Меня генетически сконструировали с тремя легкими и ограниченной способностью дышать ядовитым газом, чужеродной атмосферой и даже водой. Страха не было — по крайней мере, в человеческом понимании. Присутствовала доля шока, практически вызывающего смех облегчения от того, что я вообще выжил. Однако все это сопровождалось стыдом от неудачи, опасением не завершить задание и тревогой, что мои раны серьезнее, чем кажутся по ощущениям. Искалеченный, горящий и тонущий, поначалу я был слишком ошеломлен, чтобы призвать Искусство.

Вход в канал ощущался похожим образом. Замедленность движений конечностей под водой. Боль от огромного давления на кости и органы. Все звуки приглушаются, напрочь утратив осмысленность, однако каким-то образом напоминают крик. Чувствуешь, что тонешь, будучи объят пламенем. Что сгораешь, при этом втягивая в себя ледяную воду. Гадаешь, увидишь ли еще когда-нибудь солнце.

Я не удерживал проход открытым на другой стороне, и он был еще менее стабилен. Крики больше напоминали вой. Я шагал сквозь цепляющуюся и скребущуюся черноту, которая тянула меня за горло, запястья, лодыжки и…

…и налетел прямо на кулак Леора. Он с хрустом ударил меня в лицевой щиток с такой силой, что я пошатнулся, а бегущие по глазным линзам данные визуального отображения сбились. Мне пришлось стянуть с себя шлем и вдохнуть спертый рециркулированный воздух мостика «Тлалока», приправленный пряным запахом пота.

— Это за то, что солгал мне, — произнес Пожиратель Миров. — Это было совсем не как телепортация.

Перо Тота все скребет и скребет, и я ловлю себя на мыслях о крови. Той крови, которая вскоре прольется в этой хронике, и той, что пролилась за десять тысяч лет сражений, прошедших с тех пор, как первые из нас встали рядом с Магистром Войны в битве на борту боевого корабля «Прекрасный».

Кровь никогда не имела значения для Абаддона. Старые Легионы, старые роды, старые наследства… Эти вещи ничего не значили для него тогда и ничего не значат сейчас. На них патина незаслуженной гордости. Для Черного Легиона в остальных Восьми родах нет ничего, кроме поражения, которое маскируется под упорство.

И неважно, что вы слышали о его тирании — ему нет дела до беспрекословного подчинения приближенной элиты, равно как не ценит он и верность, которую можно купить. Для него, для его армий ценны братские узы. В изгнавшей нас империи, в ненавидевшем нас прибежище и в тени отцов, которые подвели нас, Абаддон предложил нечто новое. Нечто чистое.

Слишком многие из нашего рода видят в себе не более чем сыновей своих отцов. Они стали ущербными отражениями амбиций и идеалов их примархов и не считают никакой из прочих жизненных путей правильным. Но я задам вам тот же вопрос, что задавал им — разве вы не самостоятельные люди? Разве вы лишь отражения создавших вас мужчин и женщин в следующем поколении? Ответ прост, поскольку вопрос нелеп. Мы все — намного больше, чем копии тех, кто произвел нас на свет.

Абаддон усвоил эту истину на собственном жизненном опыте еще в те первые дни, даже до того, как мы убедили его вернуться и подобрать мантию Магистра Войны. В конечном итоге ему предстояло объединить тысячи воинов, сотворенных по образу потерпевших неудачу отцов, и научить этих запутавшихся сыновей, как вместо этого стать братьями. Он заставил нас смотреть в будущее, а не сражаться за уже потерянное прошлое.

Именно тогда жизнь в Великом Оке перестала казаться чистилищем. Затронутая варпом пустота превратилась в убежище, и ее сила сулила перспективы.

Я говорил вам, что в варпе присутствует зло, и это так. Но это еще не вся правда.

Когда вы слышите, как мы, члены «Армий Проклятых», говорим о Богах и их Нерожденных детях, то слышите, как мы лжем сами себе. Не потому, что неведение приносит счастье, а потому, что оно необходимо. Мы воспринимаем вещи таким образом из милосердия к рассудку.

Поклявшиеся Богам — которых Империум считает не более чем немытыми ордами безумных культистов и обманутых еретиков — проповедуют о всемогуществе своих злобных повелителей. Эти жалкие толпы вопиют о «Хаосе» как о разумном зле, а также о силе, скрытой в его искажающем прикосновении.

Любому псайкеру, связан ли он духом с Золотым Троном, или же возвышается в рядах офицеров Адептус Астартес, известна простая истина: человеческая душа — свет во тьме. Душа — это маяк на том уровне, что лежит за пределами реальности, и демонов влечет к подобным огням душ вечный злой голод.

Душа псайкера, ценнейший из трофеев, горит стократно ярче.

Да, все так. И нет, все неверно.

Знаете, что на самом деле находится по ту сторону пелены? Можете представить, что такое на самом деле варп?

Мы.

Это мы. Правда в том, что в галактике нет ничего, кроме нас. Это наши эмоции, наши тени, наша ненависть, похоть и отвращение ожидают на другой стороне реальности. Вот и все. Каждая мысль, каждое воспоминание, каждая мечта, каждый кошмар, когда-либо посещавший любого из нас.

Боги существуют, поскольку мы породили их. Они — наша собственная низость, ярость и жестокость, наделенные формой и облеченные божественностью, так как мы не в силах представить ничего столь могущественного, не наделив его именем. Изначальная Истина. Пантеон Хаоса Неделимого. Гибельные Силы. «Темные Боги»… Простите, но я едва могу произнести последнее из названий, не вынуждая моего писца, терпеливого и прилежного сервитора, несколько секунд фиксировать лишь смех с придыханием.

Варп — это зеркало, в котором кружится дым наших пылающих душ. Без нас в нем не было бы никаких отражений, никаких видимых узоров, никаких теней наших желаний. Когда мы глядим в варп, он смотрит в ответ. Он смотрит нашими глазами, той жизнью, которой мы его наделили.

Эльдар верят, что прокляли сами себя. Возможно, а может и нет. Неважно, ускорили ли они свою гибель, или же возвестили о ней — они оказались обречены в тот миг, когда первый обезьяноподобный человек подобрал камень и с его помощью проломил брату череп.

Мы одни в этой Галактике. Наедине с кошмарами всех, кто жил, надеялся, неистовствовал и плакал до нас. Наедине с кошмарами наших предков.

Так что не забывайте эти слова. Боги не питают к нам ненависти. Они не кричат, требуя уничтожения всего, что нам дорого. Они — это мы. Наши грехи, которые возвращаются обратно в сердца, давшие им жизнь.

Мы — Боги, и созданные нами преисподние — для нас самих.

Мы бежали от Детей Императора и бросили остальных умирать.

Нужно ли мне подробно описывать недостойность нового отступления? Правда, которую я пообещал говорить, состоит в том, что бегство уже не казалось чем-то постыдным. Мы бежали, чтобы остаться в живых, чтобы дать бой в другой раз. Мы не боролись ни за какую высшую цель, и никакая победа не стоила того, чтобы умирать за нее. Наши тела еще дышали, и это было все, чего мы желали. Я еще не сообщал, как вообще пережил падение Просперо. Уверяю вас, после этого я уже не стыдился убегать в очередной раз.

Итак, мы бежали. «Тлалок» был выгодно расположен с самого начала сражения, он все еще располагался близко к границе шторма по сравнению со «Зловещим оком» и «Челюстями белой гончей». Звездолеты Сынов Гора и Пожирателей Миров подплыли еще ближе к разбитому остову, чтобы забрать свои десантно-штурмовые корабли, но Ашур-Кай сразу же отвел «Тлалок» подальше от схватки, зная, что мы будем полагаться на канал. До нас добрался лишь один из кораблей Детей Императора, и пушки «Тлалока» отбили у него охоту к погоне. Нас взяли на абордаж, однако я не увидел никаких признаков того, что захватчики дошли до командной палубы.

Война в пустоте разворачивается по одному из двух сценариев. Оба неторопливы, степенны и ведутся столь же терпеливо, сколь и с пылом и яростью.

Первый представляет собой работу на хладнокровно рассчитанной дистанции, когда корабли стреляют из своих орудий на невообразимые расстояния, проявляя математическую красоту. Имперские звездолеты редко ведут сражение посредством обмена дальнобойными обстрелами, отказываясь при этом от применения мощных бортовых залпов, однако подобное едва ли является чем-то неслыханным. Оно не способствует сильным сторонам Легионов, и нелюбимо большинством имперских капитанов, которые желают обрушить на врагов всю огневую мощь своих кораблей. Но, как я уже сказал, такое случается. Эти битвы с применением математического прогнозирования и расчетов траекторий — сами по себе разновидность искусства, и в них можно одержать верх лишь выведя из строя или уничтожив корабль противника. Чаще всего в них не оказывается реального победителя, а одна из сторон предпочитает бежать.