Что касается домашнего обслуживания, то простота жизни первых римлян заставляет предполагать, что оно само по себе не требовало значительного количества рабов. Исключение может быть, пожалуй, сделано только для царского периода. Дионисий Галикарнасский, рассказывая о смерти Тулла Гостилия, упоминает о толпе слуг, погибших вместе с ним в пламени, а история Тарквиния Гордого свидетельствует об известной роскоши среди лиц, приближенных к царю. Но допуская даже, что в основе этих описаний не лежат обычные представления о роскоши царей, приходится признать, что такие исключения встречались очень редко.

Небольшое количество рабов, необходимое для полевых или домашних работ, т. е. мужчина, помогавший главе семьи при обработке поля, и женщина, принимавшая участие в рукодельных работах госпожи, в большинстве случаев справлялись и с остальными домашними работами. Наиболее знатные римляне, нахолившиеся во главе армий, обслуживали сами себя; если же у них являлось желание особенно блеснуть величием своего рода за пределами своего тесного круга, то право патронатства давало им возможность благодаря огромному числу клиентов составить себе такую многочисленную свиту, которой они должны были гордиться гораздо больше, чем аристократия более позднего времени своей свитой из купленных рабов.

То, что мы наблюдаем в частной жизни, повторяется и в жизни государства. Незначительное число рабов встречается среди служителей магистратов или среди исполнителей приговоров по уголовным делам; не кто иной, как раб, сбросил Марка Капитолина со скалы Капитолия. Но главнейшие должности и обязанности по общественной службе, обязанности ликторов, писцов, вестовых, глашатаев распределяли между собой люди свободные. В центуриях Сервия Туллия, т. е. среди гражданского населения, мы встречаем не только ассоциации рабочих (tignarii – «плотники»), но и ассоциации горнистов и трубачей.

2

Эти беглые указания свидетельствуют о том, что свободные граждане занимали не последнее место в городском труде и что рабы встречались лишь наряду с ними. Но какова была доля их участия в этом труде и в каком отношении друг к другу могли находиться эти две группы в раннюю эпоху Рима? Текст Дионисия Галикарнасского, цитируемый и комментируемый Дюро-де-ла-Маллем, дает нам возможность определить это отношение с достаточной точностью. «В это время, – говорит он (477 г. до н. э.), – граждане, способные носить оружие, составляли ПО тысяч человек, согласно данным последней переписи. Что касается женщин, детей, рабов, торговцев и иностранцев, занимающихся ремеслами (ни один римлянин не имел права жить торговлей или ремеслом), то их число по меньшей мере в три раза превосходило число граждан». Дюро-де-ла-Малль, применяя к этим цифрам закон, установленный для населения Франции, считает, что число 110 тысяч для лиц призывного возраста, т. е. от семнадцати до шестидесяти лет, позволяет предполагать число 195145 для всего мужского населения, а удваивая эту цифру включением в нее числа женщин, мы получим общее число граждан в 390 290 человек. Итак, все население, включая наряду с гражданами и всех тех, кто не был ими, т. е. иностранцев, вольноотпущенников и рабов, составляло, согласно Дионисию, 440 тысяч [число военнообязанных плюс утроенное количество остальных]. Разница в 49710 человек, следовательно, будет составлять число лиц этой первой категории. Дюро-де-ла-Малль подразделяет ее на 32524 иностранцев или вольноотпущенников и 17186 рабов. Но мы не имеем достаточно солидных доказательств, подтверждающих правильность этого распределения. Мы более склонны отнести большую часть из этой общей суммы на долю рабов. Как бы там ни было, ясно одно, что число рабов сравнительно с числом свободных граждан очень незначительно, так как оно не достигает при самом широком исчислении одной восьмой и едва ли намного превышает одну шестнадцатую.

Итак, рабский труд повсеместно шел рука об руку с трудом свободных, причем в более раннюю эпоху этот последний преобладал над первым: в городе он обеспечивал потребности низших классов, в деревне он делал честь самым уважаемым гражданам. Но вскоре рабство начинает распространяться. В самом начале республики его ряды значительно пополнились массой граждан, разорившихся и спустившихся на низшую ступень благодаря ростовщическим процентам, этому подтачивающему государственный организм злу, которое, поглотив их отцовские владения и благоприобретенное имущество, начинало подбираться к их телу.

Рабство обрекало на условия еще более суровые, из которых не было выхода, массу жителей, населявших Италию, каждый раз после тех упорных войн, которые в конце концов закончились подчинением полуострова власти римлян. Число рабов возрастало по мере расширения земельной собственности. Оно стало настолько значительным, что казна сочла возможным создать источник дохода в виде пятипроцентного налога, которым облагала акт отпущения на волю. Но лишь внешние войны, увлекая римлян в объятия новой цивилизации, привили им вкус к роскоши, привычку к безделью и эту увеличенную потребность в рабах, одновременно облегчая им возможность увеличить число последних. Этот новый дух распространяется среди них в ту самую эпоху, когда растет и крепнет величие Рима, т. е. с 200 года до н. э. по второй век нашей эры. В этот же период распространяется и принимает свою окончательную форму рабство, тогда же начинает обнаруживаться то влияние, которое оно должно было иметь на класс свободных и класс рабов. Поэтому в рамках именно этого периода мы и должны рассмотреть вопросы, поставленные выше.

1

Рим получал рабов из тех же источников, что и Греция, и римское право относило их к двум категориям: рабом рождались или им становились.

Рабом рождались: это право господина на потомство своих рабов не могло быть смягчено у народа, который собственность окружал своего рода ореолом гражданской святости и который ставил «квиритский надел» выше общего права. Поэтому, когда впоследствии мнения прославленных юристов, этих «первых лиц в государстве», разделились по вопросу о том, «является ли дитя рабыни приростом?» – не подумайте, что спор идет об его положении. Это не природа оспаривает его у хозяина, а ростовщик. Это вопрос собственности, а не свободы. Поскольку рабство было заключено в довольно тесные рамки благодаря простоте нравов, соотношение между мужчинами и женщинами было, вероятно, более равномерным, браки между ними – явлением более обычным и воспитание детей стоило дешевле в обстановке деревенской жизни, более или менее общей для всех. Римляне, кажется, рассчитывали каждую весну на этот приплод, как на всякий другой: отсюда название verna (весенний), даваемое детям рабов. Когда земельный надел гражданина увеличился, стали находить средства возможно скорее возвращать матерей на работу, оставляя только одну для воспитания младенцев. Итак, даже при данных условиях рождение рабов представляло некоторую выгоду. Это источник богатства, которым отец семьи не должен пренебрегать, и Колумелла, так же как и все те, кто писал о сельском хозяйстве, высказывается за поощрение деторождения рабынями. Дети увеличивают цену матери, подобно тому как ягнята увеличивают цену овцы. Вергилий в тех же выражениях говорит о младенцах, лежащих у груди своей матери:

Лежат у сосцов два рожденных ягненка,

а Гораций, вдохновленный видом семейного очага, с удовлетворением причисляет толпу юных рабов к остальным богатствам дома:

Лежит толпа своих рабов, богатства знак,

Вокруг божеств сияющих.

Этот источник, наиболее ценный для семьи в тот начальный период, когда дитя раба могло забавляться вместе с сыновьями господина в условиях простой деревенской жизни, потерял свой характер, как мы это отметили уже для Греции, когда рабство распространилось и расстояние между двумя группами увеличилось. Тогда молодой раб, рожденный и воспитанный в унижениях рабской жизни, нередко носил на себе это двойное клеймо рождения и воспитания. Однако могло случиться, что раб, имевший счастье быть приближенным к господину, в силу длительной привычки и более интимных отношений получал тогда другое наименование за свою привязанность и за свои услуги. Мы имеем пример молодого verna – раба, усыновленного своим господином. Но это могло быть также как бы знаком отличия среди толпы купленных рабов: рабы и даже вольноотпущенники удерживали это название на своих могилах.