Потом вспомнил о срочных делах на завтра, но всё же повесил трубку. Всё так. Срочных дел набралось много. А когда их не было? И каждый день он был готов делать их, не считаясь с рабочим расписанием, слушать людей, лететь к людям, если надо, всегда срочно — самолётом, уже забыл, когда ездил, и соскучился о поездах. Дела, дела… Время, отданное им, легло в жизни такой толщей, что не хватит самых длинных буровых труб, чтобы добраться до той его молодой поры, когда он был свободен и беспечен.

Но что делать, если и сейчас он забыл о своём возрасте? Он не чувствовал себя стариком, не чувствовал солидным мужчиной, прожившим всю эту толщу лет. Он был молод и поехал на аэродром, не заглянув домой. Правда, в пути подумал, что это мальчишество. Да ещё какое! Ненужное. Безнадёжное. Глупое. Но он хотел её увидеть. Он не мог не увидеть её. Это стало самым главным в ту минуту его жизни. А срочные дела простят ему завтрашнее отсутствие. Самолёт! Можно за всю жизнь — один день, одну минуту?…

С самолётом повезло. Как нарочно. Зимняя луна качалась в иллюминаторе всю дорогу…

… Оля выпрыгнула из вагона и остолбенела. Улыбаясь ей виновато, он стоял на солнечной платформе, держа букет роз, приподняв их к самому подбородку, словно хотел спрятаться за ними.

— Ну! — сказала она и пожала плечом ещё более неловко, чем всегда. — Миша! Как ты оказался здесь?

— Сейчас это гораздо проще, чем сто лет назад.

— Миша! Миша! — повторила она.

Он взял её чемодан, и они пошли по перрону среди солнца и других встречающих и приезжающих. Солнце по-летнему лезло в глаза и сильно грело. Даже её пальтишко с песцом казалось лишним, а его чёрное пальто пугало людей. Небо было высоким и ясным.

— Подожди, — сказала она, взяла его под руку и зашагала решительней. — Теперь слушай. Сейчас мы пойдём в загс. Спроси, где он тут находится. Товарищ! Ну, ладно. Спросим на улице.

Он улыбался глазами.

— В загс! — весело объявляла она, шагая. — В загс!

— И что будет? — спросил он, останавливаясь у автобуса на вокзальной площади, многолюдной в этот утренний час. — Ничего не будет. Ты мне всё сказала. Спасибо вам, Оля.

— За что?

— Как ни странно, за правду приходится благодарить.

— А почему «вам»?

— Вырвалось. Я хотел поблагодарить тебя в высоком стиле.

— Миша, ты выпил?

— Для храбрости.

— Если бы люди всё время говорили друг другу правду, они стали бы счастливее?

— Но счастье стало бы настоящим.

— Ты жестокий, Миша.

— Нет. Извини, что я прилетел. Хотелось ещё раз увидеть…

— Да, ты самый добрый.

— Перестань. Всё по-человечески.

— Нет, Миша, нет!

Он поставил чемодан на асфальт, у её ног.

— Счастливо тебе, Оля. Счастливо!

И зашагал к такси через всю площадь. Он спешил. Руки он держал в карманах, расставив локти. Спина у него была широкая…

Отчего же жизнь не дала ей любви к нему? У неё пересохло в горле. Он уходил от неё. Теперь навсегда.