Прошла минута, прежде чем Кэлмены поняли, что сказал этот странный человек с изуродованным лицом. В недоумении они молча таращились на важного гостя. Наконец лица всего семейства озарились счастливыми улыбками, дети весело закричали и начали кидаться снежками друг в друга и в родителей, а те бросились друг другу в объятия. Наблюдая за этой вакханалией, Гейб понял, какого страху нагнал на этих людей, сам того не ведая. Он вспомнил, что чуть не отложил сегодняшний визит, и почувствовал укол совести. Видимо, переживания отразились на его лице, потому что Николь нежно, но сильно сжала его ладонь и прошептала:

— Спасибо.

Мистер Кэлмен энергично замахал рукой и закричал:

— Дети, дети! Садитесь в машину, едем в церковь. Восславим Господа за Его милости!

Сияя от удовольствия, Гейб наблюдал, как возбужденное семейство рассаживается в стареньком автомобильчике.

— Веселого Рождества! — крикнул он вслед отъезжающей машине, и Кэлмены в ответ что-то весело прогалдели и долго махали на прощание.

— Веселого Рождества, Гейб, — тихо сказала Николь, когда они остались одни.

Гейб понял, что настало время высказать все, что давно лежало на сердце. Но храбрость покинула его.

— Веселого Рождества, — только и сказал он Николь.

По ее лицу действительно скользнула тень разочарования или ему показалось?

Через некоторое время они подъехали к машине Николь.

— Оставь ее здесь, — сказал Гейб. — Я пошлю кого-нибудь за ней после праздника. Если у тебя будут еще вызовы, можешь на меня рассчитывать.

— Но мое дежурство испортит тебе Рождество, — возразила Николь.

— Ничего подобного. Наоборот, это первое Рождество, которое я праздную по-настоящему с тех пор, как… — Он не закончил фразу.

Через минуту Николь сказала:

— Знаешь, я чувствую то же самое.

Они подъезжали к Бердвуду. Звонил церковный колокол, и прихожане спешили к утренней мессе. Отчаяние охватило Гейба: мы уже почти дома, а я так и не сказал Николь того, что хотел. Впрочем, она вряд ли жаждет услышать от меня эти слова.

— Ты не мог бы подвезти меня к ветлечебнице?

Все кончено. Я ей не нужен. Она станет женой Джона. Однако Гейб не мог до конца поверить в это.

Навстречу им шел Питер с семьей. Они направлялись в церковь. Николь объяснила шефу, что случилось с ее машиной, и дала краткий отчет о состоянии Молли. Внимательно выслушав, Питер удовлетворенно кивнул и сказал:

— Теперь пусть Джон поработает. А вы, Ники, отдыхайте, веселитесь. Веселого Рождества!

Когда молодые люди вновь остались одни, Николь сказала:

— Думаю, что хотела бы сейчас пойти в церковь.

В ее голосе прозвучала просьба, и Гейбриел немедленно отреагировал.

— Я с тобой.

Припарковав автомобиль у ветлечебницы, они плечом к плечу пошли по заснеженной улице. Гейб оставил палку в машине, однако не беспокоился, что может споткнуться. Плечо Николь служило надежной опорой.

Жители деревни одаривали Гейба приветливыми улыбками. Некоторые восклицали:

— Какой был великолепный вечер!

И он, улыбаясь в ответ, загадочно обещал:

— Подождите до будущего года, тогда вы действительно увидите рождественский вечер!

Не доходя до дверей церкви, Гейб замедлил шаг и потянул Николь в сторону. Они спрятались за стволом одного из огромных дубов, которыми была обсажена аллея, ведущая к церкви.

— Ники, раньше, чем мы зайдем в храм, я хочу кое-что узнать.

— Да?

— У меня в доме, когда ты целовала Санта-Клауса во второй раз, ты знала, кто?.. — Он так и не закончил вопроса.

Николь обвила шею Гейба и поцеловала его, как в тот вечер, о котором он говорил. После чего спросила:

— Ты думаешь, я могу целовать тебя и не знать этого?

Радость охватила Гейба, но он все же решил уточнить:

— Когда ты поняла, что Санта-Клаус не Джон, а я?

— Когда ты разговаривал с Бобби. Я вдруг вспомнила о твоей страсти к мозаике. Однажды у тебя на квартире одна из дверей оказалась запертой, и ты сказал мне тогда, что в той комнате на полу разложена мозаика из восьми тысяч кусочков. Когда же Санта-Клаус пообещал подарить Бобби игру, где надо составить картинку из восьми тысяч кусочков, я уже была уверена, что Санта-Клаус — это ты. А пока ты ходил за игрой, я выглянула во двор и убедилась, что машины Джона нет.

У Гейба перехватило дыхание.

— Значит, когда ты целовала меня, ты знала…

— Конечно. Я хотела поцеловать тебя, поскольку считала, что это единственная возможность достучаться до твоего сердца.

— А я с ума сходил от ревности. — Гейбриел крепче прижал любимую к груди. — Думал, что ты любишь Джона.

— Люблю, но только как друга, — лукаво ответила Николь. — Мы выяснили отношения после вечера в «Вязах». Теперь Джон знает правду. Не волнуйся. Он стойко отнесся к неприятной для себя новости. Ему известно, что в округе половина девушек в него влюблены, и у Джона слишком горячее сердце, чтобы он долго оставался один.

Глядя в глаза любимой, Гейб ясно видел, что впереди его ждет счастье. Но сначала он должен сказать еще одну вещь:

— Я был не прав, — признался он. — Все эти годы я ошибался, отказываясь от тебя. В душе, думаю, я всегда это чувствовал, но не признавал. Мне было страшно и одиноко. Ты можешь простить меня?

— Мне нечего прощать, — просто сказала Николь. — Но мы должны в будущем наверстать все то, что потеряли.

Николь снова нежно прижалась своими губами к губам Гейба. Влюбленные крепко обняли друг друга и, взявшись за руки, вместе вошли в старую церковь.

Через год супруги Геллахер крестили своего первенца. Малыш вел себя смирно, словно проникся важностью предстоящего таинства. Любопытные глазенки маленького Гейбриела с интересом рассматривали праздничное убранство храма.

Сияющая Николь раскланивалась с присутствующими. А в церкви, казалось, собралась вся округа. Многие жители Бердвуда стали для молодой супружеской пары настоящими друзьями. Старый Стэн Джексон пришел вместе с внуками, которые переехали к нему из Новой Зеландии, явились семья Кэлмен и другие фермеры, которым нововведения Геллахера облегчили жизнь. Маленькая община приняла Геллахеров. Их сыну будет хорошо здесь.

Николь перевела взгляд с малыша на мужа. Гейбриел держался прямо и давно забыл, что такое палка. Казалось, все его болезни исчезли в день свадьбы.

Николь надеялась, что счастье, однажды придя в «Вязы», больше не покинет их, потому что и в горе, и в радости она и Гейб всегда будут любить друг друга.

КОНЕЦ