Сердце Яка бурно забилось. Нет, он не может, не должен дать погибнуть этому человеческому существу, которое было его хозяином. Як приоткрыл было пасть, собираясь залаять, но медведь метнул на него яростный взгляд, приказывавший волчонку молчать:» Если ты поднимешь тревогу, ты погиб!»Як часто заморгал глазами. Он дрожал всем телом — от кончика носа до кончика хвоста. Медведь казался волчонку все громаднее и громаднее, все страшнее и страшнее. Хищник меж тем доел последнюю форель, облизнулся и, опустившись на передние лапы, двинулся к реке. Его грузная и тяжеловесная походка вдруг сделалась совсем легкой. Он шел переваливаясь с одной лапы на другую, но совершенно бесшумно.

Изловчившись, Нум ударил лосося острогой. Вода яростно забурлила между валунами. Лосось бился неистово, пригвожденный острогой к каменистому дну.

А медведь продолжал свой страшный, беззвучный путь. Як не колебался больше. Подняв острую мордочку к небу, он отчаянно и предостерегающе завыл.

Нум быстро выпрямился и бросил взгляд через плечо. Лицо его, только что сиявшее гордостью удачной охоты, внезапно помертвело. Он выпустил из рук острогу, течение тут же унесло ее. Нум медленно обернулся. Руки его беспомощно висели вдоль тела, скованного смертельным ужасом. Як не выл больше. Он молча и яростно рвался с привязи, кидаясь вперед и натягивая изо всех сил державший его в плену ремень. Позади себя волчонок слышал тревожные восклицания Абахо. Старик перекинул больную ногу через частокол и с трудом спускался вниз по лесенке. Медведь грозно заревел и поднялся на задние лапы. Он казался чудовищным, огромным… Як видел теперь только широкую спину хищника, заслонявшую от него Нума.

Рванувшись из последних сил, волчонок оборвал наконец ремень — как раз в ту минуту, когда медведь поднял передние лапы, готовясь обрушить их на плечи безоружного мальчика. Одним прыжком Як очутился на спине чудовища, вцепился зубами и когтями в густой мех, пополз по нему вверх, как по горе, и, добравшись до головы, впился своими острыми зубами в левое ухо страшилища.

Взревев от неожиданности и жгучей боли, медведь вскинул лапы к голове, чтобы сбросить со своего загривка маленького смельчака. Страшные кривые когти скользнули по мордочке волчонка, оставив на ней глубокие следы. Кровь хлынула из ран. Но Як не ослабил хватки. Напротив он вонзил зубы еще глубже, прокусив насквозь ушной хрящ. Нум молниеносно отпрянул назад, схватил запасную острогу с острым костяным наконечником и ударил ею прямо по ноздрям косматого хищника. Ярость медведя была неописуемой. Выбросив вперед обе лапы, он рванул когтями обнаженную грудь противника. Нум пошатнулся от удара и упал навзничь в воду. Бурное течение подхватило его и бросило на возвышавшийся посреди реки обломок скалы. Ухватившись за него руками и ногами, Нум высунул голову из воды и увидел Абахо, бежавшего к медведю так быстро, как только позволяла ему больная нога. В руках у Мудрого Старца было тяжелое дубовое копье.

Медведь, по-прежнему стоявший на задних лапах, был раза в полтора выше рослого Абахо и раз в десять сильнее его. Глядя на этого смелого человека, размахивавшего оружием и испускавшего воинственные крики, хищник на мгновение замер в нерешительности, видимо соображая своим неповоротливым умом, что ему делать дальше.

Воспользовавшись этим мгновением, Як выпустил ухо медведя, подтянулся чуть повыше и, распластавшись на огромной морде чудовища и закрыв ему своим телом глаза, вцепился зубами в его мокрый черный нос.

Долина Красной реки огласилась ужасным воплем. Медведь широко разинул свою зловонную пасть, длинный розовый язык свесился из нее, извиваясь, словно змея. Подняв к голове лапы, хищник пытался ощупью сорвать и сбросить с нее маленького волка.

И тогда Абахо, подбежав к ослепленному хищнику, страшным усилием своих худых, старческих, но еще крепких рук вонзил копье прямо в сердце чудовища.

Медведь рухнул как подкошенный, увлекая волчонка в своем падении. Як покатился по земле, но тут же вскочил на ноги и с торжествующим лаем закружился вокруг поверженного врага.

Он был свободен, ничто не удерживало его. Он мог убежать и вернуться в лес, к дикой и привальной жизни. Нум с трудом выбирался из воды и не стал бы догонять его. Абахо вообще не мог бегать. Но Як даже не подумал воспользоваться долгожданной свободой.

Он кинулся к молодому хозяину, затем подскочил к Абахо, потом снова к Нуму и так бегал между ними обоими до тех пор, пока старик и мальчик не очутились рядом. Волчонок увидел, как они упали друг другу в объятия, и, подбежав, уселся у их ног, тихонько повизгивая, чтобы напомнить о своем присутствии.

Нум нагнулся к маленькому волку, протягивая ему обе руки. Як позволил хозяину ласково поднять себя с земли. Мальчик порывисто прижал своего нового друга к израненной груди. И кровь обагрявшая тела обоих, в первый раз смешалась вместе.

Так был впервые заключен дружественный союз между человеком и волком. И дружбе этой, скрепленной кровью, суждено было стать нерушимой на все последующие времена.

Шкура черного медведя, распяленная на шестах у входа в пещеру, сохла под горячими лучами солнца, и Нум уже думал через день-другой заняться ее выделкой, как вдруг уединенную жизнь двух отшельников нарушило неожиданное посещение.

Весенняя пора была на исходе, и лето вступало в свои права. С каждым днем Абахо и Нум все пристальней и тревожней всматривались в глубину долины, ожидая, что из-за пышных зарослей вдруг покажутся разведчики, посланные Кушем.

Но дни проходили за днями, не принося никаких известий о судьбе племени Мадаев.

Нум совсем пал духом. Он окончательно уверился, что Мадаи, спасаясь от землетрясения, заблудились в снежном буране, который начался на следующий день после их бегства, и погибли все до одного. Абахо старался как мог развеять его мрачные мысли.

— Твой отец осмотрительный и храбрый человек, — говорил Мудрый Старец, — и Мадаи, предводительствуемые им, несомненно, достигли пещер, где обитают Малахи. Ты знаешь, что до них всего шесть дней пути. Для наших соплеменников такое расстояние даже в самую лютую пургу не страшно. Нум печально качал головой. Он сильно сомневался, что отец жив. А Мамма, а близнецы, а маленькая Цилла?

— Я думаю, — отвечал Абахо, — что Мадаи прожили всю зиму впроголодь и едва дождавшись весны, откочевали на юг, в наши охотничьи угодья, чтобы пополнить запасы пищи, как мы это делаем каждый год. Осенью они непременно вернутся сюда, вот увидишь!

Нум недоверчиво посмотрел на Мудрого Старца.

— Как только ты сможешь ходить, Учитель, — говорил он, вздыхая, — мы отправимся к Малахам и все разузнаем.

Абахо не хотелось огорчать мальчика, но в глубине души он был убежден, что Малахи, как и Мадаи, давно откочевали на юг, и пещеры их стоят пустыми. К тому же Мудрый Старец подозревал, что плохо сросшаяся нога не позволит ему преодолеть тяжелый путь через холмы и ущелья, отделяющие стоянку Мадаев от их ближайших соседей. Старик и мальчик проводили долгие часы на берегу реки, напряженно глядя вдаль. Им так хотелось снова увидеть друзей и близких, снова зажить повседневной, привычной жизнью родного племени. С тоской они вспоминали охотничьи и боевые песни Мадаев, их танцы и пантомимы, изображавшие радость или горе, веселые трапезы и мирные вечерние беседы, когда все члены семьи собираются вокруг пылающего в пещере костра. Ах, какое это счастье — чувствовать, что ты не один в целом мире, отрезанный от всего, что тебе близко и дорого, видеть вокруг знакомые лица и слышать другие голоса, кроме собственного!

Абахо больше не уединялся в Священной Пещере, не украшал ее стены новыми изображениями. Длинный путь по подземным залам и коридорам был утомителен для его больной ноги, но, главное, Мудрый Старец не ощущал в себе священного огня творчества.

Нум сидел, погрузившись в печальные думы. Як лежал рядом, положив голову ему на колени.

В такие минуты преданная любовь маленького волка была особенно дорога мальчику. Як словно понимал грустное настроение хозяина и пытался по-своему утешить его. Волчонок уже жалел о том времени, когда Нум целыми днями поддразнивал его и смеялся над ним! Теперь Як охотно разрешил бы молодому хозяину подергать его за уши и даже готов был добровольно плясать на задних лапах, лишь бы вызвать хоть тень улыбки на лице мальчика. Но Нум только рассеянно поглаживал голову своего четвероногого приятеля, по прежнему устремив глаза на далекий горизонт. Абахо мучили другие заботы. Он знал, что лето проходит быстро, и, если Мадаи осенью не вернутся, они с Нумом рискуют остаться на зиму без достаточных запасов пищи. Вяленой рыбы у них, правда, будет вдоволь, хватит и каштанов, за которыми Нуму придется ходить осенью в ближайший лес под охраной своего верного волка. Но всего этого, конечно, далеко не достаточно для того, чтобы встретить во всеоружии вторую суровую зиму.» Как только лето кончится, — думал Абахо, — Нум должен отправиться один к пещерам племени Малахов. Они скоро возвратятся с юга, из своих охотничьих угодий. Дикие звери не осмелятся напасть на мальчика в пути, если Як будет рядом с ним. Малахи, конечно, окажут нам помощь. Мы не можем оставаться здесь еще одну зиму… Но надо будет ждать до последней минуты, на тот случай, если Мадаи все-таки вернутся…»Однако с каждым днем Абахо терял надежду на их возвращение, и Нум со страхом всматривался в осунувшееся лицо учителя. Тоска по родичам словно проводила по этому лицу резцом все новые и новые морщины. Как-то под вечер, ясным осенним днем, Нум ловил раков на берегу Красной реки, ловко переворачивая подводные камни и коряги, и вдруг услышал тревожное восклицание Абахо, полулежавшего, как обычно, в своем гамаке на гребне частокола.