Семья — и Мерседес, и сын Гонсало, «страж дат», как его называют, и брат Габриеля Гарсиа Маркеса Хайме, и их мать, пока была жива, — помогала ему в написании мемуаров, порой это становилось, как он сам говорил, «коллективным творчеством». Помогала не только семья. У Маркеса была «целая армия помощников». В Барранкилье, например, он «расставил пикеты» из старых знакомых, которым дал весьма кропотливые задания. Например, когда в 1997 году воспоминания уже «стучали своими молоточками» у него в голове, понадобился точный план города начала 1950-х годов с названиями улиц, а также с информацией о том, что впоследствии стало с его любимыми барами и борделями… Он звонил своим знакомым, чтобы вспомнить цвет стен в каком-нибудь заведении, имя хозяйки или дату и время появления первого парохода…

В Мехико, работая над мемуарами, он проявлял не меньшую дисциплину, чем при работе над прозой, — «оттачивая, отшлифовывая каждую фразу». Теперь, в семьдесят пять, он уже не надевал, как прежде, комбинезон, но с понедельника по пятницу придерживался железного распорядка дня: рано вставал, принимал душ, работал на ноутбуке с девяти до двух и обязательно вырабатывал определённую норму. Потом обедал, в сиесту спал, как истинный житель прибрежного города. Мерседес, как в старые добрые времена, занималась хозяйством, домом, в котором теперь всё большую роль играли внуки…

В январе 2001 года мексиканское информационное агентство NOTIMEX сообщало:

«С той поры, как в 1999 году стало известно о том, что лауреат Нобелевской премии, знаменитый колумбийский писатель Гарсиа Маркес болен раком лимфы, мир гадает о состоянии его здоровья… Первый том его мемуаров, который только пока и написан, повествует о его предках и о бурном романе, который соединил жизни его родителей в начале века и который впоследствии послужил источником для создания одного из бестселлеров Гарсиа Маркеса „Любовь во время холеры“. По словам Гарсиа Маркеса, „оба — и мать, и отец — были великолепными рассказчиками, со счастливой памятью любви, но в своём повествовании они настолько увлекались, что когда я попытался использовать эту историю в романе „Любовь во время холеры“, то не смог провести границу между жизнью и поэзией“».

Книга «Жить, чтобы рассказывать о жизни», эта «великая автобиография, написанная великим классиком современной литературы», была выпущена в Мехико 8 октября 2002 года. За три недели было продано более миллиона экземпляров только в Латинской Америке — ни одна из его книг не продавалась быстрее! В России книга должна выйти в 2012 году в переводе автора этих строк.

Роман, или повесть, или длинный рассказ, а скорее поэма «Вспоминая моих грустных шлюх» стал единственным художественным произведением, созданным Маркесом на рубеже веков и уже в XXI веке (но обдумывал он произведение лет тридцать, как сам сказал). Ранним майским утром 2004 года он закончил историю о старике, возжелавшем в свой девяностолетний юбилей познать юную девственную проститутку (сам по себе сюжет магически реален) и впервые в жизни испытавшем любовь. Эту удивительную поэму с самым счастливым концом, какой только можно представить у Маркеса:

«— Ах, мой грустный мудрец, ты, конечно, стар, но не идиот же! — захохотала Роса Кабаркас. — Эта бедняжка с ума сходит от любви к тебе.

Я вышел на сияющую улицу и первый раз в жизни узнал самого себя у горизонта моего первого столетия. <…> Я приводил в порядок стол — пожелтевшие бумаги, чернильница, гусиное перо, — когда солнце прорвалось сквозь миндалевые деревья парка, и почтовое речное судно, задержавшееся на неделю из-за засухи, с рёвом вошло в портовый канал. Наконец-то настала истинная жизнь, и сердце моё спасено, оно умрёт лишь от великой любви в счастливой агонии в один прекрасный день, после того как я проживу сто лет».

И вот объяснение тому, что уже после написанных мемуаров и прощаний с жизнью Маркес взялся за эту латиноамериканскую «песнь торжествующей любви». Судно вошло в портовый канал — и кажется, что его дожидался полковник, которому «никто не пишет». И «сердце спасено» — спасено Макондо из романа «Сто лет одиночества», то самое Макондо, где, по признанию Маркеса, осталось его сердце. Благодаря блуднице. Будто появившейся на свет из ребра героя поэмы. Плоть от плоти его.

Прежде чем приступить к непростой, во многом табуированной, но неизбежной в повествовании о творчестве Гарсиа Маркеса теме блудницы, блуда в жизни и литературе, обратимся к не менее древнему, исконному, ветхозаветному греху — инцесту, который, по сути, в романе «Сто лет одиночества» стал альфой и омегой вырождающегося рода Буэндиа, рода человеческого. В истинном искусстве, в литературе, начиная с Софокла, инцест — это не просто сексуальное извращение. Это философия. Философия рока. Но в латиноамериканской литературе, наполняемой, как река, притоками и родниками, легендами, сказаниями, мифами, инцест играет особую роль.

— Между прочим, — сказала мне как-то шведская исследовательница Карин Лиден, — до XVIII века испанцы, да и не только они, не сомневались в том, что хвосты имеют фиджийцы, евреи, англичане Девоншира и Корнуэлла, беарнцы во Франции, коренные жители Бразилии и некоторые скандинавские народы. Хвостик действительно бывает у людей — но только в конце первого и в начале второго месяца эмбриональной жизни. С третьего месяца он обычно исчезает. У Маркеса в романе «Сто лет одиночества» в результате близкородственного брака родилась не игуана, чего боялись, а мальчик с хвостом — хрящиком с кисточкой на конце. В одном из интервью Маркес как-то признался, что выбрал новорождённому такой хвостик из-за полного несовпадения с действительностью. Но это ошибка: встречающиеся хвостики чаще всего именно такие, напоминающие свиной…

В 1996 году Маркес в соавторстве со своей ученицей из гаванской школы кинематографии Стеллой Малагон написал сценарий к фильму «Алькальд Эдип» — аналогию «Царя Эдипа», но в отличие от древнегреческого героя алькальд маленького городка знает, что убивает отца и спит с матерью; её сыграла вызывающе сексапильная испанская актриса Анхела Молина. (Вскоре, кстати, на берлинской эротической выставке «Venus» я посмотрел ремейк этой картины в стиле почти «жёсткого порно».)

Тема инцеста нашла своеобразное отражение и в «Осени Патриарха» с той мыслью, что любой диктатор, особенно тиран — отец народа (народов). Тем самым едва ли не естественным оказывается мотив инцеста — влечения к дочерям. И эта нота занимает не последнее место в общем эротическом звучании романа о трагедии народа, живущего под властью тирана, не способного к любви и вынужденного довольствоваться любовью к власти, не приносящей ему удовлетворения. Вспомним и то, как Патриарх, этот мачо, ведёт себя в своём курятнике, бараке для любовниц, многие из которых, возможно, его внучки или правнучки: «…И лишь в мёртвые часы сиесты всё замирало, всё останавливалось, а он в эти часы спасался от зноя в полумраке женского курятника и, не выбирая, налетал на первую попавшуюся женщину, хватал её и валил…» Намёки на инцест присутствуют и в других произведениях Маркеса. Но поистине к высотам античной трагедии возносится связь тётки с племянником в романе «Сто лет одиночества». «Роковое, неодолимое влечение друг к другу тётки и племянника подводит черту под длинной чередой рождений и смертей представителей рода Буэндиа, не способных прорваться друг к другу и вырваться к людям из порочного круга одиночества, — пишет философ-литературовед Всеволод Багно. — Род пресекается на апокалипсической ноте и в то же время на счастливой паре, каких не было ещё в этом роду чудаков и маньяков. В этой связи нелишне вспомнить, что́ горестно утверждал, проповедовал и от чего предостерегал Н. А. Бердяев: „Природная жизнь пола всегда трагична и враждебна личности. Личность оказывается игрушкой гения рода, и ирония родового гения вечно сопровождает сексуальный акт“. Трудно отделаться от ощущения, что перед нами не одно из возможных толкований романа Гарсиа Маркеса, между тем написано это было великим русским философом ещё в 1916 году. Кстати, последняя нота „Ста лет одиночества“ — не пустой звук для русского, точнее, петербургского сознания. „Петербургу быть пусту“ — ключевой мотив мифа о Петербурге, выстраданного староверами и переозвученного Достоевским и символистами. Миф о городе, который исчезнет с лица земли и будет стёрт из памяти людей».