На сталинградской половине из дыма и огня возникают, постепенно увеличиваясь, проволочные заграждения, надолбы, жерла пушек и прочие препятствия. Вдалеке они — в проекции. Между этими препятствиями снуют солдаты.

Конец эпизода — музыка обрывается. Полная тишина.

Рахманинов и Наталья Александровна сортируют письма.

Наташа (читает). «Спасибо, дорогой Сергей Васильевич, что вы пробудили в нас совесть… — Бывший присяжный поверенный».

Рахм. (читает). «За сколько карбованцев продался ты, подлая шкура… Подъесаул Хижняк». (Рвет письмо.)

Наташа вскрывает другое письмо. Из него выпадает долларовая бумажка. Рахманинов пытается поднять и не может, поднимает Наташа…

Наташа (читает письмо). «Мистер Рахманинов, это мои собственные деньги, я мыла бутылки для миссис Гопкинс… Салли».

Рахм. Вот этот доллар дорогого стоит… Переведи письмо этой девочки, и мы отправим его в Сталинград.

Входит доктор.

Рахм. Опять?

Доктор. Не очень-то любезно встречаете вы своего врача.

Рахм. Я не скрываю этого! Показываться больше не буду! Вечером концерт… И вообще, не стоит подымать столько шума из-за обычного радикулита.

Доктор. Вы сами себе установили диагноз?

Рахм. Прошу вас, оставьте в покое бедного музыканта. Вся медицина по Наташиной части.

Рахманинов вышел.

Доктор. Я не хочу вас запугивать, но снимки мне определенно не нравятся. Вообще же положение достаточно серьезное, чтобы не сказать хуже. Я настаиваю на полном покое.

Наташа. Боюсь, что это невозможно.

Доктор. Я всего лишь врач, у меня нет мер принуждения. Постарайтесь использовать свое влияние. Я сказал все!

Доктор вышел. Вошел Рахманинов.

Наташа. Сережа, врач настаивает на полном покое.

Рахм. Я просил тебя не говорить об этом. Мой стойкий оловянный солдатик, потерпи еще немного. Немцев погонят, я в этом уверен, но сейчас нельзя себя жалеть. Пойми, они все делали без нас… мучились, голодали, строили, умирали, надрывно тянулись к чему-то лучшему… И все без нас. И сражаются без нас… и гибнут… А сейчас, ты понимаешь, какая-то крупица нашего там есть! Ее приняли! И уже не стыдно! Опять появился берег и можно до него дотянуть… Я обещал Федору Шаляпину! Ты хоть слышишь меня?

Наташа. Да.

Рахм. Спасибо! Пора одеваться!

Темнота. Тихо звучат «Симфонические танцы», 1-я часть.

Солдаты моются, бреются, меняют нательное белье. Иван растирается полурваным полотенцем. Все тело его в ранах.

Ушастый солдат. Крепко же вы тронутый человек, дядя Иван! Эту вот где заработали?

Иван. Эту? Еще в Первую мировую войну, когда в штыковую ходил. Немец меня зацепил.

Ушастый боец. А эта?

Иван. Бандитская пуля. В коллективизацию.

Ушастый боец. А на ребрах?

Иван. Беляки пряжками от ремней учили, когда я им в плен попал. А сюда заработал, когда бежал от них. (Иван хлопнул себя по заду.)

Ушастый боец. А тут вот (указал на плечо)?

Иван. От землячка своего, что хлебушек прятал. Ладно, надоел! (Надевает рваную тельняшку.)

Лейтенант. Дядя Иван, возьми мою, у меня запасная есть! (Лейтенант кинул тельняшку Ивану.)

Иван. Спасибо, товарищ лейтенант, охота в атаку чистым пойти! Сколько мы этой минуты ждали! Теперь мы его, стервеца, до Берлина погоним!

Ушастый боец. Господи, неужели дождались?

Лейтенант снимает телефонную трубку… слушает… ждет… Звучит Прелюдия ре-минор.

За роялем Рахманинов. Завершается Прелюдия ре-минор. Овация зала. Рахманинов пытается встать и не может… приподнимается и падает на рояль. На сцене появляются Наталья Александровна, журналист, импресарио, доктор… Помогают Рахманинову подняться.

Голоса. Занавес!.. Занавес!..

Аплодисменты стихают.

Рахманинов. Ничего, ничего! Наташенька, успокойся! Погодите!!! Всем уйти со сцены! Я должен поблагодарить публику… и попрощаться!..

Все уходят… Раскрывается занавес. Рахманинов шагнул к рампе, поклонился на три стороны и рухнул на помост… Внесли носилки, уложили на них Рахманинова и унесли.

Затемнение.

Лейтенант (опуская телефонную трубку). На линию огня!!!

Взвивается красная ракета. Громко звучит музыка — 3-я часть «Симфонических танцев».

Ведущий. Бойцы одолевали одну линию вражеских укреплений за другой, зверьевым прыжком кидались с брустверов… Они неслись как вихрь, сквозь огонь и дым, сметая все на своем пути!!! Воплощалась солдатская мечта о расплате, о которой грезил Иван.

Музыка внезапно обрывается… Полная тишина… Тихо звучит адажио из Второго концерта!

В постели — умирающий Рахманинов. На переднем плане — доктор и Наталья Александровна.

Доктор. Что я могу сказать? Это может наступить сегодня, завтра. Непонятно, как он вообще держится столько времени. Рак позвоночника скоротечной формы не дает таких отсрочек. Не-по-нят-но!

Наталья Ал. Что вы, доктор, очень даже понятно! (Звонит телефон. Наталья Александровна берет трубку.) Ирина?.. Не кричи так!.. Что-о-о?..

Доктор закрывает свой чемоданчик.

Доктор (уходя). Что за люди!

Наталья Ал. (по телефону). Ты сама это слышала?.. Официальное сообщение?.. Девочка моя… Я должна сказать об этом отцу, Боже упаси, если… Все станции мира?.. Боже мой, какое счастье! А ну, повтори!.. Еще раз…

Большая пауза.

Наталья Ал. (положила трубку, подошла к больному и тихим голосом произнесла). Разгром немецких войск под Сталинградом! (Подождала и снова.) Разгром немецких войск под Сталинградом!..

Рахманинов приоткрыл глаза.

Наталья Ал. Разгром немецких войск под Сталинградом! Остатки шестой армии Гитлера капитулировали… Фельдмаршал Паулюс сдался в плен. Сталинградская битва выиграна Красной Армией!

Рахманинов не ответил. Высвободив руки из-под одеяла, положил их на руки Натальи Ал.

Рахманинов. Я дал слово Федору… Я там… там… меня приняли… Ты меня понимаешь, Наташа?.

Наталья Ал. Да, милый!

Рахманинов. Я люблю тебя, Наташа!

Звучат рахманиновские «Колокола», финал.

Рахманинов. Господи, колокола!.. Откуда колокола?..

Звучит финал 3-й части «Колоколов».

Рахманинов. Милые мои руки, бедные мои руки прощайте!

Ушастый боец втащил смертельно раненного Ивана.

Иван. Не трудись, сынок… Все!.. Слышь?!

Ушастый солдат опускает Ивана на землю.

Иван. Все-таки дожил!.. Хорошая вышла у меня жизнь…

Продолжает звучать финал 3-й части «Колоколов», переходя в реальный перезвон колоколов русской православной церкви.

Зачем писать о том, как я работал над сценарием, который не стал фильмом? Но ведь писать о работе над сценарием, который стал фильмом, пожалуй, еще бессмысленней. Все, что ты нашел во время работы, открыл, понял, воплощено в твоем сценарии, обретшем киножизнь, зачем же размахивать кулаками после драки? Однако сценаристы постоянно так делают, и никто не удивляется. Я и сам написал большой очерк о работе с Акирой Куросавой над сценарием фильма «Дерсу Узала», который с интересом был встречен читателями и не раз переиздавался. Ну, скажут, это Куросава! А здесь как-никак это Рахманинов, фигура не менее крупная, чем японский кинорежиссер. Полагаю, что куда крупнее, ибо до сих пор не уверен, что кино — искусство, уж больно коротка жизнь кинотворений, но это тема для другого разговора. А коли в процессе работы открылось что-то о великом русском композиторе, пианисте и дирижере, то об этом стоит поговорить именно потому, что экранного воплощения открытия и находки не получили. Когда додраться не дали, кулаки чешутся.