— Вы ведь знаете, что мама не пускает меня в такие места.

— Ну, тогда в Испанский форт. Я попрошу у Старика на субботу его большую машину.

Но она все равно не была довольна.

— Свободный вечер в субботу, как у приказчика из обувного магазина.

Он засмеялся:

— Вот именно.

В субботу они поехали кататься — мать Неллы, ее сестра и она сама. Они тряслись в огромном новом «паккарде» Старика вдоль Нового канала, а кругом сгущались сумерки. Едва Роберт усадил их в машину, как его, точно туман, начала обволакивать скука. От их бессвязной болтовни этот туман сгущался и сгущался, пока не окутал его, словно толстое одеяло.

Он покорно сидел с ними в маленьком парке на берегу озера и слушал, как грохочет военный оркестр — в реве труб и уханье барабанов почти невозможно было разобрать мелодию. Он медленно прогуливался с ними взад и вперед в прохладном влажном воздухе. Он хихикал вместе с ними, когда они спотыкались о битые кирпичи и заглядывали за осыпающиеся стены старого форта.

— Роберт, — сказала Нелла, — поедем домой. Я приготовила для вас сюрприз.

— Правда?

(Какой еще сюрприз? — тупо подумал он, совсем убаюканный скукой.)

— Я сделала чудесное мороженое. Представьте себе, я весь день вертела ручку мороженицы на заднем крыльце.

— Но ведь вам же все равно нечего делать.

— Глупыш! Мороженое чудесное, и вам понравится. Лимонное!

И они отправились домой. Они сидели на качелях на веранде (виноградную беседку облюбовали москиты), и вдруг ему в голову пришла мысль. Он ужаснулся и все-таки сказал:

— Нелла, а что, если нам пожениться?

Ее лицо сохранило ласковую невозмутимость, и он понял, что она ждала этих слов и довольна, оттого что наконец их услышала.

— Ну… — сказала она. — Ведь это очень серьезно и… Ну, я должна подумать.

— Валяйте, — сказал он.

— Жаргонные выражения ужасно грубы, вы не находите? — Она сделала гримаску. — Я дам ответ через неделю.

Еще одна отрепетированная фраза. Она хорошо подготовилась.

— Вы ведь понимаете, как важно все взвесить, навсегда связывая свою судьбу с другим человеком.

Он улыбнулся этой книжной фразе.

— Что, например?

— Ну, — сказала она, — я не хочу обидеть вас, Роберт, но, если у нас будут дети и они захотят узнать, чем занимается их отец, как я смогу сказать им, что вы бутлегер?

— Скажете, что я служу в универсальном магазине. Так будет лучше?

— Как я скажу им, что их отец — простой приказчик?

— Ну, скажете, что я бутлегер.

Она вздохнула.

— Может быть, — сказала она, — вы получите повышение.

— Договорились, — сказал он, усмехнувшись. — А где же хваленое мороженое?

В этот вечер он долго не уходил. Они сидели в углу веранды, заслоненные большой плетеной корзиной с папоротником. Роберт заметил, что с той минуты, как он сделал предложение, мать Неллы больше не появлялась. Значит ли это, что он теперь свой? Или они думают, что поймали его в ловушку, что он теперь безвреден? Как бы то ни было, а выходит смешно. История во вкусе Старика. Утром он ему расскажет.

Он тихо покачивался на качелях в мягкой прохладе летнего вечера рядом со своей нареченной и думал о том, что может показаться смешным Старику.

Он расхохотался.

— Что вас так смешит? — Нелла придвинулась к нему совсем близко.

— Да так, пришло в голову.

— А обо мне вы совсем и не думаете?

— Если бы вы знали, что я о вас думаю!

Например, как она ухитрилась сообщить матери?

Откуда та узнала? Какой-нибудь условный сигнал? Так какой? Или мать прячется где-нибудь и подслушивает?

Да, подумал Роберт, Старику будет над чем посмеяться.

Следующие две ночи Роберт развозил очередные партии. Потом он отправился в Хьюстон с чемоданом, набитым аккуратными пачками двадцатидолларовых бумажек. Старик возвращал долг. Роберт передал чемодан человеку, фамилия и адрес которого были записаны у него на листке, пообедал и с первым же поездом вернулся в Новый Орлеан. За все это время он ни разу не вспомнил о Нелле. Но когда за окном замелькали болота и лачуги, с которых начинался город, она овладела его мыслями. Ее тонкая фигура плыла за полуопущенной шторкой, ее лицо отражалось в стекле.

Когда Роберт отпер дверь черного хода и поднялся в контору, было еще рано — под густыми ветками дубов, на которых уже созревали желуди, веяло прохладой.

Старик разговаривал по телефону. Он помахал Роберту рукой и продолжал говорить. Из соседней комнаты высунулся Ламотта и сообщил:

— Тебе вчера пришло письмо, Роберт. Посыльный принес. — Он взял с картотеки белый квадратный конверт. — Наверное, что-то важное. Много поставил? На какую лошадь?

Роберт разорвал конверт. Две строчки без подписи: «Я больше не хочу вас видеть. Никогда».

Старик положил трубку.

— В Хьюстоне все прошло благополучно?

— Выполнил все, как вы приказали.

— Без происшествий?

— Да.

— Ну, так сегодня отдохни. Ты заслужил.

— Хорошо, — сказал Роберт и сунул письмо в карман.

Было без малого восемь. Он отправился прямо к дому Неллы и позвонил. Стоя у двери, он провел рукой по подбородку. В поезде он не побрился, и покрытая щетиной кожа зудела — было уже жарко.

Горничная-негритянка открыла дверь, заморгала при виде Роберта и тотчас ее захлопнула. Он позвонил еще раз, но тщетно. Только в окнах колыхались занавески.

Он съездил домой, побрился, переоделся и вернулся обратно. Мать Неллы стояла на пороге. Голос ее дрожал.

— Если вы не уйдете, я позову мужа. Он вышвырнет вас вон.

Роберт мысленно сравнил себя с ее мужем и усомнился в весомости этой угрозы. Но тут дверь захлопнулась с такой силой, что ручка внутри отлетела — он услышал, как она покатилась по полу.

— Вы тут все с ума посходили! — сказал он филенке. — Что за чертовщина?

Он закурил, сел на качели за корзиной с папоротником и начал потихоньку покачиваться, воображая, что рядом с ним сидит Нелла. Потом пошел к своей машине.

Там он докурил сигарету, все еще чего-то ожидая. Но ничего не произошло. Даже занавески не дрогнули. Он завел мотор, машинально заметил, что бензина маловато, и поехал заправляться.

Это был новенький «студебеккер». Он еще и неделю на нем не ездил. Старик любил часто менять машины. Это затрудняло опознание. Некоторые автомобили регистрировались на его имя, но большинство — на подставных лиц. «Студебеккер» был записан на Роберта. Но суть от этого не меняется, думал он. Машина все равно не моя.

— Полный бак, — сказал он.

— Вот это машина! — заметил заправщик, совсем еще мальчишка. — Новая, а?

Роберт кивнул.

— Протри ветровое стекло, малыш.

— И в ней все есть?

— Да, — сказал Роберт, — в ней все есть.

— Здорово дорогая?

— Да, — сказал Роберт, — здорово дорогая. Но для некоторых деньги ничего не значат.

Шпилька в адрес Старика. Для него-то не значат, думал он. Он же за каждый цент цепляется. Всегда за своим столом, всегда у телефона. И уж если ему что-нибудь нужно, он сотню способов отыщет…

Тут мысли Роберта замерли, и он уставился на протертое до блеска ветровое стекло невидящими глазами.

Наконец мальчик потрогал его за плечо:

— Вы здоровы, мистер?

— Здоров… — Роберт засмеялся. — Малыш, — сказал он, — меня ловко одурачили, вот только не знаю зачем…

На худом прыщавом лице заправщика появилось тревожное выражение. Роберт дал ему на чай два доллара. Когда он отъехал, мальчишка все еще стоял и разглядывал бумажки.

Ну, он постарается их поскорее спустить, подумал Роберт. Решил, наверное, что они фальшивые.

Он, не останавливаясь, еще раз проехал мимо дома Неллы. На дорожке стоял автомобиль ее отца. Значит, они его все-таки вызвали. И он теперь сидит с ружьем за дверью или подставляет плечо рыдающей Нелле?

По крайней мере, думал Роберт, поплакать она может. Хоть настолько-то разрыв с ним должен ее расстроить!