У Макиавелли читаем: «Эти невесть откуда взявшиеся властители, как все в природе, что нарождается и растет слишком скоро, не успевают пустить ни корней, ни ответвлений, почему и гибнут от первой же непогоды. Только тот, кто обладает истинной доблестью, при внезапном возвышении сумеет не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки»[13]. Мы старались учиться побыстрее. Наши «инструкции первого дня» со всей ясностью показывали, что политической машине нас не подмять. Мы тщательно распланировали свои действия; в частности, постарались, чтобы первый визит Тони Блэра за пределы Лондона был не куда-нибудь, а в Северную Ирландию. Тем самым мы продемонстрировали свои приоритеты в решении проблем. Впрочем, одна из символичных перемен, задавших тон новой непринужденности первых дней, была задумана и проведена в жизнь не нами. Пресса много распространялась о «решении новых лейбористов» — отменить правило, согласно которому министры на заседаниях Кабинета должны обращаться друг к другу не по имени, а по названию должности. В прессе это решение фигурировало как «Зовите меня Тони». Эта светлая мысль посетила не какого-нибудь партийного функционера или политтехнолога — она целиком и полностью принадлежала Алексу Аллану.
Целых восемнадцать лет, без перерыва, у власти находилась одна партия; теперь нам нужна была хотя бы символическая модификация. Один шаг, предпринятый нами с целью отметить смену поколений, в ретроспективе оказался не особенно успешным. Я говорю о понятии «Клевая Британия»[14]. Поощрять британский креатив, конечно, похвально, а вот делать его легкой добычей пародистов — моветон. Я же усложнил задачу, настояв на том, чтобы, вопреки сомнениям моих коллег, пригласить членов рок-группы «Оазис» на вечеринку, которая проводилась на Даунинг-стрит, 10 в рамках «Клевой Британии». Я сделал это, потому что мои сыновья-подростки, мечтавшие о карьере рок-музыкантов, жаждали получить автограф лидера группы, Ноэля Галлахера. Расплатой стали видеоклипы, транслировавшиеся по телевидению всякий раз, когда случалось что-нибудь скверное: рок-звезда входит в дверь на Даунинг-стрит. Такая же ситуация была с «Битлз», принявшими приглашение Гарольда Уилсона. Вывод: дальновидный премьер-министр, как бы молод для своей должности ни был, должен противостоять соблазну казаться знатоком современных тенденций.
Готовясь к периоду правления Тони Блэра, я учредил группу планирования, состоящую из лейбористов с опытом работы в правительстве или по крайней мере с опытом планирования в переходный период. Этих лиц я уравновесил матерыми госчиновниками. Группа собиралась на Говер-стрит, на квартире у Тэссы Блэкстоун, главы колледжа Бирбек. Присутствовали обычно Чарльз Кларк (глава администрации Нила Киннока), Патрисия Хьюит, совместно с Кларком планировавшая переходный период (который в 1992 году не состоялся), а также Ник Монк, на тот момент только что ушедший на пенсию с поста непременного секретаря департамента занятости. Аналогичную группу я сформировал из бывших старших дипломатов — она включала Майкла Батлера (постоянного представителя в Евросоюзе) и Дэвида Ханнея, сначала занимавшего тот же пост, а затем — пост посла в ООН. По моему замыслу, эти чиновники должны были давать неофициальные советы по вопросам внешней политики. С помощью Патрисии, которая на тот момент была директором консалтинговой компании «Аксенчер»[15], мы разработали программу подготовки министров теневого кабинета к новым ролям в правительстве. Ведь едва ли кто из них имел опыт управления хоть чем-нибудь, а общение с высокопоставленными пенсионерами должно было способствовать их привыканию к отношениям между политиками и госчиновниками. Впрочем, многие из них с предубеждением восприняли нашу инициативу и не оценили предлагаемый опыт, особенно же — Тони Блэр, Гордон Браун и Джон Прескотт — эти вовсе отказались участвовать в эксперименте. Да и вообще редкий теневой министр использовал наш опыт в самоподготовке к новой работе.
Многие лейбористы ожидали найти в госчиновниках этаких закоренелых тэтчеритов, однако восемнадцать лет правления тори утомили даже госчиновников и возбудили в них жажду перемен. Для начала мы устроили для непременных секретарей встречу с лицами, занимающими те же посты, только в теневом кабинете; это было за полгода до выборов. Некоторые, например Джек Стро, так старались, что своими постоянными просьбами о повторных встречах нередко доводили госчиновников до белого каления; другие на эти встречи вовсе не являлись. В отдельных случаях непременному секретарю приходилось встречаться с двумя разными теневыми министрами. Эндрю Тёрнбулл из Департамента окружающей среды встречался с Фрэнком Добсоном, секретарем теневого кабинета по вопросам экологии, а затем ускользнул в Йоркшир, где имел беседу с Джоном Прескоттом (мы шепнули Тёрнбуллу, что Прескотту светит этот департамент в правительстве). Непременным секретарям были понятны подозрения политиков; они всячески старались доказать, что не являются ультраправыми. Они часто осторожничали до такой степени, что не говорили теневым министрам, насколько нелепы отдельные их замыслы. Нашей главной на тот момент проблемой была отнюдь не стена, отделяющая оппозицию от госчиновников, а необходимость обуздывать их энтузиазм, более подобающий представителям левого крыла.
Что касается Тони Блэра, он обратил внимание на Кабинет, лишь когда ждал результатов выборов в своем доме в Тримдоне. Джон Прескотт прибыл из своего избирательного округа, города Кингстон-апон-Халл, чтобы подвести итоги переговоров относительно своего нового суперпортфеля — он стал министром окружающей среды, транспорта и регионального развития (только эти три сферы интересовали его по-настоящему). Питер Мандельсон приехал из Хартлпула, намереваясь дать совет, а Гордон Браун несколько раз переспрашивал, кто за какую работу берется. В крайней спешке мы назначили одного из брауновских сторонников, Дугласа Хендерсона, министром по делам Европы, поскольку уже на следующий день кто-то должен был представлять страну в Брюсселе.
Назначая первый за восемнадцать лет лейбористский Кабинет, Тони мог намекнуть, каковы будут его шаги в новом правительстве; дальнейшие события показали, что нам следовало бы проявить больше оригинальности в выборе министров. Впрочем, по уставу лейбористской партии, избранные члены теневого кабинета должны сформировать кабинет правительственный, вот и приходилось держаться «своих». Удалось провести минимальные изменения. Тони Блэр не без труда уломал Дерека Фостера, главного «кнута»[16] оппозиции, уйти в сторону и с еще большим трудом упросил Майкла Мичера отказаться от министерского портфеля в пользу работы под началом Джона Прескотта. Мы перетасовали портфели, переместили, в частности, Джорджа Робертсона в сферу обороны, а Дональда Дьюара — в Шотландию[17].
Новые члены, в тот день переступавшие порог секретариата Кабинета министров, испытывали благодарность столь всепоглощающую, что Тони, пожалуй, легко мог бы сделать еще пару-тройку замен. Однако мы не рискнули, и этот недостаток решимости изрядно связывал нас в первые годы правления, когда мы пытались проводить реформы. Костяк лейбористской партии, в частности такие люди, как Фрэнк Добсон, обладатель очень важного портфеля министра здравоохранения, и Гэвин Стрэнг, министр транспорта, существенно замедлили нам реформирование социальной сферы. Новоиспеченному премьеру не надо зацикливаться на том, чтобы правительственный Кабинет по составу стал зеркальным отражением его теневого кабинета. Опыт, приобретенный в оппозиции, почти бесполезен в правительстве; более того: отдельные политики куда лучше проявляют себя в оппозиции, чем в правительстве. Например, Робин Кук блистательно вел дебаты в Палате общин и, пока мы находились в оппозиции, заглядывал ко мне в кабинет, в Спикерский дворик на первом этаже Вестминстерского дворца, и спрашивал, читал ли я в «Таймс» отзывы на то или иное его выступление. Если я отвечал отрицательно, он сам зачитывал отзывы вслух; моя задача была периодически выдавать одобрительные «Ого!» и «Надо же!». Секретарь по внешней политике Робин Кук был потрясен своим новым просторным кабинетом, где доминировал портрет непальского генерала XIX века. Кук пригласил меня в первый же день, плюхнулся в кожаное кресло со словами: «Как вы полагаете, Джонатан, — недурственно для бывшего лектора в вечерней школе?» Зато на работе в правительстве Робин отнюдь не горел и явно тяготился ежедневными рутинными обязанностями. Поэтому-то и не раскрылся как министр.
