Мои записки посвящены прежде всего действиям армии. Читатель не может ждать от них сколько-нибудь полного освещения того, как жил и трудился город. Все, что я рассказываю здесь о севастопольских женщинах, лишь маленькая частица их благородного подвига, совершавшегося у нас на глазах с первых дней обороны. Но хотелось бы передать, насколько действенной, близкой, ощутимой для каждого бойца была их помощь армии.

Еще несколько слов об одной фронтовой хозяйке.

На Малаховой кургане мы проверяли готовность к стрельбе новой батареи, орудия для которой сняли с "Червоной Украины". Заглянули и в блиндажи артиллеристов, оборудованные вблизи орудийных двориков. А там внутри все побелено, как в хорошей хате. Видно, домовитый на батарее старшина! Но краснофлотцы внесли ясность: "Это хозяйка наша постаралась…"

Оказывается, эта женщина приходила на Малахов курган, потому что здесь дежурил ее муж, наблюдатель МПВО, носила ему еду. А когда на курган перебрались артиллеристы, помогала им устроиться, стала готовить обед, стирать белье. И не покидала своего добровольного поста ни при бомбежках, ни при обстреле, перевязывала раненых. Так она и хозяйничала тут всю оборону.

Эту женщину звали Александра Ивановна Вдовиченко. На историческом Малаховом кургане, твердыне первой обороны, она, быть может, ступала — в самом прямом смысле слова — по следам знаменитой Даши Севастопольской. В советском Севастополе появились тысячи таких неустрашимых Даш.

В Севастополе уделялось много внимания тому, что потом стали называть гражданской обороной. Здесь настойчиво, последовательно готовили население к возможной войне, пусть представляя ее и не совсем такой, какой она сюда пришла.

Постепенно мы узнали об этом немало примечательного. Да и с самого начала сталкивались с фактами, свидетельствовавшими, если можно так выразиться, об оборонной предусмотрительности городских руководителей.

Для развертывания сети артиллерийских наблюдательных постов нам не хватило радистов. Узнав об этом, заведующий военным отделом горкома партии Иосиф Попович Бакши сказал:

— Радистов найдем!

И прислал шестьдесят человек — больше, чем в тот момент было нужно, причем неплохо подготовленных. Произошло это много времени спустя после мобилизации запасников, уже после того как в наши соединения влились ополченцы и ушли в армию даже сами работники горвоенкомата (потому изыскивать дополнительные резервы мог только военный отдел горкома).

Или такой факт: Севастополь оказался в состоянии дать армии более 800 обученных медсестер, сотни санитаров.

Высокой подготовленностью отличался состав местной противовоздушной обороны, бойцами которой были около 5 тысяч рабочих, служащих, домашних хозяек. В учениях МПВО — а они в последние год-полтора перед войной устраивались тут часто — участвовало практически все население. Городская система МПВО включалась, помимо того, и в учения флота. Люди привыкали к тревогам.

В городе, насчитывавшем немногим более 100 тысяч жителей, было 50 тысяч осоавиахимовцев. Тут работали в мирное время школы и клубы, готовившие связистов, шоферов, снайперов, специалистов для флота, учившие защите от бомб и газов, тушению пожаров, оказанию первой помощи… Не нужно объяснять, как пригодились эти знания тем, кто ушел на фронт. А оставшиеся в Севастополе смогли увереннее чувствовать себя на дежурствах при воздушных налетах, в заводских и уличных группах самозащиты, в разных других отрядах и командах гражданских, но с военной дисциплиной и частично находившихся на казарменном положении.

Понадобилась, например, команда по очистке города от неразорвавшихся авиабомб, и сразу нашлись гражданские люди, добровольцы, достаточно к этому делу подготовленные, — команда инженера Козлова.

Неразорвавшихся бомб уже за ноябрь набралось довольно много, причем крупных, зарывшихся глубоко в землю.

Подумали мы: может быть, это помогают нам неведомые друзья во вражеском стане. Но, очевидно, бомбы не срабатывали просто из-за каких-то дефектов, а были и замедленного действия…

Откапывали бомбы в нелетную погоду, когда не могла начаться бомбежка. Оповещенные жители окрестных кварталов уходили в убежища. Опасная работа завершалась тем, что машина со смертоносным грузом, предваряемая подвижным оцеплением милиционеров, медленно проходила — иногда через весь город — к оврагу за Воронцовой горой, где бомбу взрывали. Впоследствии самоотверженные люди из этой же команды стали разоружать отдельные бомбы, чтобы дать спецкомбинату взрывчатку для лишней партии гранат.

Героическое становилось в Севастополе будничным. Не допустить ни одного случая малодушия — это сделалось повседневной практической задачей, которая ставилась комитетом обороны перед всеми руководителями, перед партийным и комсомольским активом. А активистами считались все оставшиеся в городе коммунисты и комсомольцы. После того как все, кого было можно отпустить, ушли на фронт, их осталось немного. Из справки, лежащей передо мной, видно, что, например, в Корабельном районе, куда входили спецкомбинат № 1 и обе городские электростанции, состояло на учете 188 членов и кандидатов партии. До девяти человек был сведен штатный аппарат горкома, являвшийся одновременно аппаратом городского комитета обороны, по пяти-шести работников оставили в каждом из трех райкомов. Но как ни поредели ряды Севастопольской парторганизации, она находила и силы, и соответствовавшие обстановке формы работы, чтобы охватить своим влиянием все в городе.

Каждое убежище, куда переселились жители нескольких домов, рассматривалось не только как укрытие от бомб и снарядов, но и как место, где надо сколотить коллектив, способный стойко переносить осадные невзгоды, не чувствуя себя оторванным от остального города. Была создана деятельная комиссия по работе в убежищах во главе с одним из секретарей Северного райкома Е. П. Гырдымовой. В каждое из них назначались общественный комендант, политический руководитель, прикреплялся врач. Продумывалось, как создать на аварийный случай запас воды, как организовать выпечку лепешек, если опять выйдет из строя хлебозавод и придется какое-то время выдавать паек мукой…

А как были настроены севастопольцы, пережившие уже один штурм, переселявшиеся в ожидании второго в подземелья, красноречиво говорит тот факт, что и люди, непосредственно с обороной не связанные, те, кому находиться в осажденном городе не было необходимости, да и просто не следовало, покидали его, как правило, неохотно. Об этом часто рассказывали партийные работники, бывавшие у нас на КП.

В течение ноября все-таки было эвакуировано на Кавказ еще более 26 тысяч человек. Как утверждали моряки, корабли, приходившие за это время, могли бы взять больше. Уезжали главным образом жители других мест Крыма, нашедшие в Севастополе временный приют. Коренные севастопольцы нередко воспринимали предложение эвакуироваться как обиду, даже как незаслуженное недоверие к ним, спрашивали: "За что?"

От нашего начальника связи майора Л. В. Богомолова, имевшего дело с гражданскими связистами, я услышал о таком случае. Монтер телефонной станции снимал в какой-то освобождавшейся квартире аппарат и прихватил оставленную там банку варенья. Товарищи по работе, уличив его в этом, потребовали, чтобы провинившийся был удален из города. Они считали, что участвовать в обороне Севастополя или содействовать ей, работать в этом городе — честь, которой достоин лишь человек, ничем себя не запятнавший.

Иногда и городские руководители, давая кому-нибудь то или иное задание, предупреждали: "Не справишься — отправим из Севастополя…"

Вот какая атмосфера была в городе.

* * *

Пришли наконец радостные вести из-под Москвы. Поздно вечером 12 декабря по радио передали сообщение Совинформбюро о провале немецкого плана окружения и взятия советской столицы. Наши войска, перешедшие в контрнаступление, освободили под Москвой сотни населенных пунктов, в том числе Михайлов, Истру, Солнечногорск…