«Без Меня б твои сны улетали…» Без Меня б твои сны улетали В безжеланно-туманную высь, Ты воспомни вечерние дали, В тихий терем, дитя, постучись. Я живу над зубчатой землею, Вечерею в Моем терему. Приходи, Я тебя успокою, Милый, милый, тебя обниму. Отошла Я в снега без возврата, Но, холодные вихри крутя, На черте огневого заката Начертала Я Имя, дитя… Август 1902 Экклесиаст Благословляя свет и тень И веселясь игрою лирной, Смотри туда – в хао́с безмирный, Куда склоняется твой день. Цела серебряная цепь, Твои наполнены кувшины, Миндаль цветет на дне долины, И влажным зноем дышит степь. Идешь ты к дому на горах, Полдневным солнцем залитая; Идешь – повязка золотая В смолистых тонет волосах. Зачахли каперса цветы, И вот кузнечик тяжелеет, И на дороге ужас веет, И помрачились высоты. Молоть устали жернова. Бегут испуганные стражи, И всех объемлет призрак вражий, И долу гнутся дерева. Все диким страхом смятено. Столпились в кучу люди, звери. И тщетно замыкают двери Досель смотревшие в окно. 24 сентября 1902 «Она стройна и высока…» Она стройна и высока, Всегда надменна и сурова, Я каждый день издалека Следил за ней, на все готовый. Я знал часы, когда сойдет Она – и с нею отблеск шаткий. И, как злодей, за поворот Бежал за ней, играя в прятки. Мелькали желтые огни И электрические свечи. И он встречал ее в тени, А я следил и пел их встречи. Когда, внезапно смущены, Они предчувствовали что-то, Меня скрывали в глубины Слепые темные ворота. И я, невидимый для всех, Следил мужчины профиль грубый, Ее сребристо-черный мех И что-то шепчущие губы. 27 сентября 1902 «При жолтом свете веселились…» При жолтом свете веселились, Всю ночь у стен сжимался круг, Ряды танцующих двоились, И мнился неотступный друг. Желанье поднимало груди, На лицах отражался зной. Я проходил с мечтой о чуде, Томимый похотью чужой… Казалось, там, за дымкой пыли, В толпе скрываясь, кто-то жил, И очи странные следили, И голос пел и говорил… Сентябрь 1902 «Явился он на стройном бале…»
Явился он на стройном бале В блестяще сомкнутом кругу. Огни зловещие мигали, И взор описывал дугу. Всю ночь кружились в шумном танце, Всю ночь у стен сжимался круг. И на заре – в оконном глянце Бесшумный появился друг. Он встал, и поднял взор совиный, И смотрит – пристальный – один, Куда за бледной Коломбиной Бежал звенящий Арлекин. А там – в углу – под образами, В толпе, мятущейся пестро, Вращая детскими глазами, Дрожит обманутый Пьеро. 7 октября 1902 «Вхожу я в темные храмы…» Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд. Там жду я Прекрасной Дамы В мерцаньи красных лампад. В тени у высокой колонны Дрожу от скрипа дверей. А в лицо мне глядит, озаренный, Только образ, лишь сон о Ней. О, я привык к этим ризам Величавой Вечной Жены! Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны. О, Святая, как ласковы свечи, Как отрадны Твои черты! Мне не слышны ни вздохи, ни речи, Но я верю: Милая – Ты. 25 октября 1902 «Его встречали повсюду…» Его встречали повсюду На улицах в сонные дни. Он шел и нес свое чудо, Спотыкаясь в морозной тени. Входил в свою тихую келью, Зажигал последний свет, Ставил лампаду веселью И пышный лилий букет. Ему дивились со смехом, Говорили, что он чудак. Он думал о шубке с мехом И опять скрывался во мрак. Однажды его проводили, Он весел и счастлив был, А утром в гроб уложили, И священник тихо служил. Октябрь 1902 Из цикла «Распутья» (1902–1904) «Целый год не дрожало окно…» |
