Тут он смог приподняться, и увидел, как задрожали окровавленные скулы адмирала — он выкрикнул в неожиданной ярости:

— Теперь я все понимаю! Изменник, негодяй! Будь же ты проклят! Ты не сын мне — ты Враг, проклинаю!..

С этими словами он выхватил клинок и шагнул навстречу Альфонсо, хрипенье непрерывно вырывалась изо рта его, кровь из глазниц все вытекала…

Но между ними сидел ворон, махал своими раскаленными крыльями; от одного, особенно сильного взмаха — волосы на голове адмирала задымились, сам же он застонал и повалился в траву — еще пытался подняться оттуда, но уже тщетно.

— Проклинаю! Матереубийца! Ненавистный! Альфонсо окаянный!.. Ну, дай мне только подняться, зарублю!

— Батюшка! — с болью выкрикнул Альфонсо. — Да прости же ты меня! Да не виноват же! Уж если ты не простишь, кто ж тогда простит?! Где ж мне утешенье от боли то этой искать?! В смерти ли?! А смерть то не дается — сил во мне слишком много молодых, чтобы так вот легко смерть принять!.. Батюшка!!! — от этого страшного вопля, еще сильнее зарыдали малыши.

— Прощения!.. — рыдал, повалившись в траву, Альфонсо.

— Прощения?! — безумно усмехнулся адмирал. — Не будет тебе прощения ни от меня, ни от потомков! Да — мучайся — ты этого заслужил!..

Несколько мгновений Альфонсо просидел как бы в оцепенении, потом промолвил:

— Да, вы правы — меня нельзя простить. Слишком много захотел — посидеть в темнице, да грех свой искупить. Да — я страдать должен, так страдать, чтобы изгореть всему, а потом то из пепла возродится… Не прощайте, проклинайте меня — называйте меня матереубийцей, и предателем — такой я и есть. Но позвольте же вам помочь!..

И он сделал было к нему движенье, но адмирал сделал резкое движенье рукою, точно отталкивая его; прохрипел с яростью:

— Изыди!.. Беги, Враг! Беги, пока можешь! Знай, что, рано или поздно мы еще встретимся! Прощенья захотел?! А стали ли не хочешь?! Изыди! Ненавижу!..

Адмирал совсем изнемог, и стал заваливаться на землю. Он еще пытался бороться — выставил дрожащую руку.

В это время пред Альфонсо промелькнули черные крылья, и началось карканье: «Ты что…» — однако, юноша не дослушал. Он с яростью, не говоря ни слова, только зашипев змеею, ударил по этому черному пятну кулаком — из всех сил ударил; затем — метнулся к отцу своему, успел подхватить его за плечи, положил на спину на коленях своих.

Теперь прямо перед ним был этот страшный лик с двумя кровавыми провалами. Но он не отворачивался — смотрел и шептал:

— А помнишь ли, батюшка, как мы вместе: ты, матушка, да я — совсем еще маленький, выехали к морю. Ты сидел на черном скакуне, матушка — на белом, я сидел рядом с нею… Тогда то я впервые увидел море! У меня такое тогда в душе всколыхнулось, такое!.. И тогда то, в тот теплый, закатный вечер, вы, батюшка, запели — для нас запели, для моря. Помните? Помните?.. А я вот, как на яви, все до сих пор помню… Слова то той песни — что за дивные слова:

Альфонсо, склонившись над самым лбом отца своего, плакал; шептал:

— Помнишь ли, помнишь?.. А потом то мы спешились, и пошли по пляжу. Кругом ни души. Из песка камни поднимаются — темные, водами обточенные, такие древние, как этот мир. Сколько мы тогда в молчании, созерцая красоту эту, у того берега просидели! Только от одного воспоминания о том, такая теплота в душе разливается… Простите меня… пожалуйста…

Альфонсо не суждено было услышать этого ответа. Та сила, про которую он забыл, ударила его железным крылом, разодрала щеку, да силой этого удара попросту перебросила через озеро. Там Альфонсо покатился в траве. Еще не успел очнуться, а тут — новый удар. Вновь он катится куда-то… Потемнело в глазах, однако, та сила, которая овладела им, не давала юноше забыться. Вот, точно железный ветер в голове пронесся, и он, широко распахнув глаза, увидел над собою, гневливое, наполненное облачными шрамами небо. И вновь загрохотало — перекинулось через все небо, да с такой силой, что, казалось, небо расколется, да рухнет тяжеленными, кровоточащими обломками…

На груди Альфонсо сидел ворон. Смотрел непроницаемым оком:

— Что вожусь с тобою — с червем, с жалкой, бесконечно лопочущей по мелочам, слезливой, бабьей душонкой?! Давно бы бросил бы тебя, да и изгнил бы ты, слабый и некому ненужный. Не жду я от тебя благодарности, знаю, что за истинную дружбу, только ненависть от тебя получу. Но — я верен тебе! А ну встань!..

Вновь сила превосходящая его собственную вздернула юношу на ноги, и тот увидел пред собою Сереба с колыбелью. Над горизонтом поднималась сплошная, непроницаемая грозовая стена. Черные бастионы беспрерывно озарялись молниями, и, казалось, что тьма эта сейчас обрушиться, поглотит весь мир.

— Туда! — неожиданно громко и властно прокричал ворон. — Твой путь лежит во тьму. Ты пройдешь сквозь бурю, там, где никто кроме тебя не пройдет! Ты пронесешь с собою трех братьев, и оставишь на этих берегах прошлое! Да — там куда я тебя веду — прошлое не будет тяготить! На Сереба — скорее!

Тут только Альфонсо заметил, что тело коня обвивают некие синие полосы — они с шипеньем вгрызались в его плоть, стягивали мускулы, доставляли ему великие мученья, и заставляли двигаться туда, куда хотел ворон. Альфонсо хотел было воспротивится, однако, и его скрутила невидимая сила, бросила в седло — голос каркал в ухо:

— Ты еще будешь радоваться, что я подоспел вовремя! Оглянись-ка!

Не дожидаясь, пока Альфонсо повернется — та же сила, которая швырнула его на Сереба, несколько повернуло его тело и голову.

Теперь Альфонсо видел, что с запада длинную стеною, гонят своих скакунов всадники — их было не менее сотни. Альфонсо вновь был развернут в седле навстречу буре. Сереб, против своей воли, вздрагивая от боли, побежал в ту сторону, а ворон все каркал:

— Что, думаешь — они просто на прогулку выехали?! Это погоня за тобой! Уж будь уверен — в этом Нуменоре, все становится известно сразу! Нигде укрыться — всюду глаза этих ищеек. То, что случилось у озера, увидела какая-то птаха, и вот — донесла… Они в ярости, они хотят убить тебя! Смотри, как коней то гонят, ну ничего — Сереба им не догнать!

Конь нес его на восток, навстречу буре. Все сильнее, словно бы желая раздуть угли громадного костра, дул ветер; над головою, первыми отрядами грохочущей армии, неслись быстрые, похожие на копья облака. Слагались они и в другие образы — там можно было узнать и драконов, и гигантских летучих мышей — правда, они не имели плоти, но были лишь расплывчатыми, подвластными ветру призраками.

Простите вы меня. Маленькие, пожалуйста — простите меня! — шептал Альфонсо, и не переставая рыдать, иступленным, нечеловеческим голосом взвыл: