В конце концов, переговорив со всеми лидерами, мы решили, что имеем около тринадцати миллиардов евро для удовлетворения всех разнообразных требований, и занялись их распределением. Не успели мы озвучить суммы, предназначенные голландцам, финнам, полякам и прочим, как явились наши чиновники, крайне смущенные, и сказали, что ошиблись в подсчетах. Выходило, что мы размахнулись отдать лишние два с четвертью миллиарда евро. Вот было положение так положение! Возобновлять переговоры нельзя — ни одна страна не согласится на сумму меньше только что названной. Некий чиновник предложил взять деньги из неприкосновенных запасов ЕС; Баррозу воспротивился — мол, без согласия Европарламента это неприемлемо. Наконец чиновники догадались сократить дефляторы в бюджетной модели; дебет вновь сошелся с кредитом. Пока чиновники думали эту мысль, мы наблюдали переговоры между Шираком и Меркель. Еще до начала саммита Ширак объявил, что переведет французские рестораны на нулевую ставку НДС. Он всячески давил на Меркель, добивался ее согласия, чтобы завершить бюджетные прения. Меркель являла чудеса корректности и улыбчивости, но осталась непреклонна. «Теперь я погиб, — сказал Ширак, — мне светит общая забастовка владельцев и работников ресторанов».
Мы вернулись за стол переговоров, и к часу ночи бюджет был готов. Тони просил Ширака и Меркель выступить первыми, чтобы остальным труднее было вносить опасные для бюджета возражения. Мы знали: Верхофстадт непременно отомстит — попытается блокировать сделку; однако к тому времени, как до него дошла очередь, было высказано слишком много аргументов «за». Правда, пока выступали другие лидеры, Верхофстадт позволял себе выкрики с места. И все же полного консенсуса мы еще не достигли. Польский премьер хотел последнего штриха. Тони отправил меня к Ангеле Меркель, сидевшей от него довольно далеко; от меня требовалось попросить денег, обещанных землям Восточной Германии, для ублажения поляков. Меркель согласилась, сама подошла к Марцинкевичу и сама озвучила предложение. Таким образом, была поставлена последняя точка над «Ь. Служащие хотели было нести шампанское; я предвосхитил этот жест. Мне казалось, бюджет, принятый с таким скрипом, обмывать не следует.
По словам Джека Стро, сторонник Гордона Дуглас Александер во время саммита ходил за ним, за Джеком, по пятам, записывал все сомнительные Джековы высказывания и отправлял Гордону. Дуглас сказал Джеку, что исход саммита был бы иным, если бы переговоры вел Гордон. Уж Гордон-то уступок не делал бы. Джон Кунлифф, старший чиновник Казначейства, держал Гордона в курсе хода переговоров. Когда переговоры близились к завершению, Гордон потребовал передать мобильник Тони. Джон остановился на пороге переговорной, стал размахивать мобильником, однако Тони намеренно игнорировал его манипуляции. Переговоры продолжались. На следующий день Гордон заявил СМИ, что он лично недоволен результатами саммита. По возвращении в Лондон Тони поинтересовался, что бы на его месте стал делать Гордон. Настаивал бы на куда меньшем бюджете, с потолком в один процент от расходов ЕС, отвечал Гордон. На вопрос, кто бы поддержал эту позицию, Гордон сказал «Министерство финансов Германии». Тогда Тони напомнил, что канцлер Германии сама предложила более высокий предельный уровень, иными словами, от поддержки Министерства финансов толку было бы негусто.
Мудрый премьер всегда осознает, насколько важно в ЕС достичь таких соглашений, чтобы каждый из лидеров чувствовал себя победителем или по крайней мере мог, вернувшись на родину, внятно объяснить причины своих уступок. Правители, в понимании Макиавелли дальновидные, из всех своих деяний афишируют те, что и без того должны были свершить. Премьер-министру приходится снова и снова вести переговоры с другими европейскими лидерами; понятно, что ему нужно расположение этих лидеров в течение всего премьерского срока. Гордон применял тактику бульдозера; на одних отдельно взятых переговорах она могла и сработать. Собственно, так случилось на переговорах о Подоходном налоге (том самом, который был изобретен, чтобы избавить гражданина от налогов, если вклад делается не у него на родине). В остальных случаях тактика бульдозера обошлась нам слишком дорого. Едва мы пришли к власти, на нас посыпались жалобы европейских лидеров: мистер-де Браун груб, напорист, норовит «построить» министров финансов ЕС. Антонио Гутеррес, бывший премьер Португалии, в 2000 году жаловался Тони: дескать, не пойму, почему Гордону мало просто победить — нет, ему надо еще унизить проигравшую сторону. Гордон очень кичился своим успехом — вот и стал применять бульдозерную тактику в дальнейших переговорах. Да еще Тони называл «нулевым переговорщиком». «Будь ты тверд, как я, ты бы им сказал: ничего не получите, и они бы тогда и крохам радовались» — вот какие заявления он себе позволял. Его победа в деле о подоходном налоге вызвала недовольство всей Европы. А чего и ожидать? Известно: встал в позу на одних переговорах — будь готов расплачиваться на переговорах следующих.
Гордон хотел сопровождать Тони на последний его саммит, в июне 2007 года; я счел это неуместным. На саммите мы столкнулись с французским бульдозером нового поколения в лице Саркози. В январе Саркози говорил Тони, что темой летнего саммита намерен сделать европейскую мини-конституцию, чтобы «не висела», и просил Тони помочь уломать Ангелу Меркель. Июньский саммит был посвящен ратификации нового договора. В последнюю минуту Саркози попытался пропихнуть приложение к договору, касающееся ограничения роли соревнования, — счел такую вставку демонстрацией того факта, что англо-саксонская модель себя не оправдала. Питер Сазерленд, бывший комиссионер, позвонил нам и предупредил о замыслах Саркози. Немцы объявили, что согласны на приложение, ибо оно куда лучше предложенной Саркози альтернативы — поставить перед Европейским Центробанком задачу экономического роста наряду с обеспечением валютной стабильности. Мы высказались против. Саркози собрал нас в своем кабинете, Тони усадил напротив себя, а Найджела Шейнуолда и вашего покорного слугу — рядом, по другую сторону стола. Вместо того чтобы обращаться к Тони, Саркози повернулся к нам — и выдал все, что о нас думает. Я, мол, вам помогал с договором, все ваши поправки принял, а вы в одной «уловочке» посодействовать не хотите; не по-товарищески это. В отличие от Ширака, который в гневе был страшен, гнев Саркози как-то не воспринимался всерьез; мы приняли поправку, когда юристы — члены комиссии заверили нас, что погоды она не сделает. Что отнюдь не помешало Саркози по возвращении во Францию трубить о своей победе на каждом углу.
Британский премьер находится в весьма невыгодном положении по сравнению с лидерами других европейских стран. Во время заседаний Европейского совета руки у него связаны, и связывает их не кто иной, как британская пресса. Каждый саммит пресса преподносит так, словно на нем решается судьба державы в целом и премьер-министра в частности; дает понять, что придется оставить премьерское кресло в случае провала по конкретному пункту. Не успеет премьер прибыть на саммит, как британская пресса возвещает изоляцию Британии. Любой результат саммита, кроме полного триумфа, расценивается как унижение страны. Хуже того: британские журналисты посещают все пресс-конференции, а не только те, в которых участвует британский премьер, а потом противопоставляют заявления французов, немцев и даже бельгийцев о достигнутых соглашениях с заявлениями нашего премьера. Больше ни один политический лидер не страдает от подобного неверия в собственные слова о национальных достижениях. Неудивительно: в других странах журналисты, как и положено патриотам, ходят только на пресс-конференции своего лидера и точно передают сказанное лидером от лица нации.
Несмотря на сие прискорбное положение вещей, мы преуспели в восстановлении лидирующей роли Британии в Европе — но, увы, не сумели заставить британцев полюбить Европу. Наша первая ошибка стала и основной, и связана она с евро. Началось все в октябре 1997 года. Гордон позвонил Тони и объявил, что намерен в пыль разнести публикации о якобы существующих между ним, Гордоном, и Тони разногласиях относительно Экономического и валютного союза (ЭВС). С Гордоном уже побеседовал корреспондент «Таймс»; Гордон использовал интервью для стабилизации ситуации. Тони же в тот момент был занят чем-то другим и лишь рассеянно посоветовал Гордону изложить все Алистеру. Я присутствовал при этом разговоре и поспешил предупредить Алистера — мол, остановите Гордона от дальнейших заявлений прессе. Однако Алистер, сам испытывая двойственные чувства к Европе, позвонил корреспонденту «Таймс» Филипу Вебстеру. Сказал, что сейчас проклюнется Гордон с согласованным заявлением по ЭВС. Намерение было — отложить вступление в ЭВС до 1998, максимум — до 1999 года. Однако Чарли Уилан успел от имени Гордона заявить «Таймс», что Британия не вступит в ЭВС при нынешнем Парламенте. Когда мы узнали об этом, что-либо предпринимать было уже поздно. Тони не скрывал гнева на Гордона и Чарли, поклялся изменить их стиль работы. Следующие полмесяца Чарли со страху трясся, как желе. Затем в течение нескольких дней решалось, какова будет официальная позиция правительства. Мне пришлось координировать телефонные переговоры между Тони, заседавшим среди глав Содружества в шотландском Глениглсе, и Гордоном, оставшимся в Лондоне, а еще — навещать Сару в больнице, ибо именно тогда родилась наша старшая дочь. Поскольку Гордон с Чарли уже нас предали, с вступлением в ЭВС мы ничего не могли поделать до следующих выборов. Вообще правителя часто обходят при принятии важных решений — правителю остается пожинать их плоды.
