Леди Винтур шла за своим прошлым, как индианка шла за своим почившим мужем, крепко держась за собственную красную ленту – за виртуализацию личности и, конечно же, за сны, обещанные ей великим сновидцем.
Артур лишь не стал мешать ей, как не стал мешать тогда индийской вдове, – он считал, что каждый имеет право уйти за тем, что любит, – навсегда. Для него это было сродни возвращению. Как если бы можно было вернуться туда, где ты был счастлив, и отрыть из тайников все запрятанные туда в юности сокровища. Ведь только кажется, что они покрылись золой и пылью, но отряхни их, сдуй с них легкий слой забвения – и они снова будут сверкать на солнце, как прежде.
Хотел бы сам Спасский вернуть что-то? Хотел бы к чему-то вернуться? И тут грустная улыбка пробежалась по его губам: леди Винтур было значительно счастливее его, хотя с виду казалась жертвой маньяка, а он был призван выступить праведным оружием против этого маньяка. Но она была неизмеримо счастливее, потому что в ее памяти скрывалось место, куда ей хотелось вернуться. У Антона же такого места не было.
У Антона был только путь вперед.
Леди Винтур запахнулась в легкое серое пальто и вышла на балкон, и Антон, только было двинувшись за ней, жадно желая еще подробнее рассмотреть ее лицо, вдруг замер: в зеркале слева метнулась тень. И, уже оборачиваясь, уже по тому, как ужасно медленно этот оборот происходил, словно воздух состоял здесь из резины, и как безумно медленно осыпались на плиты пола белые, желтые, розовые, синие лепестки, кружась в воздухе, кажется, годы, прежде чем опуститься, вообще чудясь нарисованными маслом поверх застывшего воздуха… – он понял, что напал на след.
Артур стоял перед ним в чем-то очень ярком, светлом, кремовом, в ослепительно белой тонкой рубашке, такой еще юный на вид в этой одежде, такой летний, сам как цветок, – но глаза у него казались больными, и улыбка тоже была болезненной.
– Так вот в чем дело, – мягко произнес он. – Вот в чем дело. Я недооценил тебя. Тони. Оказывается, ты меня ловишь. И даже почти поймал. Молодец.
– Артур, стой! – крикнул Антон, но сон уже рассыпался окончательно, Спасского снова с головой окунуло в черную воду, и на этот раз там было жутко, холодно, это был сплошной хаос, без мерцающих звезд и без всякого ощущения покоя, но Антон несся в черной холодной глубине стрелой, как какая-нибудь быстрая рыба, не разбирая дороги, не видя света, – плыл за Артуром, пока чувствовал его всем своим существом, пока чувствовал его горечь, и торжество, и умиротворение, и сладкую грусть, все вместе.
Это было самый пахучий, самый горячий след для эмоциональной гончей, а кем еще был Спасский? Просто псом, бегущим по краю моря человеческих чувств. И сейчас это море было морем Артура, и он, кажется, наконец узнал, запомнил его цвет и запах. И больше не забудет.
Он плохо отследил момент, когда резко вынырнул и оказался в окружении воды и каких-то полуразрушенных старинных зданий, состоявших из песочного цвета кирпичей, отполированных временем, словно глянцевых. Следом он увидел ржавые решетки и шахматный кафельный пол в лужах, быстро выбрался из воды и, как мокрая русалка, вдруг обретшая ноги, пошел вперед, обалдело взирая на облупленные желтые стены, а потом на свежекрашеные белые стены с круглыми зеркалами в резных деревянных рамах, на кожаные диваны и белые двери с желтыми стеклами, на старые комоды, на клетки с канарейками и древние вентиляторы под потолком. Он зашел далеко по череде этих чарующих комнат и, едва остановившись, чтобы внимательно оглядеться, снова поймал в зеркале взгляд Артура. И понял, что радовался слишком рано.
Потому что через какие-то доли секунды перед ним с жутким грохотом выросла ледяная стена. Она была такой алмазной гладкости, что он отчетливо видел в ней свое отражение. А посмотрев вниз, он испытал совершенную панику – ибо стоял на такой же гигантской стене, чья ширина была подобна ширине лезвия ножа, и под ногами не было земли, а только ледяная бездна. И он не смог удержать громкого, жуткого вопля, когда, всего лишь чуть покачнувшись, конечно же, рухнул.
Глава 13
Только нет на свете того пути,
где нам вечно нет еще двадцати,
всего спросу – радовать и цвести,
как всегда вначале.
(с, Вера Полозкова)
Зайдя утром в столовую, Антон застал там картину маслом: истинный завтрак аристократов с такими атрибутами, как фарфоровые блюда и тончайшие чашки с искусно выписанными гербами (все те же львы и единороги), серебряные вилки и ложки, кофе, сливки, овсянка и апельсиновое густое что-то, не очень похожее на джем, но явно призванное его заменить. А вот в натуральности овсянки Спасский почему-то не сомневался – слишком уж пекся «Северус» о здоровье хозяев и напоминал о сбалансированном меню при каждом удобном случае. Завтракали в тишине и молчании, перед Эмилем даже не висела прозрачная панель Сети, как обычно.
– А несколько лет назад, еще до восстания машин, кухонный робот наливал вам розовую синтетическую кашку из собственной металлической ладошки? – поинтересовался Антон, небрежно усаживаясь на стул и подвигая к себе тарелку. – Или герцог Норфолк сразу был приучен к бесконечному воспроизведению столетних ритуалов?
Имс встряхнулся, видимо, выйдя из задумчивости, и как-то по-особому посмотрел на Тома. Тот опустил взгляд в тарелку и едва заметно усмехнулся. Оба ничего не сказали.
Антон некоторое время наслаждался кофе, кашей и джемом и давил в себе улыбку. Чувствовал, что его наниматели поймали от него некую волну и удерживали в себе вопросы.
– Какие новости в вашей науке? Есть что-нибудь сногсшибательное? – с милой улыбкой поинтересовался он.
– Ну, я надеюсь, тебя порадует, что на днях Британия запускает несколько собственных космических лифтов. Это изобретение в сотни раз сократит стоимость доставки грузов на околоземную орбиту, и космическое путешествие теперь станет доступно среднестатистическому человеку, – тоном опытного туристического гида поведал Том. – Кабина будет подниматься в небо по тросу длиной в тысячи миль, а трос будет удерживаться центробежной силой от вращения Земли. И все это благодаря карбоновым нанотрубкам, но, я думаю, тонкости тебя вряд ли интересуют, Тони.
– И зачем это все? – недоуменно поднял бровь Антон, наливая вторую чашку крепкого кофе. – Зачем ваши лифты будут бороздить просторы орбиты?
– Туристы, – пожал плечами Том. – Они везде. В космосе, во снах, в вирте… Люди с шилом в заднице на месте не усидят. Всё ищут приключений на эту самую задницу.
– Не томи, Тони, – наконец чуть хрипло сказал Эмиль. – От тебя лампочки скоро загораться будут. Ты точно его нашел. Я же вижу.
– Нашел, – кивнул Спасский, покачав опустошенную чашку в ладонях – она была легкой, как перышко. – Но так же и потерял. Он построил стену, и я рухнул с небес. Где уж тут вашему космическому лифту.
– Где ты его видел? – спросил Эмиль, и в его голосе проявилась горячность.
– Я подумал, что его не могла оставить равнодушным смерть леди Винтур. И меня она тоже не оставила равнодушным. В ее доме мы и встретились.