Все обожание публики снова было отдано мне. Своевременное вмешательство доктор Шимковича явно принесло свои плоды.

— Вы должны представить доказательства насчет жены, — кричали проколовшемуся судье из первых рядов, — наемник лысых!

— Я не могу представить никаких доказательств, — тихо признался судья.

Зал захлестнула волна негодования. Тут я счел нужным вмешаться. Я встал и насмешливо спросил:

— А почему же господин судья затрудняется представить доказательства насчет жены?

— Потому что у меня нет жены, — заявил судья. — Я холост.

Это была неприятная минута. Я почувствовал судороги в желудке и никак не мог с ними совладать.

— Я откладываю судебное заседание, — заявил судья, — ибо я действительно заинтересованное лицо. Дело в том, что мне глубоко антипатичен господин Пинто.

Публика стала пробираться к выходу. Мое удрученное настроение не могло развеять даже зрелище того, как отважные люди избивали Пулицера и других лысых подлецов, проходивших мимо здания суда.

* * *

Как вы помните, я затаил обиду на доктора Шимковича из-за его мелких пакостей, в которых участвовал и мой друг Пепи. Я имею в виду их темные делишки с производителями стекла. Каждый раз, когда я вспоминал, с каким честным видом Шимкович докладывал мне, что Пепи чист, то есть не получает ничего от объединения промышленников, меня охватывал гнев. Я удерживался от того, чтобы не раскроить Шимковичу череп, лишь из опасения, что советник по внутренним делам откроет Пепи историю средства «Антитер», который мы производили без ведома моего друга.

Однако теперь, после позора, которым Шимкович покрыл себя на суде, я больше не мог сдерживать свой гнев. Как только дверцы нашей партийной машины захлопнулись, я не сдержался и начал во весь голос орать на советника по внутренним делам:

— Хорошенькое дельце вы заварили, Шимкович! Неужели нельзя было узнать заранее, женат ли судья?

— Ну ладно, Пинто, как я мог знать, что судья — гомик? Кстати, дорогой руководитель, жаль, что вы были так невоздержаны и наговорили столько глупостей.

— Может, мне у вас поучиться уму-разуму, Шимкович?

Мы смерили друг друга презрительными взглядами, подобно двум музыкантам в одном кабаке. Мне было ясно, что мой имидж — значительно более руководящий.

— Заткнись, бандит! — закричал я. — Тебе бы лучше помолчать после всех тех грязных махинаций с отчислениями от витрин, что ты проделывал вместе с Пепи.

Зрачки советника по внутренним делам сужались и расширялись поочередно.

— Гидеон Пинто, — просипел он, — поговорили бы лучше о париках!

— А ты мне не указывай, о чем мне говорить!

— Ах так? Можно подумать, что не я писал каждое слово, которое вылетало из твоих руководящих уст. Да ты без меня не способен придумать ни одной стоящей мысли!

— Ну, Шимкович, да ты просто наглый гордец!

— Тьфу ты, Господи, — вздохнул опозоренный на суде советник, — теперь я начинаю понимать Пулицера!

— А я — лысых!

Когда мы остановились на перекрестке, стало ясно, что наша перепалка грозит перейти в рукопашный бой.

— Если хочешь знать, — проревел советник по внутренним делам, — я уже давно жалею, что заключил с тобой договор на производство жидкости для волос.

— А я-то, идиот, еще делился с тобой деньгами, полученными от Вацека!

— Какого Вацека?

Да, это была серьезная ошибка с моей стороны. В пылу ссоры я совсем забыл, что это Пепи, а не адвокат является моим партнером по объединению промышленников. Но с каких это пор я обязан отчитываться о своих доходах перед подчиненными?

— Шимкович, — сказал я сухо, — выйди из машины!

Мои слова лишь подлили масла в огонь.

— Я выйду не только из машины. Я выйду из всех общих дел, — бросил бывший советник по внутренним делам, выскакивая из автомобиля. — Я основываю новую партию! — закричал он. — Посмотрим, как ты без меня управишься!

В ответ он получил от меня кулаком в нос через открытую дверцу машины.

— Вот тебе пример, как я без тебя управлюсь, — объяснил я свои действия.

Доктор Шимкович растянулся на мостовой, и я выкрикнул в его сторону злободневный лозунг:

— Да здравствует Пинто!

* * *

Пепи не особо взволновало известие об уходе третьего человека из нашего триумвирата.

— Это совершенно не важно, — заметил мой друг, — так нам на двоих больше достанется.

— А конкурирующая партия?

— Ничего, переживем.

«От нас ушел верный сын Фронта, — писал Пепи с большим воодушевлением на следующий день в передовой статье нашей газеты «Подавляющее большинство», — этот верный боец активно боролся за принципы национально-волосатого возрождения. Он был нашим советником по внутренним делам. Сегодня, когда мозг Элмира Шимковича совершенно затуманен и душа его погружена в потемки, мы склоняем в его память фиолетовые знамена и наши губы шепчут в гарпунной печали: «Мы будем продолжать общее дело!»

Передовая статья, помещенная в траурной рамке, не произвела нужного впечатления. Широкие волосатые народные массы нисколько не интересовались проблемами душевного здоровья своих лидеров. Их куда больше интересовали доходы лысых.

Новая партия под руководством Шимковича получила название «Общенациональная лига спасения волосатых». Платформа ее в точности совпадала с нашей, однако для решения проблемы лысых предлагались более радикальные средства. Об этом свидетельствовал и гимн новой партии:

Молодежь сразу полюбила новую песню. Новая партия часто проводила парады под звуки гимна, названного «Марш молодых спасителей волосатых».

Кроме того, Шимкович поспешил выпустить свою газету. В первом же ее номере он заявил, что расставание с нами было для него весьма болезненным, а причиной разрыва стало то, что «разум Гидеона Пинто внезапно помутился».

Началась борьба двух общенациональных движений, принесшая немало осложнений и приведшая к обострению борьбы против лагеря лысых.

Институт по изучению проблем лысых — ГОСНИИЛЫС — оставался в исключительном распоряжении нашей партии и пытался подорвать деятельность Лиги, постоянно публикуя все новые ценные указания по дальнейшему обузданию банд лысых. Особенно горячий прием среди населения встретило правительственное постановление, запрещающее полностью лысым (категория А) или наполовину лысым (категория Б) держать домашних животных, покрытых шерстью. Наш фиолетовый плакат тоже пользовался успехом у публики. Он требовал, чтобы лысые под угрозой тяжкого наказания ходили лишь по обочине дороги и выходили на улицу лишь в обуви, которую носили как минимум три года.

Согласно новому постановлению, лысым мужчинам категорий Д(а) и ДББ(б) и женщинам категорий ЖДБ(с), ЖДБ(т), ЖДС(т) разрешалось посещать кафе лишь с 15.30 до 16.00 при условии, что они будут сидеть под столами и воздерживаться от питья кофе. Лишь лицам категорий Д(д) и ЖД(д)Д было разрешено заказывать черный кофе (без молока!) до 15.15, однако и они обязаны были покинуть заведение до 15.40.

Требование Лиги защиты волосатых обязать всех полностью лысых ходить на четвереньках было отвергнуто под давлением церкви. Более того, мы разрешили женщинам лысого происхождения категории ЖД(д)С(Т) посещать общественные парки и даже сидеть на скамейках с надписью «Не для лысых». Однако этой привилегией они могли пользоваться лишь по воскресеньям, с 10.00 до 10.20, а также в 5 утра.

Особая муниципальная проблема возникла в связи с необходимостью изменения режима работы светофоров в духе защиты волосатых. Мы дали указание наряду с обычными светофорами установить на отдельных столбах светофоры фиолетовые, которые зажигались каждые 43 минуты на 22 секунды, что позволяло лысым беспрепятственно переходить через дорогу.