Пашка снова сжал мяч в кармане и тут кое-что припомнил.
Миррдин было вторым именем Мерлина, и оно вспомнилось моментально. А вот второе слово… Кажется…
Его отвлек шорох крыльев, и Пашка ошеломленно обернулся.
Два черноволосых и остроглазых неслись к нему, и за спиной их складывались на бегу огромные белые – белые! – крылья, и Пашке вдруг разом вспомнились все картины, все фильмы, в которых он видел ангелов.
«Я умер», – подумал он.
Совершенно точно, он умер и сейчас в чистилище или что там на самом деле существует. В странном черном чистилище, где внутри помещения идет дождь, как в «Сталкере», только из жидкого серебра, и где определенно существуют настоящие ангелы.
Красивые чуваки. И очень, очень злые.
И Пашку отлично видящие.
Это он понимает в тот момент, когда обнаруживает лицо одного из ангелов прямо над собой, и тот улыбается мягко, как могла бы улыбаться мать ребенку.
– Откуда у тебя вещь Мерлина, мальчик? – спрашивает ангел, и вот тут-то рассеивается все его очарование.
– Миррдин, – хрипит Пашка, мозги, кажется, сейчас лопнут от усилий вспомнить целое заклятье. – Миррдин…
И тут ангел поднимает худую руку с тонкими пальцами и зажимает ему рот. Ладонь прохладная и сладко пахнет, но, когда он ее убирает, почти мгновенно, Пашка чувствует себя немым – он шевелит губами и языком, но звуки не вылетают из его горла. Пот течет градом по лбу и вискам, и он уже чувствует себя мертвецом, глядя в дымчатые серые глаза без всякого дна.
Смерть не всегда приходит костлявой старухой, но, видимо, всегда в капюшоне, мелькает у Пашки последняя абсолютно нелепая мысль, и тут вдруг он слышит, как сквозь толщу воды, чей-то голос.
Который совершенно четко произносит: «Миррдин эльдариллион!»
И Пашка действительно оказывается в огромной водяной массе, на глубине, над ним где-то наверху плещутся зеленые волны и светит солнце, и он рвется наверх, плывет, изо всех сил двигая руками и ногами, извиваясь, как угорь, и когда, наконец, вылетает на поверхность и открывает глаза, видит перед собой стены отцовской спальни.
Какой-то незнакомый мужчина в синем смотрит на него и держит его за руку, но Пашка теряет сознание, прежде чем даже попытаться понять, кто это.
Глава 4
Тайлеру не надо было гадать, склонил ли Коллинза на свою сторону Луг – или тот еще способен бороться с чарами Страны чудес.
Мерлин, похоже, потерпел сокрушительное поражение.
Тайлер узнал это очень скоро после того, как очнулся в такси, везущем его неизвестно куда и неизвестно зачем. Впрочем, скоро стало понятно, куда и зачем. Очевидно, Луг решил продемонстрировать поверженному врагу свою силу или же свое тонкое чувство юмора.
Вернувшееся острое зрение позволило ему различить заголовки газет в ближайшем киоске – и судя по ним, отсутствовал он в земном мире не сутки, а гораздо больше. Целых тридцать дней, понял он, вслушавшись в тихий стрекот радио. Он предпочитал не вспоминать, какой срок он прожил на Волчьей пустоши – безутешная старость словно бы затопила его волной, а потом непостижимым образом вновь отхлынула.
Лондон был дождлив, сер и шумен, как всегда. Тайлер подумал, что мог бы вернуться сюда даже через год – и не сразу бы заметил разницу.
Странно еще было то, что Тайлер никак не мог увидеть лица таксиста – тот все время отворачивался, а когда все же, наконец, повернулся, детектив аж закашлялся. Как бы сильно он ни был предан своему проклятому магу, силу прекрасного и жуткого короля фэйри всегда признавал.
Таксист оказался маленьким, сгорбленным, но чрезвычайно широкоплечим, с огромным крючковатым носом, с рыжей бороденкой, как у козла, и на круглой голове его привиделись Тайлеру маленькие рожки. И запах от него шел характерный – тянуло железом и землей.
Хилл едва сдержал гримасу – кобольдов он сильно не любил, хотя большой угрозы в них не видел, но характер у тех был мерзкий: обычно они притворялись мирными, пряча врожденные хитрость и жестокость, но пускали эти качества в ход всегда, когда обстоятельства позволяли сделать это безнаказанно. А сейчас, насколько Тайлер знал, обстоятельства как раз позволяли.
Вез его кобольд вовсе не в леса и на вересковые пустоши, а прямиком в Сити – такси ловко, как блестящий жук, бежало по лондонским улицам.
Несколько минут спустя кэб плавно притормозил, и Тайлер лишь на секунду выглянул в окно, а рыжий карлик уже растаял в воздухе. Хилл успел неторопливо выйти из кэба и захлопнуть сверкающую дверцу, как кэб тоже исчез, безо всякого следа.
Тайлер осмотрелся и не нашел вокруг ничего необычного: он стоял на перекрестке Митр-стрит и Фенчерч-стрит, за спиной тянулось скучное казенное коричневое здание, прямо позади в витрине пестрели банки с какими-то сладостями, впереди красовался герб на кремовом здании школы сэра Джона Касса, а выше, меж узких улиц, открывался прекрасный вид на Корнишон, который казался совсем близким, хотя и стоял на три улицы выше. Редкие прохожие сновали по своим делам, лениво проезжали кэбы и велосипедисты – в Лондоне медленно день клонился к вечеру.
Тайлер пожал плечами, застегнул куртку и собрался уже направиться к метро Олдгейт, как услышал какой-то почти неразличимый для человеческого слуха шорох.
Какой-то шорох, который быстро нарастал и вскоре превратился в гул, скрежет и оглушительный звон, но еще раньше, чем слух уловил эти звуки, Тайлер превратился в соляную статую наподобие жены Лота, увидев то, чего не довелось увидеть с такого ракурса больше ни одному лондонцу – ни одному и никогда.
Пресловутый Корнишон, башня Мэри-Экс, только что горделиво сверкавшая своими плавными узорными боками, дивное прозрачное яйцо, которое вполне могли бы сотворить сиды, но построил человек по имени Норман Фостер, – вздрогнуло и рассыпалось.
Разлетелось в мельчайшую пыль.
Не только стекло, но и бетон, и металл, и стальные сетки, опоясывавшие башню, и зеленые сады внутри, и все сорок великолепных этажей в стиле биотек, вместе с офисами знаменитых на весь мир фирм (Тайлер помнил лишь некоторые – Swiss Reinsurance, IVG Immobilien, Deutsche Pfandbriefbank), вместе с банкетными залами Searcy’s, с первоклассными ресторанами на самом верху под стеклянным куполом, где Тайлеру только раз удалось побывать, когда его пригласила на свидание одна немолодая, но роскошная дама… Вместе с сотрудниками всех этих компаний с громкими именами, с сосредоточенными финансовыми и страховыми клерками, заносчивыми топ-менеджерами, с барменами, официантами, служащими всех мастей, с теми немногими взволнованными гостями, которым посчастливилось в этот день всеми правдами и неправдами попасть в культовый Корнишон – или Эротическую сигару, как называли ее некоторые жители столицы… Каких только эпитетов не удостаивалось это «яйцо»: высокотехнологичное, органичное, динамичное, монументальное, сексапильное...
Исчезнувшее. Проигранное в нун.
Впрочем, скорее всего, Том Коллинз даже не подозревал, что очередная выигранная им партия сотрет с лица земли одно из самых оригинальных сооружений рук человеческих, а заодно заберет и тысячи жизней. Но Хилл был убежден, что, даже если бы знал, это бы его не остановило.
Ставки явно поднялись.
Тайлер был настолько ошеломлен, что даже не услышал моментально раздавшихся вокруг и быстро усиливавшихся и умножавшихся воплей, зато ясно услышал, как кто-то рядом низким спокойным голосом произнес:
– Жалко. Было в нем что-то трогательное.
Хилл повернулся – бок о бок с ним стоял, засунув руки в карманы, стройный худощавый мужчина, на вид лет сорока, рыжеватый, тонколицый, в голубом плаще и полосатом шарфе. Тайлер услышал очень ровный, ни на долю секунды ни сбившийся стук его сердца, а запах от человека шел какой-то сладковатый, кондитерский, словно бы сахарной пудры или марципана. Не человеческий запах.
– Странное обрушение, не находите? – вежливо сказал Тайлер.
Рыжий усмехнулся, показав какие-то уж слишком острые белые зубы, и Хилл вздохнул.
