— И я так думаю, — согласился Герасимов. — Все дело надо провести как можно скорее… Завтра к вам придет Карпов. Или пришлет кого, не знаю, в деле его не видел… Связь станем поддерживать через Доброскока. Фамилию его забудьте, не надо вам ее помнить, разве что в случае уж самой крайней нужды… «Коля» — вот и все его имя. Чтобы гарантировать вашу безопасность после того, как Курлов, Виссарионов и Карпов будут устранены, «Коля» познакомит вас с людьми, которые обеспечат ваш отход… Ну, а теперь к делу… Его конструкция видится мне следующим образом…

…Карпов отвез Петрова в ресторан «Кюба», один из самых дорогих, накрыл роскошный стол.

Петров молил бога, чтобы не поддаться чарам, обволакивает: Герасимов предупреждал, словно в воду глядел: «когда один хвалит — это наплевать и забыть! До тех пор пока ваше имя не будет занесено на скрижали, не станет достоянием первых полос всех газет мира, не верьте, комбинируют, мнут, готовят для себя!»

— Ну, пора б и по рюмашке, — сказал Карпов, — кто из русских начинает серьезный разговор без тоста?

Чокнулись, махнули; Карпов сразу же принялся за угрей; Петров засмолил папироску.

— Почему не кушаете? — спросил Карпов. — Угри отменные, кишки сальцем обволочет, никакая водка не проймет.

Сытый физиологизм этой фразы показался Петрову отвратительным; пьянеть нельзя, сказал он себе, ночью напьюсь, у Герасимова, с тем можно, в глаза не льстит.

— За наше дружество, — провозгласил Карпов, налил по второй, — за то, чтоб работа у нас шла, как говорится, душа в душу. Я за своих жизнь готов отдать, Александр Иванович… Если деньги нужны, документы, что иное, сразу ко мне, без всяких там цирлих-манирлих…

Выпив, недоуменно поглядел на нетронутую рюмку Петрова:

— У нас так не полагается…

— Сергей Георгиевич, — ответил Петров, закурив новую папироску, — сначала давайте обговорим дело. Вы ж меня не просто так в этот номер пригласили… Вы ведь намерены узнать, с чем я вернулся из Парижа… Так?

— Так-то оно так, — ответил Карпов, — но мне хочется вас от всего сердца принять, чтобы по-нашему, по-русски, все было широко…

— Не уйдет, — сказал Петров, поняв, что игра пошла, он в форме, и этот спектакль с полковником ему угоден. — Свое возьмем, когда кончим дело… Так что давайте прервем трапезу, пока я вам не расскажу… Я ведь сегодня почти не спал, оттого что ночь провел у генерала Герасимова…

Карпов чуть не подавился угрем, отодвинул тарелку, нахмурился:

— Это когда же было?

— Когда ваш филер уснул в гостиной «Метрополя». Около часу ночи… Я тогда и выскользнул…

— И где же вы с ним встречались?

— Я город плохо знаю… Где-то на берегу реки, там его дом стоит…

— Значит, вы рассказали ему обо всем, что смогли вызнать в Париже о бомбистах?

— У нас об этом и разговора не было, Сергей Георгиевич… Меня Герасимов подбивал поставить акт против генерала Курлова…

— Ну, уж это вы мне бросьте! — Карпов не уследил за собою, рявкнул, так ошеломило его сообщение агента.

— Бросают гниду, если ее из волос вытащить, — чуть не по слогам произнес Петров. — А я чистоплотен, мне бросать нечего, ванну принимаю каждый день.

— Ну, не гневайтесь, Александр Иванович! Что ж вы так на слово обидчивы? Поймите мое состояние! Вы говорите совершенно невероятную вещь: чтоб жандармский генерал подбивал бом… подбивал…

Петров перебил его:

— Да вы договаривайте, Сергей Георгиевич, договаривайте: «подбивал бомбиста»… Вы ведь так хотели обо мне выразиться? — повторив ледяную интонацию Савинкова, заключил Петров, усмехнувшись.

— Он так прямо и назвал все вещи своими именами? — откашлявшись, чтобы хоть как— то выиграть время и собраться, спросил Карпов. — Предложил вам ставить акт против генерала Курлова?

— Именно так и предложил.

— Хорошо, а чем он это мотивировал?

— Говорил, что Курлов — после истории в Минске — позорит звание сотрудника секретной полиции…

— Слушайте, это совершенно невероятно! Нет, положительно я в это не могу поверить!

— Вы ладно, — усмехнулся Петров. — Вам сам Курлов не поверит, да и Виссарионов на смех поднимет…

Карпов изумленно посмотрел на Петрова: неужели какая-то дьявольская мистификация? Тот, словно бы заметив, как полковник растерялся, спросил с хорошо сыгранной яростью:

— Вы знаете, что Герасимов бросил меня в Париже?

— Конечно, знаю. Это так бесстыдно с его стороны…

— Хорошо, что вы поставили точку над "i", не придется объяснять, каково жить на чужбине без средств и связи, оставленным на произвол судьбы. Думаете, я это смогу простить? Да никогда! И отомстить я Герасимову могу лишь с вашей помощью…

— Как?

— Очень просто. Я соглашусь с его предложением убить Курлова и всех, кто будет с ним, ну, Виссарионова, Комиссарова, может, придет и…

— Но, но! — Карпов снова сорвался, перешел на грубый начальственный тон. — То есть как это согласитесь?! Без моей санкции вы ни на что не согласитесь!

В глазах у Петрова высверкнуло еще ярче, рот совсем сполз вниз; справившись с судорогой, он продолжил:

— Понятно, что без вашего указания я ничего делать не стану. Но ведь и вы ничего не сможете предпринять, покуда не убедитесь в правоте моих слов… А убедиться в этом можно, если вы и ваши начальники все услышат своими ушами… Снимите мне квартиру… Филеров своих уберете. Герасимов большого уровня мастер, он ваших соглядатаев за версту разглядит, я приглашу его на квартиру для решающего разговора… А за полчаса перед тем, как он туда прибудет, в соседней комнате — пусть только квартиру подберут с фанерной перегородочкой, чтоб все было слышно, — расположатся Курлов, Виссарионов и вы. И станете свидетелями нашего с Герасимовым разговора… Я ему ни «да», ни «нет» еще не сказал, он уговаривать меня будет… Ежели вас интересуют особые вопросы к Герасимову, могу их выучить заранее и поставить их во время нашей встречи…

Карпов испугался; понимая умом, что в руки идет грандиозное дело — таких еще в России не было, — тем не менее ощущал, как все сильнее и сильнее дрожат пальцы.

Научившись у Герасимова смелости, а у Савинкова многозначительности — уроки брал с ходу, — Петров снисходительно посоветовал:

— Попусту не волнуйтесь. Трапезу можно сей момент прервать, я вообще не едок, мне все это, — он презрительно кивнул на стол, уставленный яствами, — смешно, отправляйтесь к Курлову и сообщите о нашем разговоре… А я в «Метрополе» буду ждать от вас указаний. Если ваш высокий начальник признает дело не стоящим, выдадите мне оклад содержания — Герасимов положил семьдесят пять рублей золотом и оплата проезда по чугунке, — я и отчалю восвояси…

Через три часа за Петровым пришел мышонок, шепнул, что от «Георгия Сергеевича» (времени на придумывание псевдонима у Карпова не было, взял первый пришедший на ум, торопился к Курлову), и отвез на Астраханскую улицу.

Там в пустой квартире — три комнаты и кухня (перегородки фанерные, как и просил Петров, красиво задекорированы обоями) — стоял Карпов.

— Ваша взяла, Александр Иванович! Вот вам квартирка! В полном вашем распоряжении, обставляйтесь, денег не жалейте. — Он достал из кармана бумажник, набитый купюрами, и протянул его Петрову. — Начинаем дело, предложение принято!

…В три часа утра за ним пришел Доброскок, шепнул:

— Карпов снял филеров, едем…

— А ваши? Торчат или тоже сняли?

— Одного оставили — не ровен час…

— Снимите, — резко потребовал Петров. — Отныне дело беру на себя. Малейшая несуразность, и все полетит к чертям. Вы отделаетесь выговором, я — жизнью.

…Когда Доброскок и Петров уехали, в квартиру проскользнули Бартольд и Луканов, пробыли там всего минут пятнадцать — этого вполне хватило на то, чтобы укрепить под обеденным столом, только вечером привезенным из магазина, динамит с выведенными на кухню проводами, как подключить их к сети — чтобы комнату разнесло в пух, — Петров научился в Париже.