наших и вражеских диверсантов, Олаф.
Ханс робко коснулся моего погашенного погона…
– Полковник, так это значит, что вы сильнее боевого офицера?..
– Нет, Ханс. Мне не знакомы нагрузки за пределами спортивных залов.
– Это не важно, когда вы можете так запросто убить, кого только пожелаете, – любого…
– Убить недостаточно – нужно остаться в живых… Я болен, Ханс.
– Но это пройдет…
– Я не знаю. Это со мной впервые…
Олаф встревожился, нагоняя меня, припадая чутким ухом к моей груди…
– Вот черт… Трещит, как костер… Это не просто бронхит… Черт… Нам антибиотики нужны,
не то вас ждет участь Гюнтера, полковник… Срочно нужны – пневмония вас быстро положит…
Я развернулся, поправляя схемы передвижений…
– Идем к Штраубу.
Ханс оторопело раскрыл рот, щедро выпуская пар горячего дыхания…
– Нельзя, полковник… Мы насилу с его территорий выбрались…
– Эти земли разорены, переходя от нас Хакаю и от Хакая к нам… Нам нужны действующие
склады Штрауба…
Олаф нахмурился…
– Да вы что, какие склады?.. Нас расстреляют еще до того, как мы к базам Штрауба подойдем…
– Нет, Олаф. Я проведу вас к складам Штрауба, отводя от патрулей, я открою склады…
– Полковник, у вас жар… у вас сознание мутится.
– Нет, Олаф. Я способен сделать это – и сделаю. Я буду жить и уничтожать всех, кто придет за
моей жизнью.
– Вы не сможете убить Тишинского…
– Я убью и его…
– Но вы сказали, что убить его…
– Я убью его ценой жизни. Стоит только ему прийти за моей жизнью, я приду за его.
Олаф остановился, пристально в меня всматриваясь…
– А я думал, что вы не такой, полковник…
Я ушел вперед, оборачиваясь к нему через плечо…
– Я пробудился от сна, Олаф. Идем. Скорей.
23
Запись №8
Штрауб близко, до границ его территорий осталось недолго, но я задыхаюсь в жару, мне нужен
отдых… Топлива для костра нет, но мне костер и не нужен… Я поднес ко лбу руку и увидел свое
отражение в браслете… Наверное, так выглядит оживающая статуя или человек в исчезающей
маске… Еще не жизнь, еще только призрак жизни… Но мои глаза уже озарены блеском – пусть и
больным… Что это?.. Сигнал – еще на границе зоны восприятия…
Я сосредоточился. Унтер-офицер AVRG N4 и трое бойцов N2… нет – пятеро… девять, десять…
и офицер S7… Я поднялся на ноги – здесь рота солдат AVRG с командирами, с офицерами…
армейские штурмовики… Но с ними что-то не так… они будто одурманены – все… Олаф, встав в
дверном проеме, одарил небо заносчивым взглядом…
– Истребителей подняли… Это ваши – истребители Ясного…
Я вижу их – их холодные мысли – Ц499… Они метнулись вслед “белым медведям” Штрауба…
– Ваш Снегов что, Роттеру войну объявил?..
– Я не знаю, Олаф…
– Но его истребители по Штраубу бьют…
Все осиял белый свет… Далекие раскаты и снова зарево… и черные столбы – “небесные
подпорки” – вздымаются на западе… Штурмовые “стрелы” ворвались свистом в этот далекий
раскатистый гул и послышался смех бойцов… Они остановились совсем близко – они видят
меня… Я подключил излучатель, но они надсадно смеются, стоя на улице около зависших низко
над землей стрел… Я вчитался в их мысли… и вышел к ним, опуская оружие…
– Сержант, вы пьяны.
Унтер-офицер перестал смеяться и нетвердой походкой двинулся ко мне, протягивая мне
открытую бутылку… Я выхватил бутылку у него из ослабевшей руки, бросая, разбивая о стену…
– А у меня еще есть!.. У нас их до черта!.. И будет еще больше, когда Хайнрих вернется! А он
вернется! Когда упьется до того, что придется делиться!
– Мародеры…
– Мы – нет… Это Хайнрих пошел в набег… А мы ждать не будем! Устроим веселье без его
скверной рати!
Он рассмеялся мне в лицо, сощурив слезящиеся от смеха глаза…
– Вы что здесь делаете в таком виде?
– А вы, полковник, выглядите не лучше!.. Вам “медвежья рубаха” впору!.. Зверем смотрите
через звериные глаза!..
На этот раз раскаты его хохота подхватили и его едва стоящие на ногах бойцы… Я схватил
унтер-офицера за ворот куртки, бросая его лицом в снег… Он поднялся не сразу, в недоумении
разглядывая меня чуть протрезвевшими глазами… Серьезней стали и его бойцы, хватаясь за
оружие, но унтер-офицер поднял руку, останавливая их…
– Что это значит, сержант?
– Вы что, не знаете?.. Вы не знаете?..
– Отвечайте на вопрос, сержант.
Он поднялся и мрачно уставился на разбитую бутылку… Я схватил его за плечо, с силой
сжимая его руку…
– Ваше имя, сержант?
– Шлоссер… просто – Шлоссер…
– Что произошло?
– “Белый генерал”…
– Кто такой “белый генерал”?
– Ваш генерал… ваш Снегов… Он взял Штрауб… он берет Шаттенберг… ему не взять только
Ивартэн… Ивартэн теперь… Ивартэн у них! Никто не смог отстоять его! Никто не смог забрать его
у них!
– Кто взял Ивартэн? Что случилось, Шлоссер?
24
– Пересмотр Задач… Система расколота Пересмотром Задач… и наша техника берет наши
города, уничтожая нас. А “белый генерал” берет наши города у нашей техники… Он берет все…
все, что еще осталось у нас – у людей… Теперь его власть… Только его… Его одного…
– “Белый генерал” правит тремя системами?
– Больше нет трех систем! Только – одна! Только одна – расколотая войной! А он правит всем…
Всем, кроме них. И всем, кроме нас! Он облачен в белую форму нашего главнокомандующего… Но
он не наш главком! Нет, не наш… Это конец, полковник… Пейте с нами, полковник!
Я отпустил Шлоссера, и он пошатнулся…
– Это не конец… Это только начало конца… И это только начало нашей жизни – посмертной
жизни… Начало нашего пира перед последним боем… Кто у вас главный?
– Не знаю… Нашей ротой командует капитан Верден… А кто командует Хайнрихом… никто.
Но Хайнрих командует ротой… хоть он и не ротный командир…
– Здесь не только ваша рота?
– Я не знаю… Еще отряд штурмовиков DIS попался… Но они в усмерть обдолбаны… И еще
эти треклятые “драконы”… Верно, диверсанты Хакая…
– “Драконы”? Где они? Сколько их?
– Где-то здесь… Нам плевать… “Белый генерал” теперь взял и наши, и их земли…
– Веди меня к Вердену. Быстро!
Запись №9
Костры… Сгоревшая база снова зажглась кострами… Здесь не одна рота… и не только бойцы,
но и рабочие… Это призрак системы – уродливое отображение, брошенное на эту базу искаженной
проекцией… Все объяты бездумным бездельем, все объяты этой смертью разума и тела…
Медработники колют что-то в вены себе, не замечая раненых, которые не замечают ран… Рабочие
рушат стены близлежащих зданий мощными разрядами боевых излучателей, а бойцы, бросив
оружие, бьют о стены пустые бутылки…
Я скинул голову скингера на плечи и чуть не оглох от безумного буйства пьяных до
беспамятства солдат… Бутылки с чистым спиртом летят в высокий костер, сопровождаемые
надрывным хохотом и задиристыми выкриками… Яростные вспышки пламени бросаются в
искаженные лица бойцов, швыряющих друг в друга кости руггеров…
Олаф вышиб из рук растерянного Ханса бутылку, которую успел вручить ему унтер-офицер,
обнаженный по торс, но в загруженной зарядами портупее…
– Полковник… Нам надо уходить отсюда… Возьмем у них антибиотики… и врача прихватим…
– Жди, Олаф. Я должен найти вменяемого офицера.
Шлоссер беспомощно осматривается, разводя руками, – он потерял в этом разгроме своих
людей… Я отстранил его, проходя меж костров, уклоняясь от бутылок и осколков…
На штабелях ящиков с боеприпасами и спиртным сидит, уронив голову на упертые в колени
руки, капитан… Он выглядит не таким пьяным, как остальные.
– Вы Верден?
Он поднял голову, посмотрев не на мое лицо, а на мои погашенные погоны, почти закрытые
лапами скингера…
