Юрген вообще многим выделялся. Всем в школе был известен анекдот, как он однажды отбрил слащавого официанта в каком-то дорогущем кафе.

– Кофе с молоком, – спокойно заказал Юрген, не отрываясь от толстенного тома чьих-то там древних сочинений.

– Эспрессо, латте, капучино, маккиато? – тут же затараторил официант с приклеенной сиропной улыбкой.

Юрген медленно вскинул глаза и парировал:

– Асфальт, Сан-Франциско, люстра, Жан-Поль Сартр, оригами… Кофе с молоком принесите, будьте добры.

Сегодня Пашка слушал Юргена вполуха и во всеобщем тотализаторе не участвовал. А вот Стас корчил рожи и скашивал челюсть в попытке узнать очередную цитату. Ему хотелось покрасоваться перед Алисой. Лидия строчила что-то в тетрадке с отсутствующим видом, Алекс слушал, чуть ли не открыв рот, – ему действительно было интересно. Рогозин изнемогал после вчерашней мучительной тренировки – Добби окрылило появление в классе новенького, который показал себя прирожденным игроком в хоккей, причем был хорош на всех позициях абсолютно: и на воротах, и в защите, и в нападении. Вдобавок он оказался таким же смазливым блондином с большими светлыми глазами, как и сам Рогозин, только ростом пониже, и женская часть обожающей Макса аудитории моментально переключилась на свежее мясо. Понятно, что Макс просто изнывал от черной ревности: конкуренция по всем фронтам!

Пашка же, бездумно грызя ручку, уткнулся в ридер и читал скачанные вчера статьи про друидов и фоморов. И ничего интересного не находил: информация, которой он упорно накачивал свой мозг, мало сходилась с действительностью. Заинтересовало его только то, что Луга, по одной из версий, о появлении фоморов предупреждали вороны. Другая версия гласила, что вороны не предупреждали Луга о фоморах, а сами были частью их армии и появлялись первыми. Какие существа составляли эту армию еще, Пашка не хотел даже думать – легенды говорили что-то о мощных демонах, полулюдях-полузмеях, одноглазых великанах, уродах, которые еще более кошмарно выглядели в земном мире, потому что никогда не могли полностью пересечь границу между измерениями.

Но в Корвусе не было ничего кошмарного. Хотя, с другой стороны, ведь Пашка видел его только в каком-то странном Пограничье, а Имс считал, что на Старой Басманной встречал лишь его двойника. Мастерством иллюзий эти существа владели в совершенстве. Да и вороны, если они составляли часть народа фоморов, в старых преданиях всегда выступали трикстерами…

Между делом Пашка много интересного узнал о воронах как о биологическом виде. Они были очень живучи: охотники рассказывали, что ворон способен вынести несколько попаданий в тело из пневматической винтовки, в то время как остальные птицы падали замертво уже от первого. Раненый ворон до последнего боролся за жизнь, прятался, улетал от охотника и громко каркал, оповещая собратьев об опасности.

Вороны были еще и хитрыми. Они крайне редко попадались в ловушки, а если попадались, оказывались способны из них выбраться. Рыбаки удивлялись, как вороны зимой, когда во льду были прорублены лунки и туда опускалась леска с живцом, вытаскивали его и склевывали. А недавно ученые открыли, что вороны способны изготавливать из окружающих предметов инструменты для добычи корма. Вот, например, на островах Новой Каледо…

– Бро! – потыкал его ручкой в спину с задней парты Стас. – Ну бро! Откуда он это, а?

Пашка вздрогнул и медленно выдохнул. Он совсем забыл, что где-то тут, на поверхности, идет странная игра между учителем и учениками. Пришлось прислушаться, хотя эта игра уже, если честно, начинала надоедать. Пора было придумать что-то новое.

Ага, Крымский, такое, например, новое, как нашествие воронов-оборотней. Как раз что-то оригинальное, щекочущее нервы, правда?

Юрген стоял, опираясь задницей на учительский стол, и вещал так вдохновенно, как будто его самого сейчас снимала невидимая кинокамера. А, может быть, именно это ему и представлялось в такие моменты. Да тут еще за окном драматически застучал по водосточным желобам дождь.

– …по-настоящему мы хотим только мечту – как только мечта исполняется, мы перестаем хотеть желаемого. Охота всегда слаще убийства. Поэтому ваши фантазии должны быть безумными… Чтобы страсть существовала, ее объект должен постоянно отсутствовать. Ведь вы хотите не что-то, а вашу мечту о чем-то. Так что мы получаем в итоге? В погоне за желаниями вы не сможете обрести счастье. Мы проводим всю нашу жизнь, пытаясь предотвратить смерть… Питаемся, изобретаем, любим, молимся, сражаемся, убиваем. Но быть человеком означает бороться за идею, и, в конечном счете, мы можем оценить значение своей жизни только ее ценностью для других… Может быть, смерть ­– это дар, как вы думаете?

– «Жизнь Дэвида Гейла», – вдруг сами собой произнесли губы Пашки, честно, он не собирался выдавать ничего такого – просто внезапно вспомнил фильм. Он был снят всего-то лет десять назад, но там, отчетливо помнил Пашка, еще фигурировали видеокассеты – артефакт великой древности.

Юрген замер на мгновение, а потом класс взорвался сумасшедшим гулом – и тут только Пашка понял, что нарушил правила. Негласные правила игры, которой якобы не существовало. Но Юрген вдруг улыбнулся, и дальше улыбался все шире и шире, и даже глаза его улыбались.

– Правильно, Павел, – кивнул он. – А я все гадал, когда же вы перестанете проигрывать рубли за моей спиной и мы поиграем вместе. Кто смотрел этот фильм?

Алекс моментально поднял руку, потом неуверенно поднялось еще рук пять.

– Как безнадежно мало, – поморщился Юрген. – Но вы еще можете наверстать. Как метко заметил Павлик, это фильм «Жизнь Дэвида Гейла», и на следующем уроке мы будем писать сочинение по трудам Паскаля, которого герой Кевина Спейси – собственно сам гарвардский профессор Гейл – упоминает в своей лекции. Но ведь «Жизнь Дэвида Гейла» вам немного понятнее, чем Паскаль? Поэтому мы пойдем к Паскалю через Гейла и посмотрим, что из этого выйдет. Павел, а скажите мне, что лично для вас значат эти слова? Осознавали ли вы когда-нибудь что-то подобное?

– Да, – сглотнув, сказал Пашка. Он вдруг подумал об отце – о его посветлевших от злости в короткий момент глазах, о сжавшихся губах. – Только смерть – все равно не дар. Это может быть расплата, да, и, наверное, иногда расплатиться именно так за что-то стоит, но никогда она не будет хорошим подарком, никому. Я просто думаю… думаю, что мы сами иногда проходим мимо тех, кому могли бы помочь. Как мимо… умирающего стрижа… А что, я вот как-то летом нашел на земле мелкого стрижа. Видимо, выпал из гнезда, они в июле часто падают и ломают крылья. Я взял его и понес в зоомагазин, там девчонки часто берут к себе бездомных кошек. Спросил, что с ним делать, а они мне сказали положить его на место: придет в себя и улетит сам, пусть все решает природа, а ты все равно с ним ничего не сделаешь... Я вернул его обратно и вернулся домой. Потом пошел сильный дождь, и через три часа я зачем-то снова вышел посмотреть, как там стриж. А он был никак, в общем… Он уже умер. Лежал мокрый, весь облепленный жидкой грязью, и мухи уже над ним роились. Как будто он был… каким-то удобрением органическим, что ли… Как будто несколько часов назад не был живым, как будто никогда вообще не был живым. И так часто бывает... Мы просто не обращаем внимания на кого-то слабого – или если считаем, что не сможем помочь, что все бесполезно… Понимаете, заранее себя в этом убеждаем. А на самом деле просто не хотим возиться, чужие проблемы, все это напрягает... А потом кто-то так же поступает с ними, и вот тогда мы ревем и орем от боли. Обвиняем всех… Но ведь мы сами никого не спасли, когда нам представился такой шанс? А когда дело касается нас, мы в ужасе, что всем все равно… Но ведь нам когда-то тоже было все равно…

Класс шуршал смешками, перелетающими из угла в угол, но потом постепенно затих, глядя на Юргена, который молчал и серьезно слушал, сцепив руки на животе в замок.

– Да ты, оказывается, сентиментальная барышня, Крымский, – фыркнул Рогозин, но заслужил лишь пару ухмылок – его шутки уже не так высоко котировались после вчерашнего разгрома от ловкого новичка.