— Моё имя Ли Чжень У, великий хан.
— Так и быть, Ли Чжень У, даю тебе ещё два лишних дня. Ставь свои частоколы!
— А как насчёт палок, о великий хан?
— А что насчёт палок? — прищурился Менгу. — Палки вы получите заслуженно. Машины же сгорели?
Уже отъезжая от позиций, на которых догорали китайские камнемёты, Менгу подумал — очень мудрый обычай ввёл великий Чингис-хан. В отсутствии результата всегда виноват исполнитель, никак не внешние силы, ему препятствующие.
Князь Александр хмурился, кусал губы. Письмо, полученное от отца, только что не жгло руку.
«Здравствуй, сын мой возлюбленный Олександр. Пишу тебе послание сие в надежде, что поймёшь ты и не откажешь.
Занял пустующий стол Смоленска князь Литовский Миндовг. И понять его можно — кто не подберёт имущество, бесхозно на пути-дороге лежащее? Понять, но не спустить с рук. Это важно.
Это сейчас Миндовг тебе почти что союзник. Коли укрепится он в Смоленске, то вскоре силу наберёт немалую, и поскольку князь Брячислав слаб, то и Полоцку реальная угроза будет. Ну а как Полоцк под себя подгребёт князь Миндовг, тут уж и тебе врагом, а не союзником станет, вторым немцем. Такова жизнь, сынок, и тут уж ничего не поделать.
И потому прошу у тебя подмоги, хотя бы тысяч десять ратных людей. Потому как своих сил у меня негусто, даром что вся Владимирская земля с Переславщиной вкупе под рукой моей обретается. Токмо земля та нынче скудна и пусынна, и рати достойной вельми трудно собрать мне.
Так что думай и поторопись. Покуда есьм у меня возможность взять Смоленск без приступа и осады долгой, потом такой возможности не будет. Удержать сей город не надеюсь, однако, но то уже отдельный разговор — кто там князем Смоленским будет и как… Сейчас важно наискорейше литвинов оттуда выбить.
А в остальном не буду тревожить тебя. Живём мы тут скудно, да уже не голодной смерти ждёт народ. Даст Бог, так и поднимемся.
Мать здорова, слава Господу, и шлёт тебе отдельный привет.
За сим остаюсь отец твой Ярослав. Здрав будь и крепок»
Александр положил письмо на стол, задумался. Прав отец, прав… Конечно, немцы угроза наипервейшая. Но послать рать не такой уж и риск. Подготовиться к походу немцам время надобно, да пока узнают… К тому времени рать уж назад вернётся…
А если не вернётся?
Александр решительно тряхнул головой.
— Случь, ты не спишь?
В соседней комнате послышалась возня, и заспанный человек в накинутом на плечи полушубке возник на пороге
— Спал, княже, прости. Сморило. Ты-то чего не спишь, ночь глубокая на дворе?
— Некогда спать, Случь, некогда! Рати готовить надобно, к отцу на подмогу засылать!
— Ну? — Случь засопел. — А вече?
— Без всякого веча! Восемь тысяч своих воев есмь у меня, их пошлю немедля!
— Ух ты малый какой, а? Зубастый стал какой, слышишь, мать?
Княжич Юрий радостно лепетал, улыбаясь от уха до уха. Княгиня Елена улыбалась, наблюдая за вознёй мужа с младенцем. Редко, ох, редко выпадают сейчас такие минуты.
После недавних ужасов, угрозы осады полчищами татарскими, Киев уже не отпускала тревога. Поганые отошли к Чернигову и взяли его в кольцо. По счастью, Десна ещё не встала, и потому удалось вывезти их Чернигова по воде почти всех нератных людей, баб и ребятишек малых — угроза падения города была реальна, и про судьбу Рязани помнили все.
— Слышь, Елена… — перестал улыбаться князь Михаил. — Женить хочу Ростислава.
Княгиня вскинула глаза.
— Воля твоя, княже. На ком?
— На ком? На ком… Вот угорский владетель Бела имеет девку на выданье.
— На угорской княжне? — Елена округлила глаза.
Михаил встал, прошёлся по комнате.
— Подмога нам надобна до зарезу. К полякам-мазовам сам поеду, ладно… А Ростиславу саме время с уграми породниться. Крепкий народ.
Елена опустила глаза.
— Тебе видней, Михась.
Михаил крякнул.
— Эй, кто там! Лешко, ты где?
В горницу просунулась голова тиуна Лешко, того самого, что некогда звал княжну Марию на смотрины. За прошедшие годы тиун раздобрел, бородой обзавёлся, но прыти и чутья отнюдь не потерял — вот, пожалуйста, тут как тут по первму зову, будто под порогом лежал.
— Здесь я, княже.
— Распорядись там, пусть ладью готовят самую быструю. Завтра с утра в Чернигов, за Ростиславом Михайловичем… Хватит ему удаль молодецкую тешить, пора делом заняться.
— Ну здравствуй, князь Миндовг.
— Здравствуй, князь Ярослав.
Они стояли друг перед другом, глядя оценивающе и цепко.
— Сядем? — Ярослав Всеволодович указал на поваленную ветром сосну.
— Можно, отчего нет, — Миндовг подобрал плащ, не сводя глаз с князя Ярослава, уселся на ствол боком. Ярослав уселся рядом, но на расстоянии вдвое больше вытянутой руки.
— Не такой помощи ждали мы от тебя, князь.
— В таких делах, княже, кто успел, тот и съел. Смоленску нужен князь. И этот князь — я.
— Уверен? — усмехнулся Ярослав.
Миндовг прищурился.
— А разве у тебя есть чем возразить, Ярослав Всеволодович?
— Для такого дела найдём. Двадцать две тысячи ратных как тебе?
Миндовг побарабанил пальцами по обнажившемуся из-под коры серому древесному стволу. Не врёт, похоже. Разведка донесла — примерно так и насчитали. Немалую рать собрал князь Ярослав, и откуда только? Выходит, не совсем уже бессильной лежит вся Северо-восточная Русь.
Невдалеке маячили островерхие шлемы-шишаки охраны, с той и другой стороны. Витязи оцепили обширную луговину с единственной упавшей сосной. Чуть подалее виднелся русский лагерь, дым многочисленных костров доносился сюда, в чисто поле…
— Двадцать две тысячи довод серьёзный, — заговорил Миндовг. — Но мои люди под защитой городских стен…
— Смоленск ведь русский город, — усмехнулся Ярослав. — Что ж мы, татары, на стены лезть? Уж худо-бедно калиточку в город найдём. Покажут добрые люди. Не всем в Смоленске твоя рука по нраву, не в обиду тебе будь сказано, княже.
Миндовг снова помолчал.
— Я мог бы тебе возразить, князь Ярослав. Очень сильно мог бы тебе возразить. Но я этого делать не буду. Потому что псы-рыцари спят и видят, как бы втянуть Литву в войну с Русью. Поэтому я ухожу. Сейчас ухожу, князь Ярослав.
— И то хлеб, — чуть улыбнулся Ярослав.
— Но мы, похоже, вернёмся. Когда плод дозреет.
— Не поеду! Что это такое, из самого боя вон!
Боярин Фёдор разглядывал молодого князя Ростислава, чуть улыбаясь. На закопчённом, осунувшемся лице сверкали злой решимостью воспалённые глаза. Да, на войне быстро взрослеет человек.
— Какой же ты воин, коли приказы исполнять отказываешься?
— Да пойми ты, дядя Фёдор! — горячо заговорил Ростислав. — Ну если бы другое что… Тут товарищи мои насмерть бьются, а меня женихаться повезут — тьфу!
— А может, та твоя женитьба даст в руки отцу твоему тысяч сорок воев, о том ты подумал? А не то, что ты тут с самострелом да луком по стенам скачешь.
Ростислав засопел, упрямо поджав губы.
— Последним ведь подлецом буду чувствовать себя всю жизнь, Фёдор Олексич. Вы тут поляжете…
— Это кто тебе такое сказал? — округлил глаза боярин. — И сам помирать покуда не спешу, и людям не дам. Тебе, должно, неизвестно, что дюжина ладей немалых тут надёжно схоронены? До трех тысяч ратных могут на борт взять…
Ростислав вскинул голову, пристально пытаясь прочесть по глазам — не успокаивает ли его Фёдор Олексич, как маленького?
— Да не вру, не боись, — улыбнулся боярин. — Вот на днях и отвалим. Так и так не держат больше стены…
— А ну как шуга с верховьев пойдёт? Вмёрзнете в лёд посреди Десны на радость поганым!
Боярин Фёдор помолчал.
— Так ведь война, Ростиша. Всякое бывает на войне. Ну, значит, не повезёт нам…
Ростислав Михайлович хотел ещё что-то спросить, но в последний момент раздумал. Впрочем, и без слов понял мудрый боярин готовый сорваться вопрос — ведь больше трёх тысяч ратных сейчас в Чернигове? Но не спросил вот, что лучше всяких слов свидетельствует: уже не мальчик князь Ростислав.
