Меня охватило волнение — ведь я впервые выступал перед столь значительной аудиторией. Впрочем, вскоре я немного успокоился — присутствующие сверху выглядели как один фиолетовый букет. В толпе маячили два лозунга:

Лысые — причина всех наших бед!

Отнять

— Мои волосатые братья! — доносили репродукторы до народа идеи доктора Шимковича. — Настала священная минута в истории нашего народа! Жители страны воспрянули ото сна. Все видят, все знают и чувствуют, что мы сейчас являемся свидетелями исключительно важного события. События, которое выходит за рамки любых финансовых или узкопартийных соображений. Здесь сегодня волосатое общество ведет борьбу не на жизнь, а на смерть против ига лысых, ведущих народ к страшной катастрофе!

— Правильно! — неслось снизу. — Имущество лысых — гарпунерам!

— Это — наша программа, волосатые товарищи! Наше терпение иссякает! Я, как вождь нашего Движения, заявляю вам от всего гарпунерского сердца, — тут я начал стучать кулаком по трибуне, как учат на курсах риторики, — не будет у нас социальной справедливости, пока лысая мафия подрывает основы гражданских прав! Чаша с ядом переполнена!

Мои слова возбудили толпу до такой степени, что я стал задумываться над тем, что говорю. Я почувствовал даже что-то вроде благодарности нашему советнику по внутренним вопросам, который составил для меня этот текст, высекающий искры из масс.

— Правительство наемников лысых колеблется, — продолжал я читать написанный текст, — и я призываю руководство страны перестать, наконец, сидеть на двух стульях и бросить вызов международному фронту лысых, дабы уничтожить их раз и навсегда ради нас и ради грядущих поколений. Лучше ему это сделать сейчас, пока мы, бойцы-гарпунеры, не взяли власть в свои руки для спасения Отечества!

— Долой правительство! — ревела толпа, несмотря на слабые потуги полицейских утихомирить наиболее активных крикунов.

— Тихо, тихо! — пытались успокоить собравшихся отдельные полицейские, впрочем, не проявляя особой настойчивости.

— Время настало! Да здравствует Пинто! Пинто — наш идеал! — ревела толпа.

Я повысил голос:

— Я спрашиваю вас, собратья по несчастью, кто ведет мир к катастрофе?

— Лысые! — ревела толпа.

— Кто довел народ до нищеты?

— Лысые!

— Кто разжигает братоубийственную войну?

— Лысые!!

— Кто развращает наших невинных детей?

— Лысые!!!

— Кто распространяет наркотики, спекулирует, занимается контрабандой и делает аборты?

— Лысые!!!!

— Кто обманывает, торгует краденым, занимается шпионажем и диверсиями?

— Лысые!!!!!

— А теперь, братья, ответьте — кто спасет Родину?

— Лысые!!!!!!

Последний ответ народа был, возможно, не совсем верным с точки зрения формальной логики, но тысячи членов Национального фронта дошли уже до такой степени возбуждения, что на такие мелочи никто уже не обращал внимания.

— Волосатые братья! — тут я оставил текст и стал импровизировать. — Преступное правительство не ограничивается преследованиями бойцов Фронта. Наступило решающее время! Терпеть далее невозможно! Правительство ведет народ к катастрофе! Правительство бросает в тюремные застенки наших верных последователей! Оно творит неправый суд! Вот, например, вдова Шик…

— Ууу, — ревела толпа, — долой ведьму!

— Вдова Шик томится в тюрьме без всякой вины, только за свою преданность идеям национальной защиты волосатых!

— Да здравствует вдова Шик! Ура!

Пепи потянул меня сзади за рукав фиолетового смокинга, а доктор Шимкович, бледный как мел, пытался подавать мне знаки рукой, но меня уже невозможно было остановить:

— Глас народа — глас Божий! А теперь, братья в волосах, слушайте меня. Сейчас мы направимся к тюрьме на улице Чука, ибо честь Гарпуна обязывает нас. Мы не можем больше молчать! Чаша с ядом переполнена! Шагом марш к тюрьме! Разобьем оковы несчастной вдовы! Терпение! Да здравствует Пинто!

Воздействие моих слов на толпу невозможно описать. Пепи силой оттащил меня от микрофона, издавая дикие бессмысленные звуки. В ярости он бушевал и топал ногами. Трусливый адвокат побелел как мел и постоянно спрашивал: «Что же будет?» Доктор Шванц без конца крестился. Однако широкие массы борцов уже приняли мой клич близко к сердцу. Они вышли на улицу и хлынули, как радиоуправляемая лавина, к центру города.

* * *

Ужас, которым были объяты Пепи и другие товарищи по партийной борьбе вследствие моей руководящей инициативы, оказался совершенно необоснованным.

Товарищи по Фронту на удивление дисциплинированно, не нарушая общественного порядка, шагали вдоль главной улицы. Порой несколько камней, брошенных верной рукой, разбивали витрины отдельных магазинов, владельцы которых вызывали подозрение с точки зрения волосяного покрова, после чего срочно организовывались операции по спасению магазинного имущества, то есть товары из витрин поступали на нужды бойцов-гарпунеров.

На улицах попадались безответственные личности, прогуливавшиеся как ни в чем не бывало, несмотря на свою вопиющую к небесам лысину. Они получили суровый урок на всю жизнь в отместку за томящихся в застенках вдов, вся вина которых состоит лишь в том, что они являются членами Движения.

Бойцы Национального фронта бросали излишки товаров под колеса трамваев, предавали принадлежащее лысым имущество огню, а также перевернули несколько частных машин, поскольку те мешали им двигаться к цели. Демонстранты выкрикивали антилысистские лозунги и, между делом, проломили трубы центрального газопровода. Потоки газа, вырвавшиеся из труб, издавали звук, подобный звуку боевых труб. Чьи-то ловкие руки бросили в струю горящую спичку, и пламя национальной борьбы разгорелось в нескольких точках города. Огонь патриотизма поднялся до небес, однако никаких особых происшествий не последовало.

Полиция сумела овладеть ситуацией и пристально наблюдала за процессией. Руководство партии держалось на определенном расстоянии от демонстрантов, однако также внимательно контролировало происходящее. Даже доктор Шимкович, еще недавно объятый страхом, вынужден был признать, что все идет нормально.

Передовые колонны демонстрантов подошли к воротам тюрьмы. В стройных рядах были видны лозунги, державшиеся на вырванных с корнем дорожных указателях. В конце концов все собрались у тюрьмы.

— Свободу вдове Шик! — звучало мощное выражение народной воли. — Выдайте нам лысых тюремщиков! Свободу вдове Шик!

Я же тихо улыбался, думая о том, что сейчас чувствует вдова в своей темнице. Но в этот момент наемники лысых прислали какую-то полицейскую машину, которая перекрыла вход в тюрьму.

Впрочем, было ясно, что попытки плешивых-паршивых защитить тюрьму обречены на провал. Напряжение возросло многократно, когда полицейские попытались силой удалить из толпы наиболее крикливых демонстрантов, расталкивая при этом людей направо и налево. Казалось, не избежать массовых столкновений, чреватых беспорядками, но тут вдруг ворота тюрьмы распахнулись и на пороге появился заместитель начальника. Он двинулся прямо в толпу, выясняя, кто здесь главный. Затем капитан направился к моей машине. Он несколько удивился при виде нашей фиолетовой формы, но отдал честь:

— Я вынужден выйти сюда, ибо я заменяю моего лысого начальника в важных ситуациях. Нам беспорядки не нужны. Если вы обещаете успокоить людей и покончить с атмосферой ненависти, царящей в толпе, я задействую свои полномочия и отпущу вдову Шик до суда.

— Согласен, — ответил я, — я вас не забуду, дорогой тюремщик.

— Я только выполняю свой долг. Кстати, мой начальник совершенно лысый.

После достижения соглашения Пепи приступил к успокоению толпы и велел командирам подразделений бойцов отвести людей в дальний район города, дабы навести порядок и там.

— Вперед, гарпунеры! — выкрикнул Пепи. — Звуки разбиваемых витрин магазинов, принадлежащих лысым, будут нам наградой! Чаша переполнена!