— Спасибо, Рина, — его голова упала бы бессильно на пол, но там моя рука на затылке.

— Крис, подскажи. Как оно снимается?

— Аварийный сброс.

— Где? и почему же ты сразу не сказал, пока я мучилась тут и ползала по полу вокруг тебя?

— А мне нравилось, как ты бродилась руками у меня по всему телу. И так смешно пыхтела при этом.

— Ты невыносим! То гнал меня убираться срочно отсюда, то валяешь дурака! где этот сброс?!

— Неужели ты не знала? Вот же он, у шеи. Держи, — он роется в нагрудном кармане, неловко дотягиваясь туда левой рукой, потому что правая тоже повреждена.

Крис выуживает маленькую металлическую закорючку и протягивает ее мне:

— Поддень заклепку, и под ней кнопка аварийного сброса.

— Да почему же так сложно?! — ковыряюсь в системе заклепок с предохранителями и, наконец, скафандр тихо щелкает и опадает кусками.

— А как иначе? такой ключ есть у всех нас и у медиков тем более. Но никто случайно не лишит остатков хоть какой‑то защиты потерявшего сознание. И он сам не нажмет случайно.

— Крис, — тихо ахаю, оценив теперь в полной мере его состояние.

Перевязочных средств из аптечки едва хватит, чтобы просто прикрыть эти раны на груди, правой руке и на бедре.

— А у тебя есть ваша аптечка? — осеняет меня.

— Слева глянь на поясе скафандра. Знаешь, как пользоваться?

— Угу, — обращаться с пенкой я действительно умею.

Обработав все серьезные раны, принимаюсь его умывать.

— Рина, это перебор, — улыбается снова Крис. — Или ты все же собралась поцеловать меня еще раз?

И тут дом содрогается снова, уже не от выстрелов, а от попыток выломить дверь. Крис мгновенно вскакивает на ноги — в бинтах, ошметках застывшей пены, в драном комбинезоне, от которого я вообще оторвала мешавший меня при перевязке правый рукав.

— Куда ты?

Он молча взводит бластер левой рукой и подталкивает меня вглубь квартиры.

— Куда? там мы не спрячемся. Спальня маленькая. И я не полезу под кровать!

Он только отмахнулся от моих слов той же рукой, в которой сжимал бластер:

— Стой, — Криспин наклонился к остаткам своего скафандра, разбросанным по коридору, порылся в них и что‑то зажал в руке. — А теперь вперед.

Уговаривать меня дальше не пришлось — дверь явно собирались взрывать, потому что удары по ней прекратились, и слышалась возня.

Оказывается, зря я валялась на кровати и плакала с перерывами на принять душ и подкрепиться. Можно было бы и обследовать дом. Или все равно бесполезно? Он же открыл запасной выход все той же карточкой.

— Ты бежать можешь? — спрашивает меня Крис, едва мы оказались на улице.

— Тут же сад.

— И что?

— Дорожки. Клумбы.

— И что? — он уже тащит меня или толкает, понять сложно, правая рука у него перевязана вместе с пальцами до локтя, и вырываться или сопротивляться я не могу по той простой причине, что ему будет еще больнее.

Мы, наверное, на какой‑то окраине города, где один за другим идут блестящие купола складов. Кажется, будто кто гигантский помыл чашки и поставил их перевернутыми стекать на огромном сером полотенце.

За одним из куполов мы с ним одновременно замечаем движение и замираем. Но это такие же, как и мы, испуганные и спешащие спрятаться прохожие.

— Кира, — произносит Крис и я замечаю, что он не бредит, а это рация укреплена у него в кармане комбинезона, а не скафандра. — Засекай мои координаты. Нужно эвакуировать Киви.

Нет, все же бредит. Не знаю, что именно хранится в этих складах, возможно, кристаллит, а возможно, и какие‑то запасы для жизнедеятельности города. Но как Крис разглядел там именно киви и почему спасать надо эти фрукты? Чем они ценнее бананов?

— Доложи обстановку, — голос немного искажен помехами, но Киру я узнала даже спустя годы, у нее всегда был странный, не вяжущийся с ее воинственностью, голосок феи, живущей в цветке колокольчика. — Состояние Киви?

Помешались они на фруктах… Но тут Криспин скашивает на меня глаза и, не сбавляя шага, рапортует:

— Жива, цела. Но долго она не протянет, бежать не может. Нести тоже не смогу.

— Ранен сильно? — доносится до меня Кирин голос, и тут во мне снова вскипает злость на нее. На Криспине нет живого места, а она спрашивает так, как будто уточняет, попил ли он кофе перед прогулкой.

— Ерунда, жить буду. А вот бежать груженым действительно тяжело будет. И заряда осталось на пару выстрелов.

— Скафандр?

— Сбросил.

— Ясно. Постарайтесь далеко не уходить, я скоро буду. Высылаю челнок по вашим координатам.

— Ты на нем?

— Нет, — я начинаю догадываться, что она тоже явно бежит или быстро идет, а может, и ранена, уж слишком прерывается у нее голос, как будто она делает глубокий вдох перед каждой фразой.

Крис останавливается возле холодной и абсолютно гладкой стены склада, настолько высокой, что вблизи и не очень заметна ее округлость.

— Здесь переждем. Не бойся. Кира нас вытащит.

— С какой стати?

— Ты важный свидетель преступной деятельности здешнего губернатора.

— И все же. Кто вы с ней?

Он устало прислоняется спиной и затылком к стене, не забывая поглядывать по сторонам:

— Мы же все выяснили. Прости, нет у меня сейчас сил вытянуться перед тобой и доложить, что капитан Службы безопасности Галактики Криспин Вайпер…

— Что капитан?… — переспрашиваю я, потому что он оборвал себя на полуфразе, заметно перенося вес тела на здоровую ногу.

— А что бы ты хотела? Пусть будет 'прибыл в Ваше распоряжение', прекрасная Рина, — он кладет руку на повязку, заплывшую свежей кровью даже сквозь пенку.

— Да? Не надо врать, — отстраняю его руку и поправляю сползающий бинт. Был бы он длиннее, я бы закрепила бы его за талию. И вообще, никто же не рассчитывал, что пациент с простреленным бедром куда‑то побежит.

— В нагрудном кармане жетон. Слазь, проверь. И ты успокоишься, и мне приятно. Надеюсь, его не расплавило.

— В Службу я уже верю. Вот только от этого еще больнее. Ты пользовался мною? Как Алек?

— Какой еще Алек? — он смотрит на меня в упор, и глаза становятся такими же твердыми и холодными, как стенка возле нас.

Бормочу слова оправдания и обвинения в кучу.

— Успокойся. В черную дыру этого Алека. Я люблю тебя. А то, что ты на нашей стороне и мы оказались плечом к плечу как боевые товарищи, я бы не стал называть случайностью. Ты же не враг Галактики?

— Нет. А товарищи мы в лучшем случае школьные, и то не товарищи. Но встретиться тут? И вместе влипнуть?

— Рина, наивная! Разве мы влипли? — он дотрагивается губами до моего носа, я зажмуриваю глаза, и тут его голос, резкий и вмиг ставший злым, разрушает едва возникший покой. — А вот это точно влипли!

Застываю на месте, так как не понятно совершенно, в какую сторону бежать. Вооруженные, кричащие и стреляющие люди мелкими перебежками, припадая за здания складов, если и вообще можно укрыться за не имеющей угла или поворота стеной, приближаются к нам. С двух сторон.

Криспин прижимает меня спиной к стене и завязанной рукой надавливает на плечо. Точнее, это он хотел на плечо, получилось на голову, рука соскальзывает вместе с заколкой, волосы падают мне на грудь и спину, и я тоже сползаю на корточки. Мог бы и не давить, все равно колени подогнулись.

— Кто это? Кто все эти люди? Они вообще люди? — вопросы рвутся из меня пополам со слезами.

— Люди, — Криспин еще ниже прижимает меня, почти опирается на меня спиной, пахнущей горячим потом, но это его живой запах, и он успокаивает меня.

И вот тут начинается такая жуть, что мои глаза закрываются сами, а я сжимаюсь на голом бетоне, сквозь мокрые ресницы видя только тяжелые, с металлическими пластинами, ботинки Криса. Он, опустившись на одно колено, держит бластер перед собой, но не стреляет:

— Давайте, гады, ближе, — бормочет он. — Давайте, братишки, отгоните их! Продержитесь еще немного.

Кого из них он просит и о чем? Это разные просьбы! С какой стороны те, кто может нам помочь? Или мы просто попали не в то место и в неудачный момент?