"Куда хотите, — бросила она. — Не мешайте".

Я осмотрелся. Вообще-то была пара свободных стульев, но бог знает где.

"Там, где свободно, я ничего не увижу, — подкинул я официантке тему для размышления. — Не могли бы вы мне помочь?".

"Подождите, когда начнется реклама".

Когда началась реклама, жизнь снова вернулась в привычное русло. Официантка нашла для меня свободное кресло и втиснула его между двумя другими, так что я с помощью ложки для обуви мог действительно занять там место. Моих соседей это нисколько не потревожило, поскольку фильм снова начался. Сейчас толстая девушка любила уже совсем другого, который на этом основании вмешался в драку ее прежних любовников.

"Извините, пожалуйста, — обратился я к моему соседу слева. — Тут можно заказать что-нибудь поесть?".

"Вы кто?" — спросил он меня в ответ не глядя, пока руки одного любовника в последнем усилии тянулись к его новому сопернику.

"Я посетитель этого ресторана и сижу около вас. Тут есть что-нибудь поесть?".

"Вы молодой или старый?".

"Молодой".

"Как вы выглядите?"

"Среднего роста. Благородное, резко очерченное лицо. Очки. Блондин".

Только что богатый любовник, вылетев в окно, проследовал с песней к пухляшке.

"Закажите минестроне", — посоветовал мне сосед. Больше я от него ничего не добился.

Спустя четверть часа, он глубоко вздохнул: "Я, пожалуй, пойду. Слишком все глупо. Фильм идет уже три часа. Счет, пожалуйста!". Однако, ему потребовалось с равными интервалами повторить это несколько раз, прежде чем официантка смогла нему пробраться, причем она его буквально нащупала между стульев и посетителей вытянутой рукой. Ей с трудом удалось запеленговать голос моего соседа, поскольку она в этот момент столкнулась с другой официанткой. Но никто не обратил внимания на грохот падающей посуды и бьющихся тарелок, поскольку на экране в это время жаждущий любви богатый соискатель получил увесистый тумак от кулака новичка.

"Четыре с половиной шекеля" — ознакомила официантка моего соседа с содержанием счета, после чего он ловко выудил из кармана соответствующую банкноту. С торопливым "Благодарю!" официантка сунула мне в руку пол-шекеля сдачи.

"Я бы хотел минестроне" — сказал я.

"Ой, подождите" — сказала официантка.

Толстая девушка, тем временем, оказалась в заточении в замке богатого мужчины. К ней через окно влез третий любовник, и они запели дуэтом. Очередная драка не заставила себя ждать.

"Минестроне, пожалуйста!".

Официантка посмотрела на мое лицо, чтобы запечатлеть в памяти, кто сделал заказ. Затем, пятясь, удалилась. Спустя несколько минут, пронзительно закричала женщина в дальнем углу, поскольку минестроне, которые официантка уронила ей на грудь, были достаточно горячими.

"Сегодня это уже в третий раз" — рыдала она, но соседи быстро и энергично заставили ее замолчать. Бедный любовник держал богатого за горло, пытаясь открыть толстой девушке дверь на свободу, не подозревая, что там их поджидает третий, которому, в свою очередь, было неизвестно, что замок окружен кавалерией повстанцев.

Как раз в этот момент я почувствовал руку официантки, протянутую к моему лицу. "Ваши минестроне" — сказала она и поставила тарелку на мое правое плечо. Но по запаху я отчетливо ощущал, что это были вовсе не минестроне. Левым указательным пальцем я удостоверился, что содержимое тарелки содержит гусиную печенку. Без всякого сомнения, люди на кухне тоже смотрели телевизор. Но я предусмотрительно принялся за еду. Кулачный бой обоих любовников все равно приближал их неизбежный конец. Во рту распространился странный пресный привкус, который, как оказалось, происходил от нижнего кончика моего галстука, который я отрезал себе в потемках.

Пока оба влюбленных кулачных бойца крепко вцепились друг в друга и при этом выяснили, что являются единокровными братьями, я решил покинуть этот ресторан, иначе оттуда уже невозможно будет выбраться. Сопровождаемый третьей песней, льющейся изо рта толстушки, я стал пробираться к выходу. Я обязательно должен был успеть это сделать до следующей драки. На выходе меня ждал приятный сюрприз: кассир слушал песню с таким увлечением, что у него не было времени меня рассчитывать, и он меня просто грубо вытолкал.

Однажды вечером нам в дверь позвонили. Тут же самая лучшая из всех жен подскочила, заметалась по комнате и зашипела на меня: "Иди, открой".

У двери стояли Гроссманы, Дов и Люси Гроссман, милая супружеская пара средних лет в домашних тапочках. Поскольку раньше мы друг к другу в гости не ходили, они стояли снаружи и извинялись за беспокойство в столь поздний час.

"Мы же соседи, — сказали они. — Можно зайти на секунду?

"Конечно, пожалуйста".

С поразительной целеустремленностью Гроссманы прошли в зал, покружили вокруг рояля и остановились у журнального столика.

"Ну, ты видишь, — торжествующе обратилась Люси к своему супругу. — Это никакая не швейная машинка".

"Да, теперь вижу, — лицо Дова покраснело от злости. — Ты выиграла. Но позавчера я был прав. У них нет Британской энциклопедии".

"О Британской энциклопедии вообще не было речи, — поправила его Люси. — Я не сказала ничего, кроме того, что у них, наверное, дома есть энциклопедия, раз они такие снобы".

"Жаль, что мы твои драгоценные изречения не записываем на магнитофон".

"Да, действительно, жаль".

Мне было совершенно непонятно, почему этот разговор принимает враждебный характер. Потому я предложил им, чтобы мы все вместе сели за стол и поговорили, как это и подобает взрослым людям. Гроссманы кивнули — каждый сам за себя — с выражением согласия. Дов скинул с себя плащ, и оба присели. Дов был в пижаме в серо-голубую полоску.

"Мы живем в доме напротив, — начал Дов и показал на дом напротив. — На пятом этаже. В прошлом году мы ездили в путешествие в Гонконг и купили там полевой бинокль".

Я подтвердил, что все японские изделия действительно бывают высокого качества.

"Максимальное увеличение — один к двадцати, — похвалилась Люси и потеребила локон своих волос. — С такими стеклами мы видим каждую мелочь в вашей квартире. А Доби, который иногда бывает упрямее осла, вчера уперся и утверждал, что темный предмет за вашим роялем — швейная машинка. Его невозможно было переубедить, хотя было совершенно отчетливо видно, что на этом предмете стоит цветочная ваза. С каких это пор на швейную машинку ставят цветочную вазу? Ну, ясно же. Но Доби этого не хотел понимать. И сегодня мы об этом весь день проспорили. В конце концов, я сказала Доби: "Знаешь что, пойдем-ка, зайдем к ним и посмотрим, кто прав". И вот мы здесь".

"Вы правильно поступили, — похвалил я. — Иначе вы так и не перестали бы спорить. Были еще какие-то проблемы?".

"Только со шторами" — вздохнул Дов.

"А что со шторами, и почему вы вздыхаете?" — спросил я.

"Потому, что когда вы задергиваете шторы в спальне, мы можем видеть только ваши ноги".

"Это действительно огорчительно".

"Нет, это не значит, что я хочу пожаловаться, — поправился Дов. — Вам не следует на нас обращать никакого внимания. Это же ваш дом".

Атмосфера становилась все более сердечной. Моя жена накрыла чай и подала бутерброды.

Дов показал на нижнюю часть своего подлокотника: "Вот что меня действительно страшно интересует…".

"Да? Что?"

"По-прежнему ли прилеплена сюда жевательная резинка. Она была красная, если не ошибаюсь".

"Чушь собачья, — возразила Люси. — Она была желтой".

"Красной!".