— Что скажете, братцы, если начать наступать не днем, а ночью?

— Это дело нам знакомо, товарищ генерал, — ответил солдат Ковригин. — В тайге часто приходилось охотиться ночью, и не было случая, чтобы головой бились о пихту.

Навсегда запомнился мне этот солдат, стоявший в центре пятерки. Немногословный крепыш, внушительного вида, он как бы олицетворял дружный коллектив сибиряков.

Самое благоприятное впечатление оставили командиры и комиссары, с которыми довелось побеседовать, особенно Люхтиков, Куценко и военком полка старший политрук П. Д. Хархота. По моей просьбе Люхтиков вкратце рассказал, как шло формирование его дивизии.

— Срок для формирования дали жесткий — всего две недели. Люди приходили прямо с заводов, фабрик, из сельской местности. Почти все добровольцы. Народ замечательный, только с военными знаниями дело обстояло слабо: большинство ушли в запас лет десять тому назад. А опытных командиров у меня почти не было, лишь единицы бывалых фронтовиков попали в дивизию из госпиталей после выздоровления. Их и назначили инструкторами. Они подготовили командный состав, а уже затем командиры рот и взводов приступили к обучению бойцов.

Была и еще одна трудность, не меньшая, чем первая: не хватало оружия. Как обучать бойцов? Детали учебного оружия пришлось сделать из… дерева, и все же занимались день и ночь. За неделю удалось обучить новичков элементарным навыкам обращения со стрелковым оружием. Командирам взводов, рот, батальонов одновременно прививались навыки организации разведки, ведения наступательного и оборонительного боя, показывались приемы самоокапывания и маскировки, а они, в свою очередь, обучали бойцов. Прошла еще неделя. Наши подразделения стали уже выглядеть более или менее по-военному. Перед самым отъездом провели дивизионное учение на местности в условиях, приближенных к боевым. Но даже в вагонах, по пути на фронт, наши воины продолжали занятия и, конечно, с нетерпением ждали, когда им вручат настоящие боевые винтовки и автоматы.

В те дни стояли сильные морозы. В вагонах имелись печки-времянки, но дров недоставало. За два дня до прибытия к месту выгрузки в эшелоне появились квартирьеры из 30-й армии. Они сообщили, что сразу после прибытия весь личный состав получит оружие. Велика была радость бойцов. «Вот теперь-то доучимся владеть настоящим оружием», — говорили они, бросая в огонь деревянные макеты. В вагонах сразу стало теплее…

Трудно что-либо добавить к рассказу комдива Люхтикова. Сибиряки действительно сделали все, что могли, и показали чудеса храбрости и отваги.

В таких же сложных условиях формировались 371-я и 379-я стрелковые дивизии, о чем обстоятельно рассказали начальник штаба 371-й подполковник Иван Фомич Щеглов и командир 379-й полковник Владимир Афанасьевич Чистов.

Дивизии, прибывшие с Урала и из Сибири, естественно, не имели всего того, что было положено. В частности, у них не хватало очень важного: орудий и минометов, особенно в 348-й и 365-й дивизиях. Чтобы оказать помощь в подготовке наступления, в части срочно выезжали представители командования, штаба и политотдела армии. В один из дней мы с Н. И. Шиловым присутствовали на занятиях в 371-й дивизии генерал-майора Чернышева. Стрелковые роты 1231-го полка майора Борданова проводили при нас учения совместно с танками и орудиями непосредственного сопровождения.

Подойдя к одному из бойцов, я заметил, что он держит при себе флакончик и аккуратно завернутый кусок пакли.

Я спросил:

— Зачем вам это?

И вот что услышал в ответ.

— Морозы стоят, товарищ генерал. Смазка затвора может застыть. Поди тогда, постреляй… А мы затвор паклей с керосинчиком протрем — как по маслу ходить будет. У нас, у охотников, такой обычай: идем в тайгу, обязательно керосин и паклю прихватываем. Тогда уж зверь от ружья никуда не убежит! А теперь, думаю, и фашист тоже не уйдет…

Я заинтересовался и задал вопрос командиру полка:

— А есть ли это у других?

— Все имеют, — в один голос ответили Борданов и комиссар полка батальонный комиссар Седов.

Очень хорошее впечатление произвели на нас командир и комиссар полка.

Помню, в той же дивизии я спросил командира батальона капитана Солдатова:

— Как будете выдерживать направление, если батальону придется наступать ночью?

— По компасу определю азимут, — улыбнувшись, ответил капитан. Весь его вид говорил: «Нашел простака! Кто же не знает таких элементарных вещей».

— Компас компасом. Ну, а если вас ранят? На войне всякое бывает… Как выйдет из положения командир, который вас заменит? Да и вообще, в ходе боя не всегда удается возиться с определением азимута. Как вам кажется?

Вопрос всерьез озадачил комбата, да и не только его.

Вернувшись в штаб, мы с товарищами долго размышляли о том, как помочь подразделениям выдержать направление ночью на незнакомой местности. Посоветовавшись с командиром 348-й дивизии А. С. Люхтиковым, начальником штаба 371-й дивизии подполковником И. Ф. Щегловым и с начальником оперативного отдела штаба армии полковником М. М. Бусаровым, решили: зажигать по два костра в тылу каждого наступающего в первом эшелоне батальона, чтобы костры находились в створе направления движения, на расстоянии около километра один от другого. Если командир, оглянувшись, увидит два огня совмещенными в одной плоскости, значит, направление движения выдержано. Если же два огня будут видны порознь, значит, сбились с курса.

Г. И. Хетагуров предложил, кроме того, выделить в наступающие головные батальоны по одному — два командира, хорошо знающих местность. Так и сделали[34]. Не ограничиваясь этим, некоторые командиры полков успешно использовали в качестве проводников и местных жителей-добровольцев.

Каждому командиру взвода, роты, батальона было дано указание иметь по два заместителя.

Рекомендовано также взять на учет расторопных младших командиров, которые в случае необходимости могли бы командовать взводами во время боя.

Дивизии продолжали прибывать, а времени до начала наступления оставалось чуть больше суток. Проверялись последние разведданные о противнике и степень готовности наших частей и подразделений уже в исходном положении.

Вечером 4 декабря я зашел в одну из землянок 211-го кавалерийского полка 82-й дивизии. Встретили меня командир полка майор Конюк и военком батальонный комиссар Сергеев. Невысокий старшина вслух читал передовую статью вышедшего накануне номера «Известий». У меня сохранилась эта газета. Вот слова, которые с напряженным вниманием слушали в тот момент бойцы:

«Пусть проверяет нас время, борьба, — ее тяготы и невзгоды не согнут и не сломят нас. Золото очищается в огне, сталь закаляется в огне, человек раскрывается в огне борьбы. Пройдут годы, и, когда наши дети или внуки спросят нас: — Что ты делал в дни Отечественной войны? — каждый из нас, современников Великой Отечественной войны, должен иметь право ответить, гордо подняв голову: — Я исполнял свой долг, я бился вместе с народом, я отдавал борьбе все силы свои, все способности и все умение свое, я внес свою лепту в дело нашей победы!»

Наступило 5 декабря…

— Все готово, — доложили командиры соединений.

К полуночи войска заняли исходное положение. В тревожной тишине лишь изредка доносятся с переднего края короткие пулеметные очереди. Последние минуты бегут, словно кинолента.

На наблюдательном пункте армии — командарм, член Военного совета, начальники артиллерии, связи, инженерных войск, офицеры штаба.

Ровно в шесть утра 6 декабря без артиллерийской и авиационной подготовки, без криков «ура» армия в белых маскировочных халатах перешла в контрнаступление. Вскоре начала доноситься с передовой учащающаяся пулеметно-автоматная стрельба. Небо прочерчивали ракеты. Через час — полтора из штабов дивизий начали поступать первые боевые донесения об успешном продвижении вперед. К рассвету на главном направлении армия прорвала оборону противника до пяти километров в глубину и до двенадцати по фронту. Враг был застигнут врасплох, ошеломлен. Он не мог сразу определить, что происходит: частная операция или большое контрнаступление. Не смог установить и численности наступающих.