Игорь Губерман Смотрю на Божий мир я исподлобья… В оформлении переплета использована картина «Slightly Confused XI» К. Победина Фотография Игоря Губермана на 4-й сторонке переплета Д. Хубецовой © Губерман И., 2015 © Победин К., оформление переплета, 2015 © Хубецова Д., фотография, 2015 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015 Шестой иерусалимский дневник Часть первая В любой мелькающей эпохе, везде стуча о стену лбами, мы были фраеры и лохи, однако не были жлобами. * * * Не то чтобы печален я и грустен, а просто стали мысли несуразны: мир личности настолько захолустен, что скукой рождены его соблазны. * * * Реальность этой жизни так паскудна, что рвётся, изнывая, на куски душа моя, слепившаяся скудно из жалости, тревоги и тоски. * * * Свободно я орудую ключом к пустому головы моей сосуду: едва решу не думать ни о чём, как тут же лезут мысли отовсюду. * * * Накалялся до кровопролития вечный спор, существует ли Бог, но божественность акта соития атеист опровергнуть не мог. * * * Мессия вида исполинского сойдёт на горы и долины, когда на свадьбе папы римского раввин откушает свинины. * * * Я и откликнувшийся Бог — вот пара дивных собеседников, но наш возможный диалог зашумлен воплями посредников. * * * Все мы перед Богом ходим голыми, а пастух – следит за организмами: счастье дарит редкими уколами, а печали – длительными клизмами. * * * Людей ничуть я не виню за удивительное свойство — плести пугливую хуйню вокруг любого беспокойства. * * * Мне стены комнаты тесны, сегодня в путь я уложусь, а завтра встречу три сосны и в них охотно заблужусь. * * * Ушли мечты, погасли грёзы, усохла роль в житейской драме, но, как и прежде, рифма «розы» меня тревожит вечерами. * * * Забавно мне: среди ровесников по ходу мыслей их таинственных — полно пугливых буревестников и туча кроликов воинственных. * * * С утра душа моя взъерошена, и, чтоб шуршанье улеглось, я вспоминаю, что хорошего вчера мне в жизни удалось. * * * Нашёл я для игры себе поляну, играю с интересом и без фальши: в далёких городах, куда ни гляну, я думаю о тех, кто жил тут раньше. * * * Живу не в тоске и рыдании, а даже почти хорошо, я кайфа ищу в увядании, но что-то пока не нашёл. * * * А на зовы прелестного искуса я с отмеченных возрастом пор то смотрю с отчуждением искоса, то и вовсе – не вижу в упор. * * * Душа моя однажды переселится в застенчивого тихого стыдливца, и сущая случится с ним безделица — он будет выпивать и материться. * * * Истории слепые катаклизмы, хотя следить за ними интересно, весьма калечат наши организмы — душевно даже больше, чем телесно. * * * В дому моих воспоминаний нигде – с подвала по чердак — нет ни терзаний, ни стенаний, так был безоблачен мудак. * * * Я ободрял интеллигенцию, как песней взбадривают воинство, я сочинял им индульгенцию на сохранение достоинства. * * * Так часто под загадочностью сфинкса — в предчувствии томительном и сладком — являлись мне бездушие и свинство, что стал я подозрителен к загадкам. * * * Он оставался ловелас, когда весь пыл уже пропал, он клал на девку мутный глаз и тут же сидя засыпал. * * * Кто верил истово и честно, в конце концов, на ложь ощерясь, почти всегда и повсеместно впадал в какую-нибудь ересь. * * * Я мучу всех и гибну сам под распорядок и режим: не в силах жить я по часам, особенно – чужим. * * * |