Ингрэм пожал плечами.

— Что толку? Женщины ничего не смыслят в игре.

Повернувшись спиной к брату, девушка поставила босую ногу на мой стул, уперлась локтём в согнутое колено и подперла рукой подбородок.

— Как насчёт сигары? — спросила она.

Я открыл портсигар, обрезая сигару и вложил её мисс Ингрэм в рот, потом поднёс ей свечу. Придерживая мою руку своей, она прикурила и затянулась. По всему было видно, что ей это не впервой. Она глянула мне через плечо.

— Вот и ваш слуга, Хитклиф, — сказала она, выпуская дым.

Джон принёс новую колоду. Кладя её на стол, он едва заметно подмигнул мне.

Я указал на мисс Ингрэм.

— Джон, налей молодому человеку бокал вина, а после иди спать.

Джон налил, поклонился и вышел.

— Ну, — сказала мисс Ингрэм, отхлёбывая вино, — во что играем?

— В мушку… но ставки тебе не по карману, Бланш, — сказал брат. — Ты всё проиграла вечером.

— Я займу у тебя, Тедо. Ведь это золото на столе — твоё?

— А из каких денег ты мне вернёшь?

— Отыграюсь, а если не повезёт, заплатит мамочка. Она мне ни в чём не отказывает.

— И очень глупо с её стороны, — вздохнул Ингрэм. — Ладно, садись.

Он отсчитал ей стопку блестящих монет. Она села напротив меня, подобрав под себя босые ноги.

Ингрэм вопросительно взглянул на меня и кивнул в сторону Линтона.

— Что с ним?

Линтон, похоже, совсем расклеился. Маска сползла ему на шею, он слегка похрапывал. Однако когда я коснулся его плеча, Линтон отпрянул. Сонливость как рукой сняло.

— Не трожьте меня, я не нуждаюсь в вашей помощи. Я готов играть.

Я пожал плечами и перетасовал карты. Игра началась.

Теперь, когда лорд Ингрэм видел перед собой только гладкие золочёные рубашки, его взятки и сама его игра стали осторожнее. Я тоже не рисковал. Однако дерзость мисс Ингрэм не знала границ, вернее, не знала бы, не ограничь мы ставки деньгами — иначе она проиграла бы свою охотничью лошадь, изумрудное колье, томик «Эвелины»[15] и сестриного спаниеля.

Проиграла бы, написал я, потому что она проигрывала кон за коном, причём без малейшего сожаления. Она играла быстро и небрежно, бросала деньги, не считая, и воспринимала каждую новую мушку как повод для веселья.

Эдгар Линтон тоже проигрывал, хотя меньше, чем Бланш Ингрэм, — то ли на него подействовало дядино предупреждение то ли вино остудило картёжный пыл. С выражением пьяного презрения на лице он молча отсчитывал деньги. Однако продолжал пить и с каждым бокалом всё больше мрачнел — отчасти и потому, что выигрывал теперь я.

В тот вечер впервые по-настоящему проявилось свойство, преобразившее впоследствии мою жизнь, — способность, сосредоточившись, добиваться желаемого расклада карт. Я уже говорил, что мне всегда везло в игре, но до сих пор не знал, что могу сознательно управлять ходом игры. А может, это свойство разбудила во мне та ночь, те люди и та обстановка — поздний час, буря за окном, близость врага, жутковатое мерцание масок… Возможно, это всё и расшевелило дремлющие во мне силы, помогло скрытой в тайнике мозга уникальной способности явить себя миру.

Мысли мои были быстры и спокойны, я невероятно чётко видел стол, бокалы, карты, руки игроков; всё словно светилось изнутри. Даже сами тени многозначительно мерцали. Внезапно я почувствовал свою силу; отчётливо понял, что, если захочу получить трефового валета, он мне придёт. Я вздохнул. Меня ничуть не удивило это превращение, вероятно, всё было предопределено, но только сейчас я до конца осознал то, что раньше только подозревал и чего отчасти страшился.

— Плохи наши дела, Линтон, — сказал Ингрэм, придвигая мне золотые монеты. — Леди Удача переметнулась к Хитклифу. Впрочем, эта особа непостоянна. Кто знает — может, ещё улыбнётся вам сегодня.

— Не улыбнётся, — буркнул Линтон, — покуда мы с Хитклифом сидим за одним столом. Она всегда предпочитала его, даже когда мы были детьми.

— Он заговаривается, — негромко заметил я Ингрэму. В это нетрудно было поверить. По шее Линтона катился пот, глаза в прорезях маски горели нездоровым огнём.

— Леди предпочитает Хитклифа, — сказала Бланш Ингрэм, затягиваясь сигарой. — В чём секрет вашей неотразимости, сэр?

— Она предпочитает Хитклифа, но выйдет за меня, — проговорил Линтон. — Она выйдет за меня весной, если он не станет между нами. Ещё вина!

Ингрэм выразительно взглянул на меня и прикрыл свой бокал ладонью.

— Извините, Линтон, — сказал я. — Боюсь, вина больше нет. Видите?

Я перевернул ту бутылку, которую мы выпили прежде.

— Крохобор! Скряга! Вор! — Линтон, пошатываясь, встал. Стул его упал. — Я видел, как вы ногой задвинули бутылку за ширму! Что вы на себя берёте! Вы, бродяга! Руки прочь от меня! — Последняя фраза адресовалась Ингрэму, который пытался остановить его пьяный порыв.

— Сэр, вы пьяны, — сказал Линтону Ингрэм. — Вы переходите границы. Позвольте я отведу вас в спальню, пока вы не оскорбили нашего хозяина.

— Нашего хозяина? Хозяина? Умора! — Вырываясь из рук Ингрэма, Линтон сбил бутылку (которую я и вправду задвинул за ширму), и она с грохотом покатилась по полу. Линтон дико расхохотался. — Хозяин! Он такой же хозяин, как последняя здешняя судомойка! Он цыган, подкидыш, жульё…

— C‘est vraiment incroyable![16] — воскликнула Бланш.

— Заткнитесь, Линтон, или потом пожалеете, — сказал Ингрэм. — Чем вам не угодил Хитклиф? Он славный малый и не сделал вам ничего дурного.

— Славный малый? Вы так думаете? Разве вы не видите, что это — дьявол?

— Вы рехнулись. Идите спать.

— Вот как? А что вы скажете на это? Он мошенник, сегодня он обманул нас в карты.

Ингрэм вздохнул, расхохотался и резко оборвал свой смех.

— Линтон, — сказал он, — клянусь честью, если бы Хитклиф передёргивал, я бы заметил.

— Но он жульничал. И хорошо почистил наши карманы.

— Замолчите, Эдгар, — сказал я.

— Как же он жульничал? — спросила мисс Ингрэм.

— Откуда я знаю? Я не картёжник. Может, у него запасная колода в кармане. Пусть вывернет.

Ингрэм сумел-таки обхватить Линтона за плечи.

— Линтон, полагаю, вы не осознаёте всю серьёзность вашего обвинения. Хитклиф может вызвать вас на дуэль. По правде говоря, если вы не уймётесь, он обязан будет это сделать. И я его поддержу.

— Если вы решите с ним драться, мой добрый друг, — сказала мне Бланш, — я буду вашим секундантом. Опыта у меня маловато, но, по-моему, во мне больше мужчины, чем в Тедо.

Я презрительно взглянул на Линтона.

— Драться с ним? С этой худосочной ящерицей? Я скорее сражусь с вами, мисс Ингрэм.

Тут Линтон вырвался из объятий Ингрэма, схватил со стола пустую бутылку и бросился на меня, но промахнулся, задев только ухо тигриной маски. Ингрэм поймал его руки и прижал их к бокам. Бланш метнулась было между мной и Линтоном (в ту секунду я готов был растоптать его, как червяка), но замерла, уставившись на что-то у меня за спиной.

— Мэри? — спросила она.

Я обернулся. В полумраке возле буфета стояла темноволосая женщина в белой ночной рубахе, почти такой же, как на мисс Ингрэм. Она шагнула вперёд, и я увидел, что длинные чёрные волосы принадлежат маске индейца, — похоже, женщина успела надеть маску, пока все мы были заняты Линтоном.

— Мэри? Зачем ты в маске? Почему молчишь? — спросила Бланш.

Женщина сделала ещё шаг в нашу сторону.

— Служанка нас разыгрывает, — тихо сказал Ингрэм, но никто ему не поверил. Слишком уж решительно приближалась женщина.

— Мэри, ты меня пугаешь, — неуверенно произнесла Бланш. — Сию минуту сними маску!

Женщина продолжала наступать. Она вошла в круг света у карточного стола.

Бланш вскрикнула:

— Это не Мэри! Это не Мэри!

Бланш, Теодор и Эдгар попятились, в освещённом пространстве остались только я и загадочная незнакомка. Она шла прямо на меня. Что-то мешало мне отступить или, напротив, преградить ей путь. Время замедлилось, звуки иссякли. Она обеими руками потянулась к моему лицу, сняла маску и впилась в меня глазами.