Вот зачем им-то ехать сюда? Представь, Александр, тебя привезли в Индонезию. Язык непонятный, бабы закутаны в простыни, все жрут сырую рыбу и моются один раз в квартал. Сколько часов можно выдержать в этой хреновине?

Ан нет! Народ прет и прет, и часто бывает так, что одна старая бабка-немка, какая-нибудь там Берта Шмидт, везет в Германию целую обойму разного-всякого. Бабка эта, например, после войны, в ссылке, вышла замуж за крымского татарина, тоже ссыльного. Менять фамилии тогда ссыльным не разрешалось, бабка осталась Шмидтихой, а он – каким-нибудь там Юсуфом Хайруллиным. Родился у них сын. Назвали Аликом. Подумали-подумали и решили: черт с ним, пусть будет Шмидтом, как-то лучше в России Шмидты приживаются, чем Хайруллины. Алик, естественно, кроме фамилии, от бабки ничего другого не унаследовал. По-немецки говорить мог разве что одно слово: “Гут!” Паспорт ему в 16 лет выдали и по дурости влепили туда “немец” – “а как же, Отто Юльич немцем был, это факт!” Ну вот, Алик отмучился в школе, отслужил два положенных кирзовых, там дембель, домой пора, а дома девки, после двух годов тайн под одеялом, зараза, аж масло с них капает! Ну и женился Алик на Зухре: хоть и туркменка, а сиськи – во! Через полгода у них с Зухрой приключился Наиль, потом – Надя, потом – Рустамчик…

А тут как раз перестройка. М.С. границы открыл, и соседки бабке Шмидтихе нашептали: теперь можно “туды”! Сечёшь поляну? Бабка Берта, дед Юсуф, сын их Алик с невесткой Зухрой, Наиль со свежей женой Нюрой и доченькой Ирочкой, Рустам с Таней и с внучком Мироном – все в Германию. Потому как бабка Берта по немецким законам имеет право на въезд в ФРГ как пострадавшая от сталинских репрессий и высылок немка, сын ее – ясно, немец, дети его все это вычислили и переделали давным-давно свои паспорта на “немецкие”…

Какое у них будущее? А вообще – чего я о них забочусь? Какое у меня будущее? Кто это сказал: “Свобода нужна образованному, а тому, кто проще, нужна жратва…” Чего нужно было мне?

Сейчас, наверное, скажешь: во, понесло фраера! Это я с пива. На трезвую голову все больше молчу и размышляю. И если это мое письмо до тебя дойдет (не думаю, что КГБ надумает его вдруг расшифровывать), то не суди меня так строго, дружище Александр!

Ты случаем не встречался ли с Сергеем Подкабанским? Чем он сейчас занимается, вождь наш идейный? Был у меня в Алма-Ате знакомый такой – Владимир Алексеевич Аусман, немец, бывший комсомольский лидер из Кустаная, потом его вынесло в ЦК, завотделом межнациональных отношений. Во идейный был гусь! Он и спал, наверное, только с “Капиталом” под задницей. Интересно бы знать, как он сейчас себя чувствует в руинах лучезарного храма?

Хотя неделю назад мы с женой вернулись с Крита. Встречали там море русских нуворишей. Четко просматриваются две категории – бывшие хранители и ныне пользователи золота партии и их слуги. При Брежневе и Андропове эти слуги либо еще ползали под столом с соской во рту, либо подкармливались в солнечном Магадане. Сегодня они на Крите. И мы не хуже многих! А личики у них, не обезображенные интеллектом…

Вот такой расклад, Александр. Перечитал сейчас только бред свой сивокобыльный. Тебе трудно будет. Не пробиться сквозь это все. Но ты не сетуй, пожалуйста, будет время – дай знать о себе.

Пока все. Ну, да ладно. Привет – и пока. Пиши осторожно, вдруг моя благоверная первая вскроет письмо твое. А там, как в анекдоте про Чапаева, – про ружья написано…

Франк!»

«Коротко и ясно! – думает Дубравин. – Надо бы дать ему ответ». Но в дверях уже появляется Гюзель. Несет чай. Начинается суетной новый день!

Письмо Андрея не выходит у него из головы: «Вот как оно все повернулось! Несладко Андрюхе на своей исторической родине. Видно, не только хлеб с маслом нужен человеку, чтобы радоваться жизни. Мужику хочется еще и как-то реализовать себя. Куда-то двигаться…»

В этот момент его размышления резко прерывает вошедшая слегка бледная секретарша. Она как-то странно смотрит на Дубравина. И тихо говорит:

– К вам там пришли…

– А! – неопределенно мычит он в ответ. Мало ли кто заявляется к нему с утра.

А его черноглазая, черноволосая, свежая «конфетка» тихо, видно, для того, чтобы не слышно было в приемной, почти шепотом добавляет:

– Из налоговой полиции!

– Ого! Ну, зови! – говорит он. А у самого сердце в груди ёкает. И сжимается от страха. Каждый советский человек, его друзья, родственники – все общество за годы советской власти на собственной шкуре в течение семидесяти пяти лет познавало доброту и заботу государства трудящихся. И каждый из них на генном уровне боится и ненавидит власть. Дубравин не исключение. Тем более он работает в такой сфере, где все еще не установилось, правил нет, а, стало быть, у властей море возможностей для «импровизаций» над бизнесом.

Гюзель тихо выходит. И вслед за нею в кабинет прошмыгивает маленький, миниатюрный человечек в штатском. Его облик кажется Дубравину странно знакомым. И уже через минуту он вспоминает. Но не фамилию, а историю.

Было это в Алма-Ате. В те времена, когда он работал в автомобильном журнале. И заведующий техническим отделом некто Туманов попал в органы за спекуляцию книгами. Вот тогда и появился у них в редакции этот человечек. Следователь. «Как же все-таки его фамилия? Что-то связанное с камнем. Только у него тогда были длинные волосы до плеч».

– Константин Андреевич Кремень, – представляется человечек. И добавляет: – Начальник отдела налоговой полиции. – Потом он слегка шмыгает носом. Видимо, от простуды. И еще раз, оглядев маленький скромный кабинетик Дубравина, добавляет: – Однако скромно у вас!

Дубравин ничего не отвечает. Он, как и все люди, фактически работающие в бизнесе, в общем и целом представляет себе функции налоговых полицейских. И знает, что в этой организации оседают в основном силовики, ушедшие из других структур – МВД, КГБ, прокуратуры. То есть фактического сокращения таких подразделений почти нет. Кадры, так сказать, перетекают из одной службы в другую. Соответственно, с ними переходят и подходы, методы, менталитет. Советские. Так что от этих ждать чего-то нового не приходится. Все как было в ОБХСС. Поэтому он просто спрашивает:

– А что это вы и к нам? Чем обязаны? Вроде бы как наше агентство «Завтра» не самый крупный налогоплательщик в Москве? Есть фирмы в десятки раз крупнее…

– А у нас плановая проверка. Вы по графику попадаете! – заявляет на «голубом глазу», честно глядя Дубравину в лицо, новоявленный налоговый полицейский, перелицованный и перешитый из бывшего стража социалистической собственности.

– А у вас имеются какие-то документы, приказы на проверку? – все еще сомневается Дубравин, прекрасно знающий, чем сегодня промышляют пустившие новые корни силовики.

Кремень достает из коричневой папки аккуратно сшитые металлической скрепкой листы. Подает. Действительно, это постановление, подписанное начальником и предписывающее подполковнику Кремню и майору Шамшурину «произвести проверку» на предмет… И так далее и тому подобное… Возразить нечего. Тем более что в кабинете через несколько минут материализуется и второй – такой крепенький, спортивный, гладко выбритый до синевы на щеках мужичок. Глядя на него, Дубравин долго пытается разобраться в своих ощущениях. И вдруг его озаряет: «Да, это же гэбист! Как я сразу не догадался! Такие же ребята пасли нас в студенческой юности. Вот откуда ноги растут!»

Дубравин вызывает главбуха по телефону:

– Валентина Петровна! Зайдите ко мне!

Через минуту вплывает на порог, занимая оставшееся пространство, главный бухгалтер. В могучих руках у нее тоненькая папочка на подпись, а в смешливых глазах любопытство.

– Вот к нам! Из налоговой полиции! – торопливо представляет ей визитеров Дубравин. – Говорят, что у них плановая проверка. Товарищам надо предоставить бухгалтерские документы за прошлый и нынешний годы. А также найдите им рабочее место, – говорит он, а сам наблюдает за тем, как меняется выражение ее лица.