Выше мы рассмотрели поведение отдельного особо пробивного политика, чьи действия, однако, не всегда и не во всем дисгармонировали с нормами, принятыми в немецком обществе 20-30-х годов. В Германии того времени среди правящих кругов было принято лгать из самых чистых патриотических убеждений, поскольку целью этой лжи была отмена условий унизительного Версальского мирного договора. По мнению историка Герхарда Вайнберга, начиная с 1919 года среди офицеров рейсхвера и кригсмарине считалось модным изменять присяге, данной Веймарской республике: «Все военные присягали на верность веймарской конституции, но многие при случае быстро забывали о данной клятве верности республиканскому строю».[61] Однако Гитлер лгал не только на политической арене, он лгал также и в личной жизни, поступая так всегда и везде, даже с теми редкими людьми, которые на первый взгляд пользовались его полным доверием. Не было ни единого человека, которому бы Гитлер доверился целиком и полностью. Причем он не сразу показывал это, и многие, верившие фюреру, позднее бывали немало удивлены, обнаружив, что им никогда не доверяли и все это время нагло обманывали.[62]

О том, какое большое значение придавал лжи Адольф Гитлер, свидетельствует весьма интересный пассаж из «Майн кампф» о «развитии человечества». Он прямо написал, что «сознательная ложь, интриги и уловки были первым шагом, сделав который человек стал отличаться от животных». Вначале были «найдены разнообразные хитрости и финты, владение которыми облегчало борьбу за выживание».

Верховный комиссар Лиги наций в Данциге Карл Якоб Бур-кард как никто другой разглядел эту особенность Гитлера: «При тщательном рассмотрении начинаешь сомневаться в том, что понятие "лгун" способно целиком и полностью определить феномен Гитлера. Он может заявить: "Я даю вам слово и сдержу его" и спустя совсем немного времени, возможно даже в тот же день, не колеблясь нарушить его так спокойно, как будто считает все свои обещания пустым сотрясанием воздуха. В качестве альтернативы я предлагаю говорить не "он лжет", а "он источает ложь"».[63] Это заметил и бывший президент Сената Данцига Герман Раушинг: «Всем его словам — грош цена, и его обещания предназначены только для того, чтобы использовать других. В нем нет ничего естественного, даже его любовь к детям и животным — только поза».[64]

Имя жертвам театральных эффектов Гитлера — легион, потому что много их. Особенно успешно он обманывал врача Блоха, еврея по национальности, который лечил его мать от рака и перед которым юный Адольф Гитлер разыгрывал убитого горем сына. Старый доктор, который стал единственным евреем, которому после аншлюса Австрии в 1938 году разрешили эмигрировать, даже находясь в изгнании в Америке, не изменил своего мнения о фюрере и отзывался о нем исключительно положительно. Никогда в своей врачебной практике он не встречал сына, так убивавшегося по матери.

Гитлер сохранял ледяное спокойствие во время «дела Бломберга-Фритча» в 1938 году, поскольку желал реализовать собственный план будущей войны. Однако он с трагическим видом сообщил Герингу, что не желает назначать его приемником Бломберга, и разыграл настоящий спектакль перед Геббельсом, утопив его в крокодильих слезах. В результате Геббельс записал в своем дневнике: «Фюрер глубоко потрясен. В его глазах стоит скорбь. Мы пережили очень тяжелые часы». Рейхсминистр пропаганды не знал, что он был всего лишь зрителем лживой комедии, которую разыграл Гитлер в узком кругу в рейхсканцелярии.

Еще одной жертвой этого шоу стал адъютант фюрера по военно-воздушному флоту фон Белов, который написал в своих мемуарах: «Вместе с этим "делом" для Гитлера рухнул целый мир. Это событие уничтожило в Гитлере уважение к генералам в частности и дворянству вообще».[65]

О каком-либо уважении, которое Гитлер якобы питал к дворянству, не было и речи. Однако, поскольку общество адъютанта люфтваффе было ему приятно, Гитлер смог убедить его в обратном. С этой целью он даже поддерживал теплые дружеские отношения с женой фон Белова Марией. Уже после войны она рассказала о том, как вместе со своим мужем приятно проводила время в резиденции фюрера в Бергхофе, какая милая и непринужденная царила там атмосфера и что просто невозможно себе представить, чтобы кто-нибудь шпионил за ними в замочную скважину. Гитлер был до того любезен, что, когда в ходе войны начались перебои с продовольствием, лично заботился о снабжении их родителей продуктами питания.

Похожий спектакль Гитлер устроил и во время «кристальной ночи» 9 ноября 1938 года. Известно, что убийство в Париже немецкого дипломата Эрнста фон Рата было только предлогом для организации еврейских погромов в Германии. Гитлер просто вновь вошел в свою любимую роль и стал изображать человека, убитого горем из-за царившего в стране произвола.[66]

Несомненно, Адольф Гитлер был одаренным актером, что позволило ему ежедневно разыгрывать в своем придворном театре роль заботливого отца семейства и нормального среднего бюргера с крепкими моральными устоями, который даже в сексуальной жизни не позволяет себе выйти за строго определенные рамки.

Одна из секретарш фюрера сравнивала деловую атмосферу в рейхсканцелярии с той, которая царила в крепком крестьянском хозяйстве, в которое она попала после войны. В обществе фюрера действительно было очень приятно проводить время. Все отмечали истинно австрийский шарм, которым обладал Гитлер (что, кстати, совсем не обязательно является комплиментом).

Человека, который в один прекрасный момент получит возможность распоряжаться жизнями миллионов, с самого начала отличали лживость, черствость и неспособность сопереживать чужое горе. Ни один из биографов Гитлера ни слова не пишет о том, что фюрер в принципе способен к состраданию.

При первом же приближении к анализу личности Гитлера обнаруживается, по словам Буллока, «неприкрытая мерзость».[67] Бригитта Хаманн разрушила красивую легенду о сиротской пенсии, которой молодой Гитлер якобы добровольно делился со своей младшей сестрой. Положенные сиротам от государства деньги изначально поступали на два разных счета. О своей умирающей матери Гитлер вспомнил только за три недели до ее смерти. До этого у него не нашлось времени, чтобы приехать из Вены в Линц к постели умирающей.

Далее Хаманн вскрыла еще множество подлогов в биографии Гитлера. Так, не составило труда заглянуть в полицейские книги регистрации граждан и выяснить, что он прибыл в Мюнхен 25 мая 1913 года, а вовсе не в начале 1912 года, как неоднократно уверял сам фюрер. Кроме того, Гитлер скрыл, что приехал в столицу Баварии не один, а в сопровождении своего друга Рудольфа Хоузлера, вместе с которым затем снимал квартиру.[68]

Гитлер поддерживал «довольно мало личных контактов» и писал «письма относительно редко». Те его личные письма, которые попали в руки графологов, оказались настолько бессодержательными и невыразительными, что сделали невозможным основательную экспертизу характера.[69]

Как писал Иоахим Фест: «Парадоксально, но почти вся личная переписка, оставшаяся после Гитлера, представляет собой одно официальное письмо, которое он в возрасте 24 лет направил в магистрат Линца, возражая против намерения последнего призвать его в австрийскую армию».[70] Это особенно важно для характеристики Гитлера, руководствовавшегося старым как мир принципом политиков: «Все, что можно передать на словах, ни в коем случае нельзя записывать!» И как итог всего вышесказанного: «Слишком много было всего написано, начиная любовными посланиями и заканчивая политической перепиской. Все это только осложняет любое дело, служа ненужным балластом».

Более того, Гитлер старался привить свойственную себе скрытность всему немецкому народу. В третьем рейхе это качество почиталось чуть ли не за самую главную мужскую добродетель. Во время войны болтовня могла бы привести к поражению, поэтому брошенный в массы лозунг «враг слушает» должен был поддерживать в обществе атмосферу таинственности.