- Сережа, нужно доверять только фактам! Ведь ты же бывший офицер! – Владимир Аникиевич запнулся и обвел всех взглядом – Товарищи, а ведь все мужчины за этим столом – офицеры советской армии! Я предлагаю выпить за офицеров!

Никто не возражал. Выпили. Закусили.

- Так вот, Сережа, - продолжил Владимир Аникиевич, разгоряченный спиртными напитками и разговорами - мы все здесь офицеры! Мы все начинали в советской армии. Да, сейчас политики нас разделили: мой сын и ты оказались в российской армии, я и мои братья – в украинских вооруженных силах. Но ведь школа осталась одна! Нас всех объединяет прошлое. А чему учит прошлое? Прошлое учит смотреть правде в глаза. Не лукавить, не юлить, а говорить правду. Ведь мы не политики, мы – офицеры! – Владимир Аникиевич Беленчук сбился с мысли, но потом вновь вспомнил с чего он начал – Так вот, правда, Сережа, такова, что мы перестаем понимать друг друга. Вам рассказывают о нас небылицы, и вы верите этому, а нас, в свою очередь, пугают и вами и Европой. Зачем все это делается? Думаю, идет борьба за умы: Россия боится нас потерять, но понимает, что это неминуемо случится, поэтому настраивает россиян против украинцев, а Янукович и его окружение боятся нового Майдана, поэтому закручивают гайки и тянутся к России, рассчитывая на её помощь.

- Но ведь мы вам и так помогаем, вы живете за счет нашего газа, нефти, кредитов! – Сергей Цветков тоже изрядно выпил, поэтому все, что вертелось у него на языке, произносил в упор: хлёстко и с вызовом. – Вам мало нашего дешевого газа?

- Ни хрена себе дешевый газ! – Анна Сергеевна не подбирала выражений и едва не кричала – всей Европе вы поставляете газ в несколько раз дешевле, чем нам, «братьям»!

- А торговые войны, запреты на мясомолочную продукцию? – возмущаясь наступала Элеонора. В ней уже мало что осталось от той замкнутой и инфантильной барышни, которая целый день своей угрюмостью и неразговорчивостью истощала нервную систему окружающих. Эля превратилась в яркую, эмоциональную, воодушевленную девушку, красота которой мало в чем уступала безукоризненной внешней красоте Анны. Пусть это был совершенно другой тип красоты: сплав внешних черт и внутреннего очарования, но он впечатлял и воздействовал на окружающих мужчин не меньше, чем писаная красота Анны.

Олег Аникиевич впервые улыбнулся, видя, как Сергей от неожиданного напора украинок вжался в диван и растерялся. Анна и Эля в порывах гнева выглядели настолько привлекательно и эффектно, что хотелось сдаться им без боя, даже не вслушиваясь в их пафосную патриотическую аргументацию. Сергей видимо еще не сталкивался с патриотическим настроем украинских женщин, а Олег Аникиевич хорошо знал, что в последнее время национальные чувства украинок задевать себе дороже.

Страсти за столом накалялись. Становилось жарче и веселее. Валера Беленчук, любуясь сестрой и племянницей, умело перевел разговор на другую тему и о политике на время забыли. Здоровая энергетика застолья, за которым собрался практически весь беленчуковский род, магическим образом воздействовала на Олега Аникиевича. Он словно испил живой водицы: набрался сил, энергии, удали. Он сначала с неохотой, но потом все с большим желанием вошел в разговор и вскорости завладел вниманием всех. Проявилась отцовская черта: Аникий Фёдорович слыл знатным мастером застольных дел. Олег Аникиевич настолько тонко чувствовал людей, что при желании умудрялся объединить совершенно разные характеры в один оркестр и управлять им словно дирижер. Вот и сейчас не только Беленчуки, но уже и Тамара с Сергеем хохотали до слез над невинным рассказом о том, как он с 85-летней бабушкой и 15-летней собачкой еле доплелся домой после двухчасовой прогулки по холмам Брайтона. А апофеозом застолья стал мастерски преподнесенный рассказ о загородной поездке в окрестности Брайтона, о том, как они зажигали с хозяйкой в загородном ресторане.

Многие за столом уже не могли хохотать, а просто икали и хрюкали. Эля в конвульсиях сползла со стула и не могла на него взгромоздиться. Остальные посетители ресторана хмуро и с осуждением поглядывали на их веселую компанию, но вид пяти крепко сбитых мужчин вызывал уважение, и нарываться на неприятности никто не захотел.

Вечер настолько удался, что Беленчуки не захотели расстаться даже после закрытия ресторана. Вызвав такси, они на трех машинах добрались до Красной площади, побродили по ней, и лишь после этого, наговорившись и насмеявшись, почти под самое утро, разъехались. Элеонора не захотела ехать с отцом, осталась с Анной. Сергей Цветков, тоже вызвался проводить Беленчуков к гостинице. Тамара повезла Олега к себе домой.

Глава 9

На следующее утро Олег Аникиевич проснулся с головной болью и осипшим голосом. Рассматривая чужую спальню, он задавал себе единственный вопрос: «Зачем мне это нужно: чужая женщина, чужая семья, далекая Москва?». Он хорошо помнил разговор с братьями и на многие вопросы, которые они ему задавали он по-прежнему не находил ответов.

За закрытой дверью спальни Олег Аникиевич слышал приглушенные голоса Тамары и её детей, и все это выглядело для него неестественно, странно. Поездка в Москву, предложенная Владимиром Аникиевичем, которого отправляли в командировку, сначала воспринималась как шутка. Раньше ноября Олег Аникиевич в Москву не собирался. Но заикнувшись Тамаре (которая несколько дней как вернулась из Англии) о предложении брата, он встретил с её стороны такую горячую поддержку этой безумной идее, что в его глазах из шутки она быстро переросла в навязчивое желание: «А почему бы и нет?» В Киеве Олег Аникиевич часто вспоминал доверительную самоотдачу Тамары в Брайтоне. Он не сразу понял, что страсть к нему – это сумасшедший наплыв чувств, который порой овладевает женщинами в период их вхождения в бальзаковский возраст. В них словно заново пробуждается материнский инстинкт, который заставляет их полностью, до неприличия и самопожертвования проникаться заботою и участием о взрослом (часто недостойном их внимания) мужчине. Потребность любить с безумной самоотдачей захватывает женщину полностью, накрывает с головой, притупляя здравомыслие, рассудительность и благоразумие.

Примерно в таком состоянии находилась Тамара, и Олегу Аникиевичу её всепоглощающее внимание и жертвенность бальзамом ложились надушу, пробуждали воспоминания детства, ощущение материнской заботы и искреннюю доверительную детскую радость. Олег Аникиевич с удивлением обнаружил, что в 45 лет оказывается можно изменять мировоззренческие устои, отказываться от старых привычек, разбивать сложившиеся стереотипы взглядов. Происходило это без стрессов, безболезненно, помимо воли, как следствие той атмосферы всепоглощающей любви, довольствия и услады, которую создала вокруг него Тамара. Что больше всего удивляло, так это то, что присутствие Тамары и её мира не вызвало сопротивления и отторжения со стороны его собственного мира, нацеленного на уединение, тишину и творчество. Несмотря на постоянную нацеленность Тамары на заботу о нем, он совершенно не чувствовал ущемления в своей творческой работе, хотя ожидал этого и готовился к сопротивлению, борьбе за свое «Я» и свое видение будущего. До знакомства с Тамарою проблема присутствия «чужого» в его мире разрушила семью и ряд других казалось перспективных отношений.

Но мир заботы, созданный вокруг него Тамарой Цветковой, находился словно в параллельной реальности. Он не конкурировал с его собственным миром, не претендовал ни на его время, ни на его достижения (особенно материальные), ни на его устремления и планы. Он существовал параллельно и только предлагал себя. Никто никому ничего не навязывал, но Олег Аникиевич всегда мог выбрать удобное для себя время и окунуться в мир, в котором его всегда ждали. Олег так и делал: сначала робко, осторожно, ожидая подвоха, но потом все смелее и смелее окунаясь в отношения, которые приносили только радость и пробуждение чего-то светлого и теплого из уже забытых воспоминаний детства.