Сама картина была работой известного живописца Бар-Хонига. В качестве оригинала ему было выдано групповое фото 35-летней давности из архива службы Совета профсоюзов, на которой Яков Заголовок стоял в последнем ряду наполовину закрытый другими, вследствие чего мог быть идентифицирован лишь несколькими ветеранами рабочего движения. Особенно впечатляющим старые свидетели находили то, сколь поразительно похожей была изображенная Бар-Хонигом улыбка "нашего Янкеле".

Одному из ведущих издательств было поручено выпустить собрание сочинений Якова Заголовка, и его редакторы в кропотливой, тяжелой работе выискивали материал в переплетах старых, пожелтевших газет; иногда статьи были анонимные, но неповторимый, захватывающий стиль изложения неопровержимо свидетельствовал об авторстве Я.Заголовка.

Вскоре, однако, произошло событие, от которого полная и всеобщая посмертная слава Якова Заголовка едва не померкла. Когда улица, на которой находилась редакция "Борца за свободу", по всеобщему пожеланию была переименована в "бульвар Якова Заголовка", выступил г-н Гринбуттер и в своей передовице рассказал о происхождении легенды о Заголовке. Однако против этой дерзкой исторической фальсификации поднялась буря протестов. На празднике открытия "Гимназии Якова Заголовка" спикер правительства дал разъяснения на этот счет: "Якова Заголовка в течение всей его жизни пытались подвергнуть диффамации, и известно немало фокусников, которые стремятся манипулировать в этих целях общественным мнением, в том числе и после его смерти. Однако мы, как и все честные люди, горой стоим за Якова Заголовка".

Г-н Гринбуттер, сидевший среди приглашенных гостей, ответил на эту отчаянную персональную атаку лишь одной репликой; это смешно, выкрикнул он, обожествлять результат опечатки. После чего был двумя блюстителями порядка силой выдворен из зала и помещен в больничный приют, где впал в еще большую хандру, поскольку больница также носила имя Якова Заголовка. Однажды ночью с ним на этой почве приключился такой нервный припадок, что его перевели в отделение для буйно-помешанных. Там, под неусыпным наблюдением психиатров состояние г-на Гринбуттера стало постепенно улучшаться. Он начал привыкать к сложившимся обстоятельствам, и через некоторое время был выписан как излечившийся.

В качестве признания его долголетней журналистской службы на следующий год он получил Премию Якова Заголовка по публицистике.

Шульц остановил меня на углу улицы Арлазорова:

"Возьмете меня с собой? — спросил он. — Мне срочно нужно на почту…".

Я разрешил ему сесть в машину. Шульц был очень взволнован. Я поинтересовался, что стряслось.

"И не спрашивайте! Мой шурин выслал мне из Германии атомную бомбу".

"Что?!"

"Да, это ужасно, не так ли? Я как раз в одном журнале прочитал, что в Германии проведено исследование и доказано, что сейчас каждый может достаточно просто и недорого изготовить атомное оружие. Но зачем же это пересылать по почте?".

"Действительно, странно, должен сказать".

"И тем не менее, маленький человек действительно может позволить себе большую бомбу. Вот, вы посмотрите, что пишет мой шурин: "Р.S. - пишет тут Фридрих, — У меня есть для тебя маленький сюрприз. Сегодня авиапочтой тебе отправляется атомная бомба. Всего наилучшего".

"Он перестарался".

"Фридрих всегда был широкой натурой, — сказал Шульц. — Но что же я буду делать с этой атомной бомбой?".

"Я не знаю. У меня еще никогда ни одной не было".

"Жозефина сведет меня с ума окончательно. "Мне не нужна в доме никакая атомная бомба, — кричала она мне вслед, когда я уходил из дома. — Мне хватит заботы с малышом!". Видит Б-г, она права. Мне и самому не очень приятно будет видеть, как Дани играет с атомной бомбой. Тут уже ни за что нельзя поручиться. Дело в том, что он все разбирает на части, все, что ему только в руки попадет. — И кроме того: где же я буду хранить бомбу? Может быть, в холодильнике?".

"А она большая, ваша бомба?"

"Понятия не имею. В конце концов, я не специалист. Почитаю инструкцию по эксплуатации. В любом случае надеюсь, что он купил не самую большую модель. Наш холодильник очень мал. Впрочем, Жозефина так и так хотела новый. В одном вы можете мне верить, что если бы Фридрих не был таким чувствительным, я бы ему эту бомбу обратно выслал. Ну, кому нужна атомная бомба? Вы полагаете, я должен ее испытать?".

"Если вы в ней что-нибудь поймете…"

"Я понимаю только, что потрачу кучу нервов. Вы же знаете, какие у нас соседи. Они только и ждут, чтобы черт знает что вообразить. Поэтому я не могу обижаться на Жозефину за то, что она хочет выкинуть эту бомбу. "Продай ее" — сказала она… Может быть, вас заинтересует?".

"Думаю, нет".

"Ну и ладно. Жозефина считает, что правительство охотно купит ее у нас. Но я ей сказал: "Это-таки был бы неплохой бизнес. Но что я скажу шурину, когда он нас посетит и спросит: "А где бомба, что я вам выслал?" — "Я ее продал, Фридрих"?".

"Ну, так не продавайте ее".

"Все это не так-то просто. Это большая ответственность и большие хлопоты. Прежде всего — участие во всех этих конференциях по разоружению. Это же абсурд. У кого есть время на такую чепуху?"

"У Америки, Англии, Китая, России, — начал я в алфавитном порядке, — Франции и Шульца".

"Нет, я туда не поеду".

"Но почему?".

"Я очень застенчивый. И не могу выступать перед публикой. К тому же я буду отказываться только от одной бомбы. А что они смогут мне предложить? Что я должен уничтожить мою бомбу? Но я это и так знаю. Нет, я ничего не уничтожу. Мне ведь никто не скажет, что китайцы тоже уничтожили свой запас бомб, не так ли?".

"Верно".

"Так что поверьте мне, эта немецкая штучка еще поставит мир на уши. Да и вообще, нормальный человек не сможет заплатить такую цену".

"Какую цену?"

"Как, а страховка! Я же не смогу весь этот колоссальный риск взрыва бомбы в моем доме принять на себя одного. А если бомба сломается? Кто должен ее чинить? Может быть, наш слесарь?".

"Ну, почему уж сразу сломается? Она же совсем новая".

"Я понимаю, у нее год гарантии. Но, как правило, все эти гарантии не действуют в случае природных катастроф или войны. Это просто смешно — когда же еще использовать атомную бомбу? Конечно, на войне!".

"А вы ее действительно хотите использовать?".

"А что же еще?".

"Но как вы представляете себе ее доставку?".

"По почте".

Шульц снова вошел в раж.

"Вообще-то мне все равно, — сказал он. — В любом случае пусть у меня будет бомба в доме. Великие державы ее тоже не используют. Вот и я должен ее сохранить — на всякий случай. Если хотите знать, я полагаю, что иметь бомбу в доме довольно приятно".

"Почему?".

"Вообще-то я и сам не знаю. Просто хочется. У меня какое-то предчувствие. Полагаю, Дани ее не найдет…".

Мы подъехали к отделу выдачи посылок. Шульц заплатил 46 шекелей таможенной пошлины и 26 шекелей налога на предметы роскоши.

"Осторожно! — предупредил он почтового служащего, выдававшего посылку. — Там внутри настоящая бомба".

Пакет оказался маленький. Двое полицейских помогли нам его вскрыть. С затаенным дыханием мы достали оттуда сверкающую всеми цветами радуги подарочную упаковку, на которой было написано: "Да здравствует атом! Превосходный макет атомной бомбы со вспышкой и грохотом. Развлечение и игрушка для детей и взрослых!".

"Фридрих сумасшедший! — фыркнул Шульц. — Это же Дани на день рождения".