С тех пор я чувствовала себя спокойно и уверенно, я была как бы на особом положении. Только Боб мог так искренне выразить себя. Вдобавок он умел видеть, когда мне нужна уверенность, и дать ее мне. Поэтому я научилась не обращать внимания на то, что случалось вокруг, говорить себе, что это не имеет значения. И по мере того как Боб становился широко известен, я воспринимала себя его ангелом-хранителем — другом, партнером, а не владелицей; чувствовала большую ответственность, чем просто жена. Это отношение позже помогло мне пройти через трудные времена, когда история с «сестрой» зашла дальше, чем мне хотелось бы. Но и про себя я не забывала. Когда меня донимали расспросами:

— Боб говорит, что ты его сестра — это правда? — Я отвечала:

— Да, я его сестра. Лучше быть хорошей сестрой, чем затюканной женой.

Одним из неожиданных результатов нашей работы с «JAD» была поездка Боба в Европу, во время которой он чисто случайно повстречал моего отца. Дэнни Симс повез Боба в Стокгольм записать музыку к фильму «Want So Much to Believe» (в котором, так уж вышло, ни одна из песен Боба так и не была использована). Боб терпеть не мог холода, но добровольно переселился в холодный подвал дома, где остановился Джонни Нэш с командой, чтобы не втягиваться в их стиль жизни — наркотики, девки, все то, что Боб отвергал. Позже он рассказал мне, что едва не замерз там насмерть — и сказал себе: «Если я умру, то лучше уж здесь в подвале, чем там наверху, где они едят свинину и занимаются прочими непотребствами». Бедный Боб, ему там приходилось туго: ни друзей, ни кого-нибудь, с кем можно просто поговорить. Есть запись, сделанная в том доме, где он поет один под акустическую гитару — я так и слышу его одиночество в этих песнях, особенно в «Stir It Up».

Думаю, отчасти поэтому встреча с моим отцом показалась ему таким чудом. По-моему, они оба так это восприняли (папа годы спустя без конца пересказывал эту историю). В то время папа работал в Стокгольме таксистом и играл на саксофоне. Однажды вечером кто-то из его друзей, зная, откуда он родом, сказал:

— Тут один парень приехал с Ямайки, звать Бобом Марли. Живет где-то в городе, с этим американцем, Джонни Нэшем.

Папа был поражен:

— Чего? Боб Map-ли? Боб Марли! Да ведь это имя мне знакомо! Думаю, муж моей дочери как раз Марли! Хочу на него посмотреть!

Каким-то образом он связался с человеком, который готовил еду для Джонни Нэша, и попросил:

— Дай мне повидать этого Марли, мужик. Скажи ему, что отец Риты придет.

Когда он прибыл, Боб поднялся из своего подвала, и папа сказал ему:

— Рита моя дочь. Ты женат на моей дочери!

Боб говорил, что в этот момент его как будто выпустили на волю из тюрьмы, из заключения, которое он отбывал в холодном стокгольмском подземелье! В письме он писал: «Представь себе, я познакомился с твоим отцом, и он учит меня играть на гитаре!» Боб с трудом мог поверить, что такая встреча возможна — и притом чисто случайно. С тех пор папа заходил за ним по вечерам, и они отправлялись куда-нибудь поесть или покурить, и их дружба постепенно крепла. Именно мой отец научил Боба некоторым приемам игры на классической гитаре, приемам, которые он сам узнал в эмиграции. Это в дальнейшем помогло Бобу писать более развитую музыку и экспериментировать с интересными аккордами. Я помню, получив это письмо, была просто счастлива! Я написала Бобу: «Я тут страдаю и беспокоюсь за тебя, а ты, оказывается, тем временем тусуешься с моим папочкой!»

Во время работы с «JAD» я перестала быть менеджером по продажам и осталась только певицей, хотя нас с Бобом и кормили завтраками насчет контрактов. Но потом мы стали встречаться с юристами и бухгалтерами, да и я не могла совмещать запись в студии и торговлю пластинками. Довольно скоро мы обнаружили, что «JAD» использует нашу музыку для себя — «Stir It Up» была у них большим хитом, как и «Guava Jelly», которую исполняла также Барбара Стрейзанд. «JAD» эксплуатировала способности Боба как автора песен, но они хотели сделать звезду из Джонни Нэша, а не из Боба Марли. А Боб Марли хотел быть сам собой, человеком, которым он себя видел. Мы получали только минимальные роялти, потому что компания все устроила так, что ей принадлежали права на публикацию, копирайт и все остальное.

Незадолго до того, как сотрудничество с «JAD» окончательно развалилось, Боб застрял в Лондоне с Питером и Банни. После стокгольмской поездки Джонни Нэш вызвал остальных членов «The Wailers», потому что у него возникла идея подраскрутить их, устроив тур по Англии. Они сыграли несколько концертов, но ничего выдающегося не получилось, и однажды утром они проснулись в квартире без горячей воды и обнаружили, что их бросили: Нэш и Симс уехали во Флориду. Бобу в результате этого тура удалось завязать знакомства, которые помогли ему позже, но на тот момент вся польза от этих знакомств заключалась в том, что ребята смогли добыть деньги на билеты домой.

Из материала, записанного для «JAD», практически ни одна песня не увидела свет при жизни Боба, но после его смерти хлынул поток этих записей. Мы были так неопытны, нам не хватало подготовки и грамотных советчиков, нас обвели вокруг пальца. Но в то время мы считали, что опыт с «JAD» был нам полезен.

Потом контракт закончился, и мы не знали, удастся ли заключить новый или же придется опять ждать и затягивать пояса, пока мир соблаговолит обратить на нас внимание. Когда же фортуна все-таки повернулась к нам лицом, мир встретил Роберта Несту Марли с распростертыми объятьями. Вышло так, что я пела с ним в его лучшие, наиболее успешные годы. Не говоря уже о наших личных отношениях, работать с ним было всегда интересно. Все, кто с ним работал, со мной согласятся. Как сказал один друг, Боб «уникум, подлинный пророк, посланный нам… Не было нужды дожидаться его смерти, чтобы осыпать его цветами».

Я не люблю вспоминать лето 1971 года, это было очень противное время.

Естественно, я радовалась тому, что Боб вернулся домой; без него я чувствовала себя одиноко и не находила места. Тогда нельзя было, как сейчас, просто снять трубку и позвонить, приходилось стоять у калитки и ждать почтальона (хотя с тремя детьми на шее не очень-то постоишь). Тем не менее, когда я не крутилась как белка в колесе, я снова и снова задавала себе тот же вопрос: «И это все, на что я способна? Это все, что будет у меня в жизни? Какое будущее я уготовила себе и своим детям?»

Как только Боб вернулся, «The Wailers» сразу же отправились в студию Коксона — записываться. Я тогда не пела на бэк-вокале для них, поэтому никаких доходов мне их запись не приносила, одно только беспокойство. Боб тоже не зарабатывал ничего, хотя и трудился активно над проектом, на который очень рассчитывал. Мы получали мизерные чеки от «JAD» и умудрились даже скопить на маленький подержанный автомобиль, но с музыкой ничего не выходило. Наши пластинки не крутили ни в Штатах, ни на Ямайке. И разумеется, мы снова жили у тетушки. Это вызывало у меня стойкое ощущение, что я навсегда останусь маленькой и зависимой. Мои детки теперь пользовались табуреточкой, которую папа сделал для меня.

В довершение всего я забеременела. В тот день, когда я это обнаружила, я пошла в угол двора, где в малолетстве успокаивалась после тетушкиных шлепков, и села на свою табуреточку. Я впитывала последние спокойные мгновения и пыталась сообразить, что делать дальше. Жизнь лежала передо мной в руинах. Я не представляла, как моя беременность повлияет на наше будущее. Как истинная растафарианка, я не пользовалась контрацептивами и не признавала абортов — мы считаем, что они нацелены на истребление черной расы.

Я тянула как можно дольше, прежде чем сообщить остальным о своем положении. Про себя я думала, что жду затем, чтобы окончательно убедиться, но это был самообман. Тетушкина реакция была предсказуема. Она встала, руки в боки и воздев очи горе, и запричитала: