискнуть.

— Перед Вами — один из возможных участников этого заговора, — Кривошеин ухмыльнулся.

— Граф Пален, я полагаю? Рад познакомиться! — Кирилл сделал шутливый поклон.

Сделал он это за тем, чтоб Кривошеин не заметил удивления (это мягко говоря) на лице регента.

"Чего же ты, чёрт побери, добиваешься? Можно было не говорить лишних слов и устроить на меня, скажем, покушение. Получил бы бразды правления в свои руки…Вон как Гучков…Только военный и морской министр в моей истории изволили разочароваться в успехе своего заговора, добровольно покинуть Временное правительство и стать практически никем. Вот до чего господина довело желание власти: едва добился её — потерял всякий интерес…А страна…Кто-нибудь помнил тогда, на верхах, о бедной России? Экспериментаторы…".

— Нет, Вы ошиблись, Ваша милость: всего лишь Сперанский… — решил отшутиться Кривошеин.

— Вы можете назвать участников заговора?

Кирилл выпрямился. Он наконец-то справился с собой.

— К сожалению, мне известно только об участи Николая Николаевича. Это предложение мне было сделано только вчера…

— Но Великий князь сейчас на Кавказе. Он как-то передал весточку?

— Он сделал предложение письменно, передав через доверенное лицо, кавказского деятеля Хатисова.

"Ага…Хатисов…Точнее, Хатисян, связанный с дашнаками, вовлечённый в гучковский заговор…Гучковский…А что, если это очередная приманка? Николай Николаевич мог, как и в шестнадцатом году, не сказать ни "да", ни нет" на предложение об участии в заговоре, а его имя просто используют в качестве знамени? Снова использует один очень и очень желающий проникнуть "наверх" господин. И ведь ты же, Александр Васильевич, сам договаривался в пятнадцатом с Николашей. Что, решил перебежать? Не сработала былая комбинация, нынче другу раскручиваешь? Неужели так хочется плести интриги вместо того, чтоб сесть за работу?" — подумал Кирилл, а вслух сказал:

— Александр Васильевич, я могу полагаться на Вас и на Вашу преданность России? — Кирилл снова решил надеть "рожу простака".

Правда, в свете былых событий она уже не должна была сработать…За дурака регента теперь не держали даже сами дураки.

— Более чем, Кирилл Владимирович, более чем, — кивнул Кривошеин. — Я к Вашим услугам.

— Я в ближайшие дни приму необходимые меры…Надеюсь, Вы не откажете в сотрудничестве в деле их проведения.

Кирилл закинул крючок: обещание карьерного роста министра — и тот заглотнул его, ибо хотел заглотнуть.

— Отдам все свои силы для этого.

— Благодарю Вас, Александр Васильевич, премного благодарю! — Кирилл старался пожимать руку Кривошеина как можно "благодарней" и теплей. Это было сделано не только для того, чтоб уверить министра в прямо-таки страстном желании Великого князя продвинуть Александра Васильевича наверх, но и для проверки намерений последнего. Ладони человека лгущего отличаются по температуре от ладоней человека, говорящего правду, и Кирилл захотел проверить теплоту рук Кривошеина. Так, мелкий штрих к общей картине, не более…

— В самом скором времени я приму все необходимые меры, — добавил, улыбнувшись, Кирилл…

Кабинет Родзянко во второй раз за день оказался центром очередной комбинации — а заодно превратился во "временную резиденцию" регента. Напротив Кирилла, удобно расположившегося в глубоком красного дерева кресле (Родзянко, надо отдать ему должное, имел хороший вкус), замер молодой, тридцати лет, Службы имперской безопасности капитан (да, высоко поднялся в сущности молодой ещё человек!) Дмитрий Петрович Бобрев. Рыжеволосый офицер блистал горделивой осанкой (не хуже гвардейской!), тонким аристократическим (Бобрев происходил из обедневшей дворянской семьи) лицом — и лежащей на перевязи левой рукой.

— Присаживайтесь, Дмитрий Петрович! — Кирилл указал на такое же удобное кресло. — Где и как получили ранение?

Нос Бобрева, с горбинкой в форме стрелки, вздёрнулся: капитан явно гордился обстоятельствами получения этой "отметины".

— Благодарю. Дело было в Гельсингфорсе за полтора месяца до перемирия. По агентурным сведениям, в город должен был прибыть многоуважаемый агент шведской торговой фирмы "Гнейст и Ко" Альберт Ронге, он же — агент германской разведки Альфред Шнитке. Говорят, ученик и помощник самого Николаи!

Глаза Бобрева, пытавшегося до того казаться серьёзным, загорелись, лицо украсила торжествующая улыбка, а в голосе отчётливо проступила мечтательность, прямо-таки юношеская, задорная мечтательность. Но капитан быстро переборол чувства и перешёл к форменному докладу.

— Информацию о его прибытии мы получили от группы Лаврова. Целью Шнитке была организация саботажа на наших коммуникациях и, по возможности, военных заводах. К сожалению, в Финляндии было очень сложно работать, и мы едва его не потеряли. Дело осложнялось и тем, что мы не могли запрашивать помощь со стороны финнов. Вы сами знаете, как неохотно они идут на контакт. Тем более финляндским Сеймом ещё не одобрен закон о распространении компетенции имперских жандармов и контрразведки на их территорию. Пришлось полагаться на собственные силы. На счастье, наша агентура засекла его при появлении возле одной из гельсингфорских гостиниц. Следующие дни Шнитке целиком и полностью занимался законной торговой деятельностью. Не имей мы достоверных сведений о его настоящей цели, давно забросили внешнее негласное наблюдение. На шестой день Шнитке вышел на связь с несколькими местными агентами Германии.