Истинная причина полного фиаско заключалась в том, что полиция слишком далеко зашла — отступление без «потери лица» уже не представлялось возможным. По мере углубления ямы крепло желание полиции найти нечто неопровержимое. К несчастью для них, в темной комнате не было никакой черной кошки. В конце концов Королевская прокурорская служба и независимые юристы, уполномоченные перепроверить дело, избавили полицию от этой беды — велели прекратить следствие. Случилось это как раз перед нашим поражением на выборах. Лица никто не потерял, но мы потратили уйму времени и эмоциональной энергии на полицейские разбирательства, вместо того чтобы в последний наш год у власти озаботиться вопросами политики и стратегии.
В 2006 году кривая конфликтов пошла на спад, и я предложил целый пакет реформ. В частности, советовал не давать премьеру распределять награды и почести; списки кандидатов отправлять от секретаря Кабинета прямиком к королеве. Также речь шла о государственном финансировании партий (на котором я начал настаивать еще после скандала с Экклстоуном); о реформировании Палаты лордов, чтобы по крайней мере новые «представительные пэры» избирались голосованием, а не партийными лидерами. Я говорил о назначении независимого комиссионера по рассмотрению жалоб на правительство; комиссионера, уполномоченного вести расследования и по фактам отчитываться перед премьером, с тем чтобы последний решал, уволить того или иного министра или оставить в должности; наконец, я внушал мысль о формировании законной Комиссии по жалобам на прессу. Провести эти реформы у нас не было возможности; правда, мы успели отказаться от права премьер-министра предлагать наградные списки. Проблема обнаружена еще Макиавелли и заявлена в названии данной главы — это необходимость иметь некий согласованный аппарат для расследования обвинений. Полиция таким аппаратом не является, для политических дел не годится; надо по возможности держать ее от политики подальше. Разумеется, закон един для всех; если преступление совершено, преступники должны быть выявлены и соответствующим образом наказаны, независимо от их статуса. Однако полиция, с тех пор как поучаствовала в расследовании дела о займах за пэрство, привлекалась к расследованию целого ряда других дел, по большей части тривиальных и сугубо политических. К этим делам относится и драматический эпизод с полицейским вторжением в кабинет спикера оппозиции. Учитывая свободу действий полицейских, ситуацию может исправить только волевой комиссар лондонской полиции, понимающий, насколько глупы подобные действия; комиссар, стало быть, — или новое законодательство.
С другой стороны, не хотелось бы сворачивать на американский путь, где кишмя кишат политически мотивированные независимые прокуроры. Чету Клинтон, например, целых семь лет терзали по «делу Уайтуотер». Расследование не обнаружило ни единого факта нарушения закона — зато обошлось в целое состояние, не говоря уже о том, что мешало Биллу Клинтону исполнять президентские обязанности. Похоже, все современные американские президенты второй срок проводят в суде: Рейган привлекался по делу «Иран-контрас», Клинтон — по делам Уайтуотер и Моники Левински, Буш — из-за выдачи имени агента разведки. Так быть не должно. Честность политика измеряется у избирательной урны — количеством поданных за него голосов. Мы не вправе отрывать политиков от работы, за которую они деньги получают; не вправе втягивать их в судебные процессы по пустячным делам.
Пожалуй, самый оптимальный «механизм» был предложен мною в 2006 году. Я говорю об учреждении должности независимого комиссионера, уполномоченного расследовать правомерность всех обвинений против министров и обязанного отчитываться перед премьером. Такой чиновник, по моей мысли, занимался бы лишь теми делами, что поручит ему премьер, зато его отчеты подлежали бы обнародованию. За премьером оставалось бы право принимать меры в соответствии с результатами расследования. Неразумно отвлекать правительство на такие мелочи, как министерские увольнения, — это задача премьера.
Когда мне было семнадцать, я работал помощником садовника в Британском посольстве в Вашингтоне и жил у брата, в Джорджтауне. Брат служил личным секретарем посла. Шел 1973 год; каждый вечер корреспондентом журнала «Таймс» в Белый дом доставлялись распечатки стенограмм по делу «Уотергейт». Процесс захватил меня; я прочитывал все, даже «непечатное пропущено» в скобках. Что я вынес из того периода? Что в политике глупо, да и бесполезно, пытаться что-либо скрыть. В самом начале расследования по делу о займах за пэрство я постарался до всех участников донести простую мысль: нужно всеми способами избегать «дымовых завес». По иронии судьбы, на завершающей стадии расследования полиция попыталась обвинить нас в создании «задымления». Полицию сбила с толку инструкция «В&О» («Вопросы и ответы»), составленная, когда скандал только разгорался, с целью собрать все факты и обеспечить участников ответами на предполагаемые вопросы прессы. На «В&О» зиждется работа политика; я немало удивился, когда для полиции это стало открытием. Еще больше я удивился, когда полиция прислала нам по факсу письмо, к которому по ошибке присовокупила свою собственную инструкцию «В&О» относительно текущего расследования; иными словами, формат этот широко использовался полицейскими. Вывод: мудрый правитель во время любого скандала не допустит ничего, могущего позднее быть истолкованным как создание «дымовой завесы»; все подозрительные действия тотчас пресекаются.
Второй урок, извлеченный нами из скандала с займами за пэрство (а также из большинства предыдущих правительственных кризисов), — это необходимость реформировать систему партийного финансирования. Партийные лидеры не любят сами добывать деньги. По их мнению, это занятие недостойное и отнимающее много времени. К тому же добыча средств ставит правителя в двусмысленное положение. А с помощью Майкла Леви, поднаторевшего в сборе средств на благотворительность, нам удалось вывести лейбористскую партию из полной зависимости от профсоюзов — мы привлекли к финансовой поддержке частных лиц и внесли изменения в закон (отныне от партий требовалось обнародование фамилий спонсоров). Однако такая новая прозрачность проблемы не решила. Наоборот — усугубила. Теперь СМИ знали всех спонсоров поименно и могли поднимать вопросы об их мотивах. В результате количество скандалов, вместо того чтобы сократиться, увеличилось. С 1997 года и по сей день я уверен: единственный выход — государственное финансирование; оно даст возможность политикам не компрометировать себя выпрашиванием денег. Однако такая мера остается непопулярной. Налогоплательщики не хотят финансировать еще и политиков — что вполне понятно. Кстати, о принципах речь не идет — государство и так финансирует всевозможные действия политических партий. Дополнительные вложения были бы минимальны, с учетом отсутствия в Британии дорогостоящей политической телерекламы. Разумеется, даже и государственное финансирование не возымеет эффекта серебряной пули. В странах, где оно сосуществует с правом партий изыскивать дополнительные средства, скандалы тоже случаются. Так, в подобном скандале был замешан канцлер Германии Гельмут Коль.
Единственное средство — лояльность партий друг к другу, этакое межпартийное взаимопонимание. У нас был шанс его достигнуть в последние годы правления; увы — мы этот шанс упустили. Тони несколько раз встречался с Дэвидом Кэмероном для обсуждения межпартийной сделки. Кэмерону хватило политического чутья, чтобы понять: такая сделка поможет ему в долгосрочной перспективе, ведь тори столь же уязвимы перед «спонсорскими» скандалами, сколь и лейбористы. Вдобавок не оставалось сомнений, что тори по части изыскивания средств перещеголяют нас, лейбористов, уже непопулярных во время третьего срока. К сожалению, мы допустили ошибку — на одну из встреч с Дэвидом Кэмероном пригласили председателя лейбористской партии Иана Маккартни, и он взял инициативу в свои руки. То есть стал выдвигать требования в неумеренных количествах, чем заставил Кэмерона усомниться в нашей серьезности.
