Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Таков народ. Где же те люди, которые поддержат республику среди этих бурь? «Их несметное количество, – говорит Цицерон, – а доказательством этого служит то, что республика держится», – аргумент, который исчез вместе с ней. По его определению, это прежде всего люди честные и хорошие советники, хорошо знающие свое дело, но консул Филипп (104 г. до н. э.) сказал, что в Риме нет и 2 тысяч имущих людей. Это олигархия богачей. И если нужно их охарактеризовать с точки зрения их отношения к законам, о которых идет речь, то это они противились хлебным законам, потому что, по их мнению, эти законы порождали среди народа привычки к праздности; это богачи отклоняли аграрные законы, думая, что отобрание у них их древних владений равносильно лишению республики ее защитников. Правда, чтобы обеспечить Рим защитниками, необходимы были земли, но государству были нужны не эти защитники, выступавшие с трибуны или в сенате. Ведь недостаточно было топнуть ногой по этой захваченной честолюбием земле, чтобы из нее выросли легионы.

Вот что представляли собой люди, называвшие себя почтенными и благонамеренными гражданами. Их противниками были братья Гракхи, а их жертвой – Опимий, убийца Гая; судите же об их преданности благу государства. Впрочем, они действительно радеют о нем, так как они отождествили его благо со своим, и общественные интересы перестали отличаться чем-либо от их собственных. Но пусть они тем не менее остерегаются. Согласие с трудом удерживается на такой почве. Гай, законы которого они хотели отменить, бросил среди них семя раздора: это закон о судах. Это разделение, существовавшее в древнем Риме между патрициями и плебеями, вновь появилось в их аристократической республике, в этом государстве оптиматов («которую ты назвал нацией»). Вновь появилось два сословия: сословие сенаторов и сословие всадников. И они не всегда останутся довольны таким распределением, в силу которого после войны на долю одних выпало управление государством, а на долю других – финансовая эксплуатация провинций. Цицерон, связанный по своему положению и по своему происхождению и с той и с другой партией и искренне радеющий о пользе государства, будет тщетно стараться примирить их даже ценой взаимной снисходительности к наиболее вопиющим злоупотреблениям. Разрыв все же произойдет, и борьба между ними примет куда более грозный характер, чем в древнем Риме: ведь среди их вождей есть всегда честолюбцы, жаждущие власти, а под ними – толпа, готовая оказать поддержку всякой попытке восстания. Эта толпа, некогда бессильная перед лицом богачей, отныне является первенствующей, так как ее голос будет решающим из-за существующей между ними розни.

Эта толпа – продукт рабства. Рабство само по себе не могло бы восторжествовать над Римом, но, прогнав с земли свободного гражданина, оспаривая у него даже в городе право на труд, который мог бы еще сохранить его честным, хотя и потерявшим прежнее уважение, оно создало в недрах римского народа эту толпу – продажную, а потому и раболепствующую. Это сила, стоящая выше рабской массы благодаря предоставленному ей праву вредить правильному ходу государственной жизни и учреждений, но равная ей и отныне почти слившаяся с ней, когда речь идет о ниспровержении государственного строя. Цицерон оправдывается в том, что он не оказал вооруженного сопротивления декрету, осуждавшему его на изгнание, тем, что поражение его сторонников отдало бы республику в руки рабов. Класс бедных, приравненный к рабам благодаря презрению к ним со стороны имущих, ничем не отличался от них и в глазах честолюбцев, строивших на нем свои надежды. Они рассчитывали на него и на рабов в своих заговорах, которые, как и прежде, имели целью ниспровержение государственного строя, а средством, ведущим к этому, считали поджог города. Из его среды, так же как и из среды рабов, будут набираться солдаты гражданских войн. Вот это те войны, которые могли еще интересовать его, так как после победы военная добыча доставалась Риму, а завоеванные земли находились в Италии.

Несмотря на то что Цезарь поддерживал заговоры и возбуждал гражданские войны, он предчувствовал свое более высокое назначение и с момента вступления на должность консула решил попытаться перевоспитать эту толпу. Такова была цель его аграрного закона. Он не заимствовал целиком всей системы братьев Гракхов, которые, нанося удар всем большим поместьям, распространяли на всю Италию благодеяния сво их законов; он не восстановил также и более нового проекта Рулла, который путем продажи всех инозем ных владений Рима обещал выкупить для неимущей массы Италию. Это был бы очень удачный обмен, если бы только он мог быть осуществлен и если бы деньги, вырученные за завоеванные земли, пройдя через руки Рулла и других децемвиров, действительно достигли бы намеченной цели. Проект Цезаря, более ограниченный, имел то достоинство, что возбуждал меньше опасений и был более осуществим. Он оставлял неприкосновенными государственные земли, захваченные как до Гракхов, так и после них. Он воспользовался мыслью Рулла в том ограниченном ее виде, как она выражена в одном пункте более позднего предложения Флавия, орудия в руках Помпея. Он удовольствовался пустующими и свободными казенными землями (при этом он первоначально исключил область Капуи) и предлагал на обычные средства государства выкупить у желающих продать, согласно оценке цензоров, некоторые удаленные земли Италии, куда бы Рим мог выселить часть своего праздного и безработного населения. Этот закон, отвергнутый вследствие подозрительности сената, был принят народом, и 20 тысяч семейств были извлечены из этой городской тины и возвращены земле, труду и достойной их жизни. Итак, Цезарь нанес удар тому двойному злу, которое подрывало силы Рима и Италии. Но это было лишь началом реформы, а уже все находившиеся в распоряжении государства земельные фонды были исчерпаны. Пришлось бы затронуть и большие государственные поместья. Когда победа сделала его господином Рима, ему пришлось бы навсегда отказаться от надежды примирить со своей властью аристократию, если бы он к потере ими свободы прибавил бы еще и эту обиду. Он отказался от аграрного закона и должен был принять хлебный закон, так как последний был неизбежным дополнением первого. Рим во что бы то ни стало должен был принять один из двух семпрониевых законов. Он принял его, но несколько видоизменил. Эта нестройная толпа, переполнявшая благодаря предшествующим смутам Рим и претендовавшая на общественные раздачи, была переписана: приблизительно половина (150 тысяч на 320 тысяч) была вычеркнута из списков, и, кроме того, были приняты меры, чтобы более регулярно заполнять в будущем освобождающиеся места. Средства, в которых Цезарь отказывал праздности, он решил предоставить труду. Он раздал земли в провинциях, выселив из Рима в разные заморские колонии 80 тысяч человек. За недостатком земли он предоставлял им работу в Италии, потребовав, чтобы при стадах, которые паслись на государственных пастбищах, третья часть пастухов была из людей свободных. Он заселял сельские местности и разгружал города. Он призывал и удерживал там лиц, которые своим присутствием не только не были в тягость, а, наоборот, могли оказывать ему полезное содействие; он запрещал сыновьям сенаторов какие бы то ни было путешествия и более чем трехлетнее пребывание вне Италии всем гражданам, достаточно богатым, чтобы отправиться путешествовать, и достаточно молодым, чтобы активно участвовать в общественной жизни (от 20 до 40 лет).

Эти начинания, прерванные второй гражданской войной, были продолжены Августом. Его пугала общественная развращенность; это был неиссякаемый источник революций, и его нельзя было уничтожить, закрывая или отменяя комиции. Если бы у этой праздной черни не было бы голоса, который она могла продавать, она, пожалуй, стала бы торговать собой. Причиной же этой праздности он считал те мероприятия, при помощи которых думал и помочь ей. Он решил отменить общественные раздачи. Но этот обычай был не столько причиной, сколько следствием, и чтобы уничтожить его, надо было сперва разрушить самую основу, Несмотря на всякого рода вспомоществования, бедность уже давно превратилась в нищету. Надо было вернуть народу возможность содержать себя трудом. Август попытался ослабить отвращение к труду и устранить те преграды, которые закрывали доступ к нему. Он в одинаковой степени покровительствовал земледелию и торговле, как и занятиям в городе; он предоставлял некоторые льготы ремесленникам; он выдавал семьям пособия для воспитания детей; он создавал колонии и стремился привлечь туда поселенцев, наделяя их более широкими гражданскими правами. Но всего этого было недостаточно, чтобы отменить общественные раздачи. Он несколько преобразовал их, подобно Цезарю исключив из списков всех посторонних, но он сохранил их и снискал себе этим даже право на расположение толпы. После него все императоры придерживались той же политики. Наиболее мудрые старались, следуя его примеру, как мы это увидим в дальнейшем, вернуть граждан к труду как сельскому, так и городскому. Это был единственный способ борьбы против все прогрессирующего падения, так же как и единственный способ обеспечить государство укреплением его двойной основы – военной и финансовой. Но помимо этого, все они стремились щедростью снискать народное расположение. И некоторые из них, отказавшись от мысли перевоспитать народ, еще более развращали его, как бы для того, чтобы в этом падении он окончательно утерял всякое чувство свободы. Раздачи хлеба стали производиться в более широком масштабе, число ежегодно устраиваемых зрелищ значительно увеличилось, и все, что можно было сказать о римском народе времен Империи, заключалось в двух словах: хлеба и зрелищ.

113
{"b":"244537","o":1}