Имс подозрительно посмотрел на старичка, но потом согласился.
– Веди уже, олль. Ценю гостеприимство, а здесь прямо-таки польщен.
Они спустились по лестнице вниз в амбар, потом по такой же лестнице поднялись куда-то наверх, олль толкнул дверь, и они оказались в беседке на уступе холма, увитой цветами сверху донизу. Имс сел за грубо сколоченный стол и принялся с интересом наблюдать, как старикан срывает эти самые цветы, похожие на белые и красные розы, и складывает их на невесть откуда взявшееся в его руках глиняное блюдо. Потом на столе появился кувшин с молоком и блюдо с хлебом, но олль прежде всего поставил перед Имсом сорванные розы.
– И что дальше?
– Откуси, – подмигнул старик, и смотрелось это подмигивание отвратительно.
Имс с сомнением взял один цветок и сунул в рот. Через секунду он уже активно жевал розу – на вкус она была как сладкое варенье, и сок лился прямо Имсу в глотку. Молоко тоже оказалось сладким – казалось, здесь сладостью пропитано все, и это сильно настораживало.
Старик сидел напротив и улыбался, как Санта-Клаус на рождественской открытке, тоже попивая молочко.
– Менгиры, – напомнил Имс. – Так что с ними?
– Ты и сам должен это знать, маг Элга. Или сир Корвус скрывает нынче от самых верных поданных, как обстоят дела в его владениях?
Голос олля лился в уши, словно патока, и склеивал мозги. Хотелось слушать и слушать это журчание, оно расслабляло, пробуждало в теле эйфорию, отвлекало от проблем. Под него хотелось спать и видеть приятные сны, казалось, сама эта беседка – врата в яркие, волшебные сказки, которые снятся обычно детям…
И тут Имса словно подбросило.
Олль, говорите? Розы, которые вкуснее варенья? Сладкое молоко? Яркие сны?
– Дорогой мой хозяин, – сказал Имс, тоже улыбнувшись, да так, что стали видны все коренные зубы. – Я знаю твои секреты. Только, видишь ли, я тоже Маг снов, так уж получилось. Так что не будем меряться силами. И да, Корвус чего-то темнит в последнее время. Хотелось бы узнать, насколько все плохо. Я знаю, что менгиры прокляты Лугом, но насколько все худо?
Старик скривился и сцепил руки на животе.
– Переместить менгиры из Сида было ошибкой, – поведал он, хмуря брови. – Мы сразу говорили молодому королю, но он и слушать не хотел. Мы знали, все знали, что менгиры Луга подчиняются только Лугу, и это тогда никто еще не ведал, что он наложил на них проклятье.
Значит, менгиры были перенесены из Сида, отметил про себя Имс. Наверное, в качестве трофея. Может быть, Корвус и играл на них – или они как-то были связаны с тем, на что он играл. А молодец Вороний король.
Старичок тем временем оживился, ударившись в воспоминания, и его понесло. Теперь его не нужно было упрашивать что-то рассказать: он нашел благодарного слушателя, видимо, впервые за множество лет, и слова прямо-таки извергались из него.
– Мы боялись, что не сможем своими силами и на новом месте извлечь из менгиров магию и что война была напрасной. Но магия полилась щедрым потоком, и все в Ллисе радовались. Много сотен лет менгиры поили наш мир самыми мощными чарами, и он наполнился силой и красотой, как никогда.
– Но потом что-то сломалось?
– Магии стало излучаться все больше и больше, менгиры источали ее уже не по запросу, не через ритуал, а сами по себе. Наконец она полилась таким потоком, что сжигала все на своем пути, убивала, сметала, закручивалась в вихри… Кошмар времен нхагаров вернулся – и долго никто не мог в это даже поверить, ведь Перекрестки и Норы всегда были страшной сказкой, и никто уже их не боялся.
Да, подумал Имс, классическая ситуация: горшочек, не вари. Не рассчитал Корвус, с кем сел играть.
– Выплеснув на Ллис страшный океан магии, менгиры сами сгорели дотла в ее мощи. Теперь они мертвы.
– Я видел, – сказал Имс.
– Ты видел? – воззрился на него олль. – Их нельзя увидеть больше! Они умерли, погасли и скрылись.
– Я вижу.
– И какие они сейчас? – подобострастно прошептал олль, прижимая кулачки в груди.
– Черные и сверкающие.
– Прекрасные…
– А что ты делаешь здесь, олль?
– Я Хранитель.
– Хранитель?
– Здесь Нора, – как-то бесцветно сказал олль. – Сразу за островом. Воронка магии.
Видимо, что-то вроде Бермудского треугольника, понял Имс. Засасывает и выбрасывает черт знает где или просто перемалывает в пыль. Или лишает магии. Или и то, и другое, и третье вместе. Постойте, да он же знал это! Всегда знал, вот уже вечность как.
– Корвус молчит об этом.
– Сир Корвус опасается бывать рядом с Норами и Перекрестками, – как-то нехорошо ощерился олль. – Все опасаются.
– Меньше знаешь – лучше спишь, – сказал Имс.
– Сир Элга все понимает, – съязвил олль.
– Извини, но ты мне не кажешься сильным и опасным магом. Покажись, какой ты на самом деле!
Старик ощерился снова, и чем больше он улыбался, тем страшнее становилось Имсу. Вдруг вокруг послышались какие-то шорохи, шепоты, стоны, свисты, точно бы разговоры на заднем плане, точно бы все вещи и цветы, и деревья, и даже сами воздушные волны начали болтать друг с другом; растения на беседке заизвивались, как живые, кровожадно вертя головками, похожие на змей; у кувшина появились совершенно живые глаза; а крылья мельницы вдруг свистнули и завращались все быстрее и быстрее, и тут Имс понял, что это ветер поднялся, такой силы, что грозил перейти в ураган. Озеро, которое так спокойно только что блестело вдалеке, поднялось и выплеснулось на берега со страшным шумом, и теперь вода резво ползла прямо к мельнице, хорошо еще, что беседка находилась на возвышении…
Имс схватился за край стола и уставился на старика, который внезапно начал расти и одновременно худеть, словно бы усыхать, и все явственнее проступали на недавно круглом лице кости черепа и вваливались глазницы. Вместо цветного кафтана эта страшная фигура теперь была закутана в длинный черный плащ, и только костлявые руки высовывались из-под многих слоев ткани. За облысевшей головой виднелся большой капюшон.
– В отличие от тебя, сир Элга, – надтреснутым, шелестящим голосом издевательски проговорила фигура, – я могу насылать сон вечный. И могу усыплять не только живых существ, но и саму магию. Поэтому я храню Норы и Перекрестки – когда в них слишком бушует энергия, когда дыры в иные миры пытаются разрастись и заполонить собой все пространство нашего мира, я усыпляю их, умертвляю, но до конца умертвить и запечатать их мне не дано. Мы, олли, потомки нгахаров, но даже нам неведома вся их сила. Ты был так наивен, Элга, придя ко мне со своими глупыми вопросами. Ты думал, что я не знаю, кто ты, и что ты делаешь втайне от короля. Но я знаю и другое: на сердце твоем нет зла Ллису. Поэтому ты покинешь это место живым. Я дам тебе шанс.
– Так, значит, наши сказки не врут, – прошептал Имс.
– Сказки никогда не врут, – прошелестел олль.
И тут у Имса на груди что-то зажгло и закололо, и он опомниться не успел, как все завертелось и начало рассыпаться цветными пикселями – ему казалось, он опрокинулся прямо на стуле назад себя, в цветущие живые гирлянды, а потом его швырнуло в темноту и наконец – в собственную постель, на прохладные льняные простыни.
Ч АСТЬ 2
Глава 1
Основы философии могли бы стать очень скучным предметом, если бы их вел кто-то другой, а не Юрген. Был Юрген жизнерадостный, моложавый, хотя и рано поседевший, имел хитрый прищур, одевался, как пижон, но самое главное – страстно обожал синематограф и не стеснялся излагать теорию ворованными киноцитатами.
Поэтому каждый урок у Юргена превращался в негласную викторину: кто угадает источник. Часто в процессе заключались пари, и тут же класс утыкался в айфоны, забивая в Гугл очередную тираду Юргена, явно отдающую Голливудом. Впрочем, у Юргена был широкий кругозор, его память хранила множество советских фильмов и артхаусных лент разных стран, так что победы в «Угадай фильм» доставались вовсе не так легко, как могло показаться на первый взгляд.