— Батюшки! В такую вьюгу они опять куда-то идут. Да имеют ли ваши командиры сердце? — засуетилась Василина, когда мы ввалились в хату.
Стаскивая с нас легонькие кожушки, она с возмущением продолжала:
— Сами небось в теплых землянках сидят, а детей в лютую стужу выпроводили.
— Есть важное дело, тетка Василина, тут на погоду глядеть нельзя. Да и выходили мы из лагеря при ясном дне. Откуда командир отряда знал, что метель начнется, — возразил ей Мелик.
— На то он и командир, чтоб все знать, — перебила его тетка Василина и принялась расшнуровывать мои ботинки.
Увидев побелевшие пальцы на ногах, она не на шутку встревожилась и заохала:
— Так я и знала, что обморожены. Господи, да за что такое наказание?
Разбуженная шумом и причитаниями матери, Эмма в одной нижней сорочке соскочила с печи и смотрела на нас с испугом и восхищением.
— Чего рот разинула, как на ярмарке? Быстрее принеси снегу, будем пальцы оттирать, — прикрикнула на нее Василина.
Эмма метнулась к двери и через минуту втащила полное ведро снега.
Около часа тетка Василина вместе с Эммой терли мои обмороженные пальцы, пока наконец они не покраснели и не заныли от тупой боли.
— Терпи, терпи, миленький. Еще немножко — и боль утихнет. Это ж надо так обморозиться, — вздыхала женщина.
Почти сутки отогревались мы в хате тетки Василины. И только к вечеру следующего дня, когда метель утихла, Василина Петровна и Эмма проводили нас за деревню. Ноги наши были заботливо укутаны байковыми портянками, на руках у каждого белели теплые шерстяные рукавицы.
Поздно ночью мы тихо постучали в маленькое окно дома Лены Кутневич. Та выскочила в накинутом на плечи полушубке на заваленное снегом крыльцо и обмерла:
— Вы?! Как же вам удалось пробраться в Борисов? Город забит воинскими частями, патрули кругом.
— Мы шли по той дороге, где патрулей нет, — пошутил Мелик.
— Быстрее заходите в дом, пока никто не заметил, — заторопила нас Лена.
Подкрепившись немного жареной картошкой, мы стали расспрашивать Лену о результатах задания, которое передал ей две недели назад командир 208-го отряда. Родственница Андрея Соломатина подробно нам рассказала, какие части за последние пятнадцать дней прошли через Борисов и в каком направлении.
— Все это у меня записано. Возьмите и передайте Петру Валерьяновичу, — протянула она мне тоненькую ученическую тетрадку.
Потом, немного подумав, прибавила:
— Позавчера в Борисов на сорока большущих грузовых машинах прибыла какая-то часть. Солдаты и офицеры разместились в цехах хлебозавода, а автомобили загнали в бывший гараж автобусного парка. Во дворе остались пять бензовозов. До сих пор не могу разобраться, что за часть. Машины выкрашены в желтый цвет, на бортах нарисованы слоны. Никогда не видела таких эмблем.
— Мы доложим в отряде. Радист сообщит в Москву, а там знают, какие гады ездят на этих машинах, — пообещал я Лене. У меня начал созревать интересный план.
— Между прочим, — обратилась ко мне Лена, — твоя мама волнуется, что от тебя давно никаких вестей нет. Несколько раз спрашивала у меня, не слышала ли я что-нибудь о тебе. А я и сама не знала, в каком вы отряде теперь. Может, позвать ее сюда?
— Не надо. Перед уходом из города я вечером сам зайду домой. Посмотрю, как она там с малышами живет, — с напускным спокойствием ответил я. А в груди защемило. Подумалось: сколько ей, бедной, приходится переносить горя и лишений после казни отца и моего ухода в партизанский отряд. Ведь каждый день могут нагрянуть гестаповцы и расстрелять ее вместе с детьми. А голод? Легко ли матери видеть, как постоянно недоедают ее дети?..
— Обязательно зайди. Успокой мать, а то она вся почернела, — перебила мои мысли Лена. — А теперь — спать. Отдохните хорошенько перед дорогой.
Лена расстелила на полу в маленькой комнатке два соломенных тюфяка, дала нам три подушки и большущее ватное одеяло.
— Не можешь ли ты позвать к нам Витальку Запольского? — спросил я Лену.
Ребята недоуменно взглянули на меня: в наши планы встреча с Виталькой не входила. Но промолчали.
— Конечно, позову. Скажу ему, чтоб зашел часа в три.
— Это поздно. Приведи его к двенадцати часам, мы к этому времени выспимся, — попросил я Лену.
— Хорошо. Приведу к двенадцати. А сейчас спите, — закрыла за собой дверь Лена.
Не успела она щелкнуть ключом в замке, как ребята набросились на меня с вопросами:
— Зачем тебе понадобился Запольский? Чего ты от него хочешь? Почему такая срочность? Ты разве забыл, что нам нельзя в городе задерживаться?..
— Спокойно, хлопцы, сейчас все узнаете. Только сперва ответьте на один вопрос. Как вы думаете, что это за интересные машины, на которых слоны нарисованы?
— Машины как машины. А в том, что на них слонов нарисовали, ничего интересного нет. Фрицы выдумывают разные фокусы и малюют на бортах то коз, то оленей, то орлов. Я на одном грузовике даже нарисованного петуха видел. Не верите? Честное слово, не выдумываю, — доказывал Мелик.
— А почему они окрашены в желтый цвет?
— Вот этого не знаю, — признался он и пожал плечами.
— А я знаю. Эти машины прибыли из Африки, там немцы воюют с англичанами. Помните, в отряде читали сводку Совинформбюро. Почему на них желтая окраска? Чтобы маскироваться под пески. А слоны нарисованы для того, чтоб и фрицы могли отличать, где какие части находятся. Эти — в Африке, потому что там слоны водятся. Понятно?
— Ну и ну, — оживился Саша. — И как это я не догадался?
— Давайте обсудим это дело, — сказал я друзьям. — Есть предложение устроить немцам новогодний фейерверк.
— Не тяни. Что ты конкретно предлагаешь?
— Надо сегодня ночью сжечь машины.
Саша и Мелик от неожиданности даже вскочили с матрацев.
— Как же мы это сделаем? Там наверняка охрана большая, — засомневался Саша. — Да и хлебозавод напротив гаража. Повыскакивают фрицы и потушат пожар.
— А вы слышали, что Лена сказала? Рядом с гаражом стоят пять цистерн с бензином. Подсунем магнитную мину, цистерны взорвутся, бензин зальет гараж, и пошло-поехало.
— Представляете это зрелище? — уже заранее предвкушая удовольствие от проведенной диверсии, заговорил Мелик. — Немцы веселятся, встречают Новый год, а тут взрывы, пожар…
— Надо сперва хорошо все разведать, а потом уже действовать. Для этого ты вызываешь Витальку? — спросил Саша.
— Конечно. Нам днем ходить по городу и вертеться возле гаража нельзя. Могут узнать. А он вне подозрения. Посмотрит и все нам расскажет. А вечером мы попробуем подобраться к бензовозам. Хорошо, что мину захватили с собой.
— А я что говорил? Вы же брать не хотели. Что б мы сейчас без нее делали? — упрекнул нас Мелик.
— И все таки пора спать, ребята, — сказал я.
Все притихли.
Проснулся я от легких шлепков по лицу. Стоя на коленках, Виталик Запольский тряс нас за плечи, дергал за руки, просил открыть глаза.
— Двадцать минут не могу добудиться. Думал, поумирали, — радостно говорил он.
Стоявшая рядом Лена улыбнулась:
— Еле разыскала вашего друга. Какими-то важными делами занят, дома редко бывает. Но как только услышал, что вы пришли, все бросил и сразу примчался сюда.
— Я теперь от них ни на шаг. Хватит, несколько раз обманывали. Я тоже иду в лес, буду таким же партизаном, как и они! — горячился Виталик.
— Брать тебя в отряд или не брать, наверное, зависит не от них, — заметила Кутневич и пошла на кухню готовить нам завтрак.
— Не могу я больше здесь, ребята. Если не возьмете с собой — сам сбегу.
— Перестань, Виталька. Ты же знаешь, мы хоть сейчас готовы взять тебя в отряд. А что скажет командир? В партизанах без дисциплины нельзя. Иначе что получится? Каждый сам себе хозяин: что хочу, то и ворочу. Разве можно так воевать с фашистами? Вот вернемся с задания, доложим командиру, попросим его за тебя, — доказывал я другу.
Но он стоял на своем:
— Почему вы можете быть партизанами, а я нет? Думаете, хуже вас воевать буду?