Но существуют и другие тексты, имеющие совершенно иной характер: это уже не просто примеры, произвольно выбранные юристами, это предписания законов. Многие законодательства императоров предусматривали случаи, когда рабы, отпущенные на волю благодаря неразумной щедрости или не имеющему силы акту, по прошествии некоторого времени оказывались в неприятном положении. В этом случае им оставляли свободу за 20 золотых, которые они должны были заплатить заинтересованному лицу. Являлось ли это их реальной стоимостью? Известно, как заботливо охранялось в Риме право собственности. Тем не менее положение этих вольноотпущенников требовало к себе особого внимания. Вот почему, вероятно, император не поручал подобных дел судьям, приговор которых мог вызвать некоторые опасения, и сам назначал в качестве возмещения убытков сумму, основанную, без сомнения, на реальной стоимости рабов, причем средняя стоимость бралась из числа самых низких. Эта сумма в 20 золотых («солидов») приводится как эквивалент раба в такую эпоху, когда стоимость золотого («солида») несколько упала, а именно в вышеприведенном законе Константина, законе, который мы, как и предшествующие, заимствуем у Дюро-де-ла-Малля, не соглашаясь, однако, с его комментарием. Речь идет о двойном возмещении, возложенном на укрывателя беглого раба. Но не всегда легко найти точно такого же раба, в результате чего могут возникнуть всякого рода недоразумения. Законодатель устраняет их, определяя сумму вознаграждения исходя также из средней низших цен. Стоимость беглого раба была незначительна. Другой текст, не касающийся рабов, тем не менее дает, мне кажется, нормальную среднюю их стоимость и среднюю повышенную. Речь идет об убытке, понесенном вследствие падения цен. Для каждой представляющей известную ценность вещи эдикт претора определяет двойное возмещение. Для человека свободного он устанавливает сумму в 50 золотых. Речь идет о свободном человеке; но человек свободный не может быть оценен ниже раба, и так как в силу закона убытки должны возмещаться в двойном размере, то средняя стоимость раба едва ли превысит 25 золотых.

Эта средняя цена носила еще довольно общий характер. И лишь в последний период римского права, лишь в эпоху Юстиниана, мы встречаемся с целой шкалой цен, касающихся различных категорий рабов. Цифры, выраженные в общепринятых деньгах, остались те же, однако солид со времен Константина подвергся сильной девальвации. Рабы мужского и женского пола моложе 10 лет стоили 10 золотых (солидов), старше 10 лет – 20 солидов, если они не имели никакой профессии; если они имели какуюнибудь специальность, их цена могла достигнуть 30 золотых; больше того, рабы, умеющие писать, оценивались в 50 солидов, а врачи и повивальные бабки – в 60 солидов. Для евнухов существовал особый тариф: до 10 лет они стоили 30 золотых, выше 10 лет – 50, а если они знали какое-нибудь искусство, то 70 золотых.

Этот закон, регулирующий цены, касается раздела имущества: он присуждает денежное вознаграждение тем из сонаследников, которые по жребию не получили права выбирать рабов, и Дюро-де-ла-Малль, цитирующий этот закон, видит в этом обстоятельстве причину столь низких цен. Но даже при семейных счетах должно быть равенство, и трудно себе представить, что законодатель под предлогом родства предлагает одной части наследников иллюзорное вознаграждение. Другое объяснение, несмотря на то, что автор приводит его, не соглашаясь с ним, кажется нам более вероятным. Христианское учение, поощрявшее освобождение рабов, делало обладание ими менее надежным; можно еще добавить, что, возвращая труду прежнее уважение, оно делало его и менее необходимым и что многие другие причины содействовали уменьшению применения рабского труда и понижению его стоимости. Возможно, однако, что на рынке цены не упали так низко; но объяснения тех норм, на которых остановился законодатель, следует искать в аналогичных причинах. Другой закон, в котором повторяются те же цены, яснее раскрывает его мысль. Речь идет об освобождении одного раба, принадлежавшего нескольким господам. В прежнее время отказ одного из владельцев увеличивал долю других. Согласно закону Юстиниана, желания одного было достаточно, чтобы отпустить раба на волю, а другие были вынуждены принять уплату за свою долю собственности, согласно вышеприведенному тарифу. Что могло склонить Юстиниана на мероприятие, столь противное духу римского законодательства о правах собственности, о всемогуществе главы семьи? В этом сказалось благодетельное влияние свободы. Этот принцип, который в эпоху Империи юристы начали понемногу вводить в правовой кодекс, Юстиниан провозгласил открыто и всегда его придерживался: это печать, которую христианство наложило на новые институции; благодаря учению христианства, которое поддерживало свободу, Юстиниан принудил совладельцев согласиться на вознаграждение. Благодаря этому же влиянию он, вопреки обычной практике, имевшей место при вынужденном вознаграждении, понизил стоимость раба ниже стоимости рыночной, удерживая, насколько возможно, от обладания такой собственностью, которою личному интересу господина мог быть нанесен столь сильный ущерб, и пробуждая благодаря этой самой дешевизне рабов сознание того, что стоимость свободы не поддается никакой оценке.

На первый взгляд римский закон содержит странные противоречия, касающиеся положения рабов. Будучи исключены из кодекса обычного права, рабы наполняют собой кодекс права гражданского; причисленные к категории вещей, они фигурируют среди людей вместе с гражданами в качестве договаривающихся сторон во всех отношениях общественной жизни, почти во всех законодательных актах. Может быть, законодательство отказалось от своих принципов? Может быть, оно извлекло раба из его прежнего ничтожества и беспомощности? Нисколько, даже наоборот: оно расширило и укрепило власть господина. В самом деле, только его интересы открывают рабам доступ в это святая святых законодательства, где все должно им казаться чуждым, лишь воля господина прикрывает их прирожденную неправоспособность; и эти видимые противоречия вполне гармонируют с принципами, положенными в основу гражданского права.

1

Каковы же были в действительности основные принципы древнего «квиритского» права? Равенство граждан в республике и абсолютная власть отдельного гражданина над всем, что принадлежало ему. В объединение первых «отцов» Рима каждый входил на равных правах. Жертвуя общине той долей независимости, отказа от которой она требовала, он сохранял всю полноту своей власти над членами дома. Такова двойная основа этого общества, признанная законом XII таблиц. Равные между собой граждане в Риме взаимно ограничиваются, и граница, останавливающая их, в то же время защищает их от притязаний других. Наряду с ними за этим наблюдает и закон, и если возгорается борьба, то он вмешивается, чтобы определить условия и формы ее, чтобы разобрать причины и санкционировать результаты. Но у себя дома – они полные хозяева, и закон останавливается у порога этого домашнего суверенитета, чтобы охранять его права, не контролируя их применения. Итак, абсолютная власть главы семьи над своими детьми и над детьми своих сыновей; в одной семье есть только один отец, он может распоряжаться всеми, кто ее составляет, он властен даже над их жизнью; он может выкинуть их после рождения, а позднее судить их и умертвить по своему произволу. Абсолютная власть над рабами: когда впоследствии закон, признав в сыновьях дома сынов государства, потребовал права участия в этом семейном трибунале, где решалась их судьба, он продолжал закрывать глаза на другую часть этой семьи, где он ни на что не претендовал и где он не считал нужным что-либо регулировать. Необходимо было коренное изменение духа этих римских институций, чтобы нанести первый удар этому столь суровому праву.

Что же в действительности представлял собой раб перед лицом закона? То же самое, что он представлял собой в семье: имущество, природу которого ничто не могло изменить, кроме воли господина. И вот здесь-то проявляются во всех своих противоположностях отмеченные нами с самого начала различия между рабом и сыном. С первого взгляда кажется, что власть главы семьи над сыном сильнее его власти над рабом. Раб, проданный и отпущенный на волю, остается свободным; сын же, проданный и отпущенный на волю, до трех раз возвращается под власть отца. За отцом остается естественное право рождения, которое восстанавливает его отцовские гражданские права на сына каждый раз, когда новый господин отказывается от своих прав на него. Власть отца над сыном во всяком случае более прочна, но зато значительно менее широка. Сын, даже находясь под властью отца, представлял собой личность, он подлежал наименьшей степени лишения гражданских прав, когда он в силу усыновления переходил в чужую семью. Положение же раба нисколько не менялось от того, что он менял дом или господина, Он не мог быть лишен каких бы то ни было прав, так как раб – так гласит закон – не имеет никаких прав («головы»), т. е. он не является личностью. При жизни отца сын мог приобретать имущество; отец имел право пользования его имуществом, но закон сохранял за сыном право собственности. Раб ничего не мог приобретать, что бы всецело и навсегда не становилось собственностью господина. После смерти главы семьи сын в силу законного права в свою очередь становится главой семьи; раб, напротив, остается рабом, рабом по праву наследства, ожидая лишь того, что он сделается рабом наследника: законы о наследовании скорее отнимут у него его жизнь и личность, чем оставят в нем неопределенным, хоть на один момент, характер собственности.