— Значит, ты был абсолютно уверен, что на Олимпиаде выиграешь у любого бегуна?
— Разумеется.
— Кого же считали основными соперниками из других стран?
— Кшишковяка и Гродоцкого.
— И все? Я смотрю предолимпийские результаты и вижу, что на олимпийские золотые медали должны были рассчитывать и Пири, и Халберг, и Эллиот. В случае удачи могли отличиться также поляк Зимны, австралиец Томас, венгры Ихарош и Ковач.
— Все, кого ты перечислил, могли быть претендентами в глазах журналистов и просто любителей спорта. А у нас сейчас разговор о том, кого я считал основными соперниками.
Начну с конца списка. Шандор Ихарош и Йожеф Ковач ни на что рассчитывать не могли. Их лучшие результаты были показаны года за три до Рима. Обоих я проверил в очных встречах и убедится, что мне они не страшны. Они хорошие бегуны, сильные бегуны, но я знал, что выиграю у них при любой погоде.
Кто так дальше? Томас, Альберт Томас. Извини, но до Рима я о таком даже не слышал. Он тоже, конечно, сильный бегун, но я не подозревал о его существовании, а значит, и не мог считать его своим соперником.
Казимир Зимны. Сильный бегун и очень хитрый. У него был второй результат сезона на «пятерку». Как тебе сказать? Зимны всегда был тенью Кшишковяка, всегда ему проигрывал. По-моему, даже смирился с этой мыслью. А ведь я твердо рассчитывал выиграть именно у Кшишковяка, поэтому было бы странно с моей стороны побаиваться еще и Зимны. Казимир стал опасен позднее. Ушел Кшишковяк, он стал первым номером в Польше, обрел самостоятельность, уверенность в себе. Вот позднее с ним и пришлось нам рубиться всерьез.
О Пири мы уже говорили. Скажу честно, всерьез я его не принимал, несмотря на все его заявления и даже результаты. Знал я, как ломается Пири, если на него плотно насесть.
Эллиот отличный и разносторонний бегун. Он бил мировые рекорды на средних дистанциях. Трудно было представить, что он вдруг решится выступать и в беге на 10 тысяч метров. Да, даже если и выступил бы, то напряжение предыдущих забегов на двух дистанциях неизбежно снизило бы его шансы. А я находился в такой форме, в таком состоянии, что к борьбе со мной за золото на «десятке» нужно было специально и очень серьезно готовиться, забыв о всяких совмещениях. Что же касается Эллиота, то он в конце концов ограничил свое олимпийские выступление только «лолуторкой». И, думаю, правильно сделал.
Остается Халберг. Да, пожалуй, Халберга можно было считать серьезным соперником. Не менее серьезным, чем Кшишковяк и Гродоцкий. Он был единственным стайером, несколько раз выбегавшим из 29 минут. Кроме того, Халберг умел бороться, очень был упорным парнем. И к тому же я ни разу с ним не встречался, не знал его характера, манеры бега.
— А почему ты опасался Гродоцкого?
— Гродоцкий — боец. Я видел, как он рубился с Кшишковяком. Это о многом говорило. Перед самым отъездом в Рим он пробежал 3 тысячи метров за 7.54,2, чуть хуже мирового рекорда.
— Интересно, как пресса оценивала шансы претендентов?
— Чаще всего упоминала Кшишковяка и Халберга. Об остальных тоже говорили, о тех, кого ты здесь назвал.
— А что писали о тебе?
— Тоже называли претендентом. В основном из-за высокого результата, показанного вместе с Артынюком на Мемориале Знаменских. Но Кшишковяка и Халберга все-таки ставили выше. Упрекали меня в тактической незрелости, это из-за проигрыша на матче с поляками. Между прочим, многие зарубежные обозреватели считали меня неважным бойцом. И я действительно нигде не успел отличиться. Рос только в собственных глазах. Логика у тех, кто не верил в меня, несомненно была. Вот смотри: на первенстве Европы я не выступал, на матчах с англичанами, американцами и поляками проиграл, рекордов не устанавливал, ни разу не выиграл ни у Кшишковяка, ни у Халберга, ни у Гродоцкого. Единственное мое достижение — победа над Куцем. Да и то, как выяснялось позднее, он уже прощался со спортом. Но наши в меня верили. Знали, что я умею бороться, и видели, как удачно я вхожу в форму.
Впрочем, особого ажиотажа в прессе по поводу предстоящей борьбы на стайерских дистанциях не было. Перед Мельбурном был, а перед Римом не было. В 56-м году Куц внес сумятицу, привлек внимание к стайерам, когда бил рекорды и дрался с англичанами. А перед Римом шумели в основном о рекордах Герберта Эллиота на средних дистанциях, об американском прыгуне в высоту Джоне Томасе, о встрече американских спринтеров с немцем Армином Хари. Вот об этом говорили. А у нас спокойненько стояли рекорды Куца, и никто к ним не приближался.
— Ты верил в свою победу, а другие не верили. Тебя это как-то задевало, раздражало, злило?
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, я не нервничал из-за этого. Я же понимал, что журналисты — и наши, и иностранные тем более — не могут знать обо мне то, что знаю я сам. Немного обижало, когда не верили близкие люди. Уже после Олимпиады Николай Озеров дал мне прослушать пленку с записью своего репортажа о забеге на «десятку». Перед стартом он взял интервью у Куца и спросил о моих шансах. Так Володя сказал, что будет хорошо, если Болотников попадет в тройку призеров.
Но я узнал о мнении Куца уже после того, как мне вручили золотую медаль. Было немножко обидно. Я тут же и упрекнул Владимира Петровича: «А еще другом называешься!»
— Что же он?
— Причем здесь дружба, — говорит. — Сказал как думал!» Ну это, конечно, пустяки. А умом я понимал, что мне на руку весь этот скептицизм. Пусть не верят болельщики и журналисты, еще лучше, если не будут верить соперники. Тогда они не смогут караулить меня слишком бдительно, а мне легче будет наносить неожиданные удары. Вспоминая сейчас свое состояние перед Олимпиадой, могу честно сказать, что близко к сердцу не принимал я тогда разговоров о шансах на победу. Будь я помоложе, наверное, выискивал бы в газетах свое имя. Но возраст у меня был уже достаточно трезвый. Понимал я, что настоящий разговор пойдет 8 сентября и важно как раз то, что станут писать после восьмого.
— Ты считаешь, что разговор в прессе о предстоящих соревнованиях никому не нужен? Не нужно взвешивать шансы участников, заниматься прогнозами?
— Не совсем ты меня понял. Эти обзоры не имеют большого значения для спортсменов, хотя мы и порой получаем из них кое-какие ценные сведения о соперниках. Но любителям спорта они, конечно, интересны и полезны, потому что помогают ориентироваться, привлекают внимание к соревнованиям.
— Давай вспомним, как в мировой спортивной прессе оценивали шансы других советских легкоатлетов?
— Очень невысоко. Считалось, что мы победим во всех женских метаниях, в ходьбе. Пожалуй, все. Говорили в основном об американцах. Они провели серию предолимпийских выступлений в США и Швейцарии, где побили кучу рекордов. Это была настоящая психическая атака на соперников. Добро бы эти рекорды устанавливались сами собой по ходу подготовки к играм. Нет, американцы лезли вон из кожи, чтобы установить как можно больше рекордов и запугать соперников. Это было очень легкомысленно. Рекорды произвели большое впечатление на общественность, но никак не повлияли на олимпийцев из других стран. Зато сами американцы приехали в Рим, уже пройдя пик высшей формы. Рекорды отняли у них слишком много физических сил и нервной энергии.
Подготовка советской сборной проходила очень спокойно, без криков, истерик и накачки. Тренеры внимательно следили за тем, чтобы спортсмены не обрели высшую форму слишком рано.
Бывает, что спортсмен все усилия сосредоточит на отборочных соревнованиях, победит ни них, добьется права на олимпийскую поездку, но там он выглядит очень неважно, потому что сгорел на отборочных соревнованиях. Так у нас бывало и перед Мельбурном, и перед Токио, и перед Мексикой. А перед Римом все было нормально. Очень удачно прошла подготовка. Я считаю, что в этом больший заслуга тогдашних руководителей нашей легкоатлетической сборной Л. С. Хоменкова и Г. В. Коробкова. Как я спокойно готовился к играм, так и другие наши ребята готовились. И потому в сборной почти не было срывов. Наоборот, выигрывали медали там, где и не собирались выигрывать. Мудро была спланирована подготовка и проведена без суеты.
