— Как знать? — ответила Жавотта, несколько смягчившись. — Вообще мы, актрисы, мало чем дорожим; а вот у меня такой характер — я очень привыкаю к своим вещам.
— Но ведь этот браслет не стоит и десяти луидоров, и, судя по всему, отнюдь не подпись придает ему такую ценность в ваших глазах?
Мужское тщеславие с одной стороны,' женское кокетство с другой — черты столь естественные, что они так или иначе всегда проявляются вовне: отсюда понятно, что Тристан, задавая эти вопросы, невольно подсел поближе к Жавотте и нежно обвил рукой тонкий стан своей бывшей подружки, а та, томно улыбаясь, склонила головку на веер и начала едва слышно вздыхать. Усы молодого гусара уже коснулись ее золотистых волос, уже память о минувших днях и мысль о новом браслете заставили ее сердце биться Сильнее.
Говорите, Тристан, — молвила она, — откройте мне все без утайки. Я ведь добрая; не бойтесь, скажите мне, куда вы денете мою голубую змейку?
. — Ладно, дитя мое, — сказал Тристан, — я признаюсь зам во всем: я влюблен.
— А хороша она собой?
— Вы красивее; а она ревнива, вот она и требует этот браслет; до нее дошло, уж не знаю как, что я любил вас…
— Лгунишка!
— Нет, это — святая правда, милочка, у вас был… нет, у вас и теперь еще такой прелестный кокетливый, свежий вид, вы — настоящий цветок; ваши зубки — словно жемчужины, упавшие в чашечку розы; ваши глазки, ваши ножки…
— Ну что ж, — сказала Жавотта, все еще вздыхая.
— Ну что ж, — подхватил Тристан, — а наш браслет?
Возможно, Жавотта сказала бы нежнейшим голоском: «Ну что ж, мой друг! Сходите к Фоссену», но вместо этого она вскричала.: «Осторожно! Вы меня оцарапали!»
Тристан все еще держал в руке визитную карточку Ла Бретоньера, и твердый картон действительно пребольно задел плечо госпожи Розанваль. В ту же минуту в дверь тихонько постучали: портьера приподнялась, и в комнату вошел не кто иной, как Ла Бретоньер.
— Клянусь богом, — воскликнул Тристан, не в силах скрыть свою досаду, — без вас, сударь, видно, так же не обойтись, как без поста в марте месяце.
— Скажите лучше — как без бога Марса, для которого все времена года хороши, — ответил Ла Бретоньер, сам восхищаясь своим остроумием.
— Это следовало бы проверить, — заявил Тристан.
— Когда вам будет угодно, — ответил Ла Бретоньер.
— Завтра я дам вам знать о себе.
Тристан встал, отозвал Жавотту в сторону и шепнул ей:
— Я рассчитываю на вас, не так ли? Через час я пришлю вам кое‑что.
Затем он вышел, не поклонившись, и на ходу повторил: «До завтра».
— Что это означает? — спросила Жавотта.
— Понятия не имею, — ответил Ла Бретоньер.
V
Легко себе представить, с каким нетерпением Арман ждал возвращения брата; ему хотелось поскорее узнать результат разговора с Жавоттой. Тристан пришел домой превеселый.
— Победа, милый мой! — закричал он. — Мы выиграли сражение, мало того — завтра мы получим все удовольствия разом.
— Вот как! — отозвался Арман. — Что же случилось? У тебя такой радостный вид, что смотреть приятно!
— Для этой радости есть основания, и далась она мне нелегко. Жавотта долго колебалась, болтала без умолку, врала невесть что; но я уверен, в конце концов она уступит, я рассчитываю на нее. Сегодня вечером браслет будет у нас, а завтра утром мы, для разнообразия, будем драться на дуэли с Ла Брето- ньером.
— Опять ты придираешься к бедняге! Видно, ты уж одень на него зол!
— Нет, по правде сказать, я уже не питаю к нему злобы. Я встретился с ним, обругал его; раз — другой кольну его шпагой — и прошу.
— Где же ты его видел? У своей красотки?
— Ах, ты, господи, да, у нее; ведь этот субъект всюду суется.
— Из‑за чего началась ссора?
— Говорю тебе, никакой ссоры не было; обменялись двумя словами — сущий пустяк; мы еще побеседуем с тобой об этом. А сейчас прежде всего пойдем к Фоссену и купим что‑нибудь для Жавотты, я с ней уговорился насчет обмена; ведь когда женщина зовется Жавоттой и даже когда она зовется как‑нибудь иначе, от нее ничего не получишь даром.
Ну что ж, — сказал Арман, — я не меньше тебя радуюсь тому, что ты достиг своей цели и можешь теперь пристыдить маркизу. Но по пути к Фоссену, дорогой друг, обсудим серьезно, прошу тебя, вторую половину той мести, которую ты задумал. Это дело представляется мне более чем странным.
Напрасный труд, — возразил Тристан, — это решено. Прав я или неправ — безразлично; сегодня утром мы еще могли спорить об этом; сейчас вино нацежено, надо его выпить.
— Я неустанно буду твердить тебе, — продолжал Арман, — что я не понимаю, как человек твоего склада, военный, всеми признанный храбрец, может находить удовольствие в этих дуэлях без повода, этих ребяческих ссорах, этих озорных выходках, которые, возможно, когда‑то были в моде, а сейчас высмеиваются решительно всеми. Ссоры из‑за принадлежности к той или иной партии, дуэли из‑за разницы в цвете кокарды понятны во времена политических потрясений. Республиканцу может казаться забавным полязгать оружием в поединке с роялистом только потому, что они не сходятся во взглядах; когда бушуют страсти, все простительно. Но тут я даже не намерен давать тебе советы, я безоговорочно осуждаю тебя. Если ты твердо решил драться, я, не задумываясь, скажу тебе, что при таких обстоятельствах я бы отказался быть секундантом у самого близкого друга.
— Я не прошу тебя об этой услуге, а только прошу молчать; пойдем к Фоссену, __ Пойдем куда захочешь, но я буду стоять на своем. Не- любить навязчивого человека — такое может случиться с каждым, избегать его, трунить над ним, это еще куда ни шло, но Стремиться его уничтожить — это ужасно.
— Уверяю тебя, я его не убью; я тебе это обещаю, я ручаюсь тебе в этом. Оцарапаю его кончиком шпаги, вот и все.
Я хочу, чтобы у верного рыцаря госпожи де Вернаж рука некоторое время была на перевязи, а ей самой я намерен смиренно поднести браслет моей гризетки.
Подумай хорошенько, это ведь совсем не нужно. Если ты хочешь драться на дуэли, чтобы смыть пятно с твоей чести, при чем тут браслет? А если для тебя всего важнее браслет — к чему тогда дуэль? Если ты хоть каплю меня любишь, она не состоится.
— Я очень тебя люблю, но она состоится.
Продолжая спорить, братья дошли до магазина Фоссена. — Тристан хотел, чтобы Жавотта не пожалела о том, что согласилась на мену. Поэтому он выбрал красивую цепочку для часов и велел тщательно ее упаковать; он решил сам отнести ее Жа- вотте и, в случае., если она его не примет, дождаться ответа во что бы то ни стало. Видя, как брата радует мысль, что он скоро вернется со своим браслетом, Арман, думавший о другом, не предложил сопровождать его. Они условились встретиться вечером.
Когда они прощались, колесо открытого экипажа, мчавшегося с изрядным шумом, едва не задело тротуар улицы Ришелье. Необычайные, бросавшиеся в глаза ливреи кучера и слуги привлекали внимание прохожих, они оборачивались. В экипаже, небрежно развалясь, сидела г — жа де Вернаж, одна. Маркиза заметила обоих братьев и с покровительственным видом слегка кивнула им головой.
— О! — сказал Тристан, побледнев. — Видно, неприятель решил обозреть театр военных действий. Прекрасная дама отказалась от пресловутой охоты ради того, чтобы прогуляться по Елисейским полям и подышать парижской пылью. Пусть едет с миром! Она явилась вовремя. Я очень польщен тем, что вижу ее здесь. Будь я самовлюбленным фатом, я вообразил бы, что она приехала узнать, как мне живется. Отнюдь нет! Смотри, с каким аристократическим пренебрежением, превосходящим даже надменность Жавотты, она соблаговолила заметить нас. Бьюсь об заклад, она сама не знает, зачем приехала; эти женщины ищут опасности, как мотыльки — света. Пусть спит спокойно нынче ночью! Завтра я явлюсь к ее утреннему выходу, и тут мы посмотрим! Я заранее ликую при мысли, что такая гордыня будет сломлена таким оружием. Если б только маркиза знала, что сейчас я несу какой‑то девчонке подарочек, который даст мне право сказать: «Маркиза, ваши прелестные уста лгали, от ваших поцелуев веет клеветой», — что бы она сказала? Быть может, стала бы менее чванна, но не менее красива… Прощай, дорогой, до вечера.
