— Джалилова посадили, а он, как выяснилось, у Баркова на квартире бывал. И Барков к нему ходил. Шальнов говорит: «Будет служебное расследование. Как только Джалилова осудят — здесь и завертится!»

— Смотри, Коля, не упусти, — сказал в это время тесть, недавно ушедший на пенсию, — у нас в дивизии был такой случай…

«Мальчишка он все-таки! — подумал Гуреев о Ратанове. — Главное в нашем деле — не рыпаться!»

Приказав никому не отлучаться, Егоров сидел в кабинете Ратанова и писал. Из оперативно-технического отделения принесли еще сто пятьдесят фоторепродукций робота. Теперь все знали, кого искать. Егоров нервничал и время от времени поглядывал в окно, хотя Ратанов никак не мог появиться из внутреннего дворика. В час дня ребята пошли обедать. Егоров остался один и сидел, задумчиво глядя поверх вороха лежавших перед ним фоторепродукций.

Позвонил Веретенников:

— Что вы там забыли в универмаге? Зачем сейчас этот повторный осмотр? Заниматься нам нечем?!

— Я выполняю приказ Ратанова.

Ратанов появился в начале третьего часа. Он был на приеме у начальника управления по вопросу о Джалилове.

— Машина будет?

— Все в порядке, — ответил Егоров. — Счастливо провести осмотр…

Егоров вышел, ни о чем не спросив Ратанова. Он и так понял все по спокойному лицу капитана.

Оперативники садились в автобус, и каждый несколько раз подпрыгнул на упругом кожаном сиденье — линейка только что вернулась из ремонта. Если бы не красная полоса, опоясавшая синий кузов, можно было подумать, что они собираются на экскурсию.

— Давай! — сказал Ратанов, садясь в машину последним.

Минут через двадцать автобус въехал прямо во двор универмага.

Директор провел их в основной склад — длинный туннель, протянувшийся под всем магазином, с маленькими решетчатыми отдушинами вместо окон и огнетушителями, развешанными над ящиками с песком через каждые несколько шагов. На стеллажах вдоль стен лежал товар на сотни тысяч рублей: часы, фотоаппараты, рулоны ткани, костюмы, пальто; поблескивали полированными гранями телевизоры и радиоприемники, тускло светился хрусталь.

Сам Ратанов осматривал стеллажи с тканью; вместе с заведующей секцией он снимал и откладывал в сторону, пробираясь к стенам, тяжелые мохнатые рулоны разноцветного драпа, шерсти, сукна, шелка и еще десятков красивых материалов с мудреными, звучными названиями. Оставила ли здесь свой след маленькая свинцовая горошина?

Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром…

Справа и слева так же методично двигались вдоль стен другие оперативники, молча, медленно, сосредоточенно. И по мере их продвижения вперед вдоль стен гасла надежда, что Варнавин получил ранение именно здесь, в магазине.

— Игорь Владимирович! — крикнул вдруг Барков. — Сюда!

И хотя Барков звал одного Ратанова, к нему со всех сторон бросились уставшие люди. Барков с высоко засученными рукавами стоял у полупустого стеллажа с алюминиевой посудой. Справа и слева от него громоздились кастрюли.

Потом, в новогодней стенгазете его изобразили в виде сфинкса, лежащего на перевернутом оцинкованном корыте между пирамидами кастрюль…

Барков гордым жестом художника, представляющего свой шедевр публике, указывал на нижний ряд. Стенка кастрюли, чуть высовывавшейся сбоку, имела небольшое сквозное отверстие.

Это был след пули.

— Фотоаппарат, — сказал Ратанов. И пока Тамулис нес аппарат со вспышкой, все долго жали перепачканные пылью руки Баркова.

Стреляли, видимо, с противоположного угла, почти с пола.

Все передвинулись в этот дальний угол. Здесь тоже лежали ткани, которые были уже осмотрены Гуреевым. Теперь все собрались в метре от стеллажа, привычно не дотрагиваясь ни до чего руками, предоставляя Ратанову, как самому старшему и опытному, первому высказать свое мнение.

— Давай еще раз, и очень внимательно.

Гуреев напряженно следил за Ратановым.

— Все в порядке, — сказал Ратанов, положив на пол рядом с собой последний рулон ткани.

Гуреев облегченно вздохнул.

Под нижней полкой стеллажа, отстоящей от пола сантиметров на сорок, стенка была деревянная.

— Ну-ка, ну-ка! — закричал Тамулис и, пока кто-то бегал за топором, выбил рукой эту деревянную переборку, державшуюся не особенно крепко. Доски отскочили, и из образовавшегося квадратного отверстия дохнуло чем-то болотным, застойным.

— Здесь должен быть склад стеклянной тары аптекоуправления, — объяснила заведующая, — там бутылочки, баночки, мензурки…

— Барков! — позвал Ратанов. — Вызови управляющего складом.

Потом они курили в маленькой подсобке, пока не приехал пожилой, страдающий одышкой управляющий. В складе стеклянной тары, забитом до самой двери ящиками с аптечной посудой, они подобрали красненькую коробочку от часов «Весна» и взяли горсть стружек с бурыми коричневыми пятнами.

Ратанов стал писать протокол повторного осмотра места происшествия. Первый, утверждавший, что преступник проник в помещение через одну из отдушин, превратился теперь в пустую, ненужную бумажку — свидетельство чьей-то нерадивости.

Тамулис, заглядывавший через плечо Ратанова в протокол, глубоко вздохнул.

— Ты что? — спросил Ратанов.

— Андрей и мертвый раскрывает преступления…

«Волчара вошел сначала в склад аптекоуправления, открыв его подобранным ключом. Он заранее знал, что там, где склад аптекоуправления, расположенный в нижнем ярусе старых купеческих рядов, примыкает к складу универмага, есть одно место, в котором капитальная стена отсутствует, — небольшое забитое досками отверстие сантиметров пятьдесят на пятьдесят. Давно, сразу после войны, здесь выводили наверх печную трубу. Волчара поднялся по ящикам с аптечной посудой к потолку, без труда оторвал висевшие на ржавых гвоздях доски и пролез в склад универмага. Когда он пролезал сквозь узкое отверстие, вернее, когда он выбирался из склада универмага, — думал Ратанов, — у него, по всей вероятности, и произошел случайный выстрел, иначе, раненный, он оставил бы следы крови где-нибудь в помещении универмага. Пистолет наверняка был у Волчары в кармане брюк, старый, трофейный, иностранного производства, что-то вроде «фроммера», с давно уже расшатанным спусковым механизмом — такие всегда стреляют неожиданно, в самых неподходящих случаях. Волчара задел им за доски, и пистолет выстрелил. Пока Волчара «работал», его соучастник сторожил снаружи, потом он помог раненому вору выбраться из склада и отправил его на такси домой. А для того чтобы сбить нас с толку, тот же соучастник — возможно, именно он и изображен на фотороботе — разбил стекло и отогнул металлические прутья в отдушине универмага. Поэтому розыскную собаку и пускали с улицы и искали тоненького худенького подростка, который мог пролезть между отогнутых металлических прутьев отдушины».

— Хитер, — восхищенно сказал Гуреев.

— По-моему, он перехитрил самого себя. — Барков вытирал пыльные руки платком. — Я не думаю, чтобы так уж много людей бывало в складе аптекоуправления и знало про эту самую переборку. Зря старался.

— Когда мы будем проверять этих людей, — сказал Ратанов, — следует поинтересоваться, местные ли они или откуда-то приехали. Про таинственное письмо Волчаре не забыли?

— «Ури одова», «о постюмо»… Я его наизусть помню, — отозвался Тамулис.

— Нам во что бы то ни стало надо его прочитать.

— Я нашел еще одно место. Там этот жаргон знают как свои пять пальцев.

— Когда начнем разворачиваться? — спросил Гуреев, будто не он осматривал универмаг сразу после кражи и не он запутал все дело.

Оперативники засмеялись.

— Сегодня, — ответил Ратанов. — Возьмите списки рабочих склада аптекоуправления. Надо установить всех лиц, имевших доступ к складу.

После осмотра Ратанов вернулся в отдел. Позвонил Карамышев.

— Ну, как с универмагом?

— Очень удачно. Волчара случайно ранил себя именно там.

— Протокол составили? Сфотографировали?

— Не беспокойся.

— А у меня тоже сюрприз, — Карамышев помолчал, давая Ратанову время для всякого рода предположений. — Помнишь отвертку, которую Барков с Тамулисом привезли с лесоучастка?