своей шкуре. Люди силу теряют, уверенность – веру в победу. И к командирам доверие падает.
Бойцы считают, что с этой войной скорей покончить нужно. По большому счету, они, конечно,
правы. Но им теперь только кратчайший путь нужен – ничего иного. Его они и требуют с опасной
настойчивостью. А к чему он ведет – им уже, похоже, ровно параллельно. Не доходит до них, что
от него осложнение будет похуже, чем от войны затяжной.
– Это ты про Ивартэн?
– Его не сотрут. Но требуют этого уперто – и осложнение, скорей, от этого будет. А такие вещи
сейчас недопустимы…
– О чем ты?..
– Да что ты, будто только с конвейера… Война давно идет – люди гибнут постоянно. Почти все
мы – новые. Здесь и про бессмертие забыть нетрудно. А от этого и до отчаянья рукой подать. Если
бы не офицеры… Только у них и без нас дел по горло. Им теперь особенно тщательно нужно общее
время системы ровнять. У них время по-другому идет, чем у нас…
– Что ты имеешь в виду?
Что-то не то у этих медработников с головой – может, так надо, специфика работы…
– Знаешь, Герф, есть такая тонкость… Чем выше по рангу офицер, тем выше его скорость
действий – мысленных или других. И время их по отношению к окружающему идет не так быстро,
как наше. Ты понимаешь, они могут точно видеть будущее нашей системы и нашей планеты. А раз
могут четко видеть дорогу, могут идти четко по ней, не сбиться. Они способны дойти до будущего,
довести до него и систему, и порядок. Конечно, если мы помехи им чинить не станем. Но у
системы время одно – общее. Это время и офицеров, и рядовых. И чтобы систему не разбить,
офицеры ускоряют наши действия, замедляя наше время. А мы их этим тормозим, ускоряя их
время…
– Что-то мне это не…
– Так мы время системы регулируем. Кто-то ведет, кто-то следует. Офицеры подобны
локомотиву. Но им нужно тянуть целый тяжелый инертный состав – они частично управление
утратить могут, когда участки сложные проходить придется. Мы и теперь чуть не под откос идем…
Нам только устоять нужно… Но сложно это – во времени устоять. Нужны в пространстве рывки
сильные… Без этого нас к обрыву снесет – к обрыву времени. А двигателю мощности не хватает,
рывки перебойными стали… Колея у нас прямая сейчас… Но стоит стрелки перевести, мы с этой
колеи сойдем – опять к обрыву… И не будет иного пути, как только к концу. Сотрем Ивартэн –
потеряем действующую модель будущего, оставим прогресс без тормоза.
– С чего ты взял, что пути иного не будет?
– С того, что уже ничего не будет.
– Помолчи лучше…
– Ты Хантэрхайм не знаешь еще. Но ты должен знать… Офицеры скоростной рывок скоро
дадут – смогут замедлить общее время людей по отношению к войне, к этой планете и другому
пространству… Не следует сейчас нам их тормозить… Нам от них отстать никак нельзя. Им сил не
хватит, если мы сейчас не отдадим им все наши силы. А если мы им мешать будем – запустим
временное ускорение – общее для всех нас и нашей системы…
– Черт! Да что это значит?!
84
– То, что время пойдет быстрее, – наше время. То, что мы, медленнее соображая и медленнее
действуя, быстрее разнесем не только чужую технику, но и нашу, не только чужие ледники, но и
наши земли… Мы разнесем систему! Не оставим ничего! Ничего, что было у нас! Ни одной жизни!
– Это что, ты мне показатели поднимаешь?
– Нет, Герф… Это – предупреждение. Не делай ничего, что не прогнозируешь точно. Ничего не
делай бездумно, без указаний, – Хантэрхайм не простит. Совершишь действие – блокируешь
другое действие. Приложишь силу – получишь отдачу. А сделаешь ты это не верно… Пойми…
Только офицеры способны верно поступить здесь и сейчас. Их расчеты точны – они четко
определяют цели, бьют четко по целям точечными ударами. Они четко определяют ударные точки
высшего достижения при низшей силе удара и низшей ударной отдачи. И этот расчет действий и
противодействий оптимален – эффект достижим простым методом и почти без потерь. Только мы
подо льдом и пламенем ждать их схем, считай, не способны. И чем больше мы им клочья пламени
с ледяными осколками в глаза бросать будем, тем больше будем их тормозить. Одно влечет за
собой другое… Мы ускоряем ход времени – и набираем обороты.
– Пусть офицеры идут быстрее всего, что вокруг нас. Но мы ж от того, что кругом, не отстаем –
идем в ногу.
– Нет, медленнее. Это общую систему мы еще ровно держим. И будем, если офицеры
замедление не получат.
– Что ж, выходит, что мы без них?..
– Мы друг с другом сцеплены – их нет без нас, нас без них.
– Верно. Системы нет. А без этой системы нет и никого, и ничего.
– Может, что-то и есть, но что-то другое.
– Прежде люди почти погибли под силой пассивности к окружающему, после – под силой
агрессивности к нему. А сейчас у нас что-то среднее – и эту систему сохранить мы обязаны.
– Главное – не разрушить ее ни тем, ни другим…
– При чем здесь это?
– Чем активнее мы во что-то вмешиваемся или не вмешиваемся, тем чаще случаются
осложнения. У нас здесь все так же – без лечения больные погибают, но многие препараты
становятся ядом при увеличении дозы, проявляются побочные действия… Уверен, что все, о чем
мы знаем устроено по одному принципу. Думаю, и все, о чем мы не знаем, подобно тому, что мы
знаем. А вообще, думаю, главное, что когда процесс идет, тогда он идет – и с объединением, и с
распадом… Конец должен быть, но только конец фрагментарный. Этот общий бесконечный
процесс собирает и разъединяет элементы и их фрагменты времени – это проход от одного к
одному… От Пустоты к Пустоте. Ты что, Герф?
– Ничего.
– А показатели что-то не очень…
– Нормальные.
– Будь спокойней – не повредит. Мы еще в процессе, так что показатели скоро проверять будут.
Мои показатели запрыгали невпопад… Кажется, начинаю понимать…
– Говорухин, это продолжение испытаний?
– С чего вдруг? Лучше подумай о том, что происходило в древности – до третьей мировой
войны. Люди апробировали новые “лекарства”, помогающие им выживать, но не отменяли их при
проявлении побочных эффектов, как это делают грамотные специалисты, – вот и вымерли от
осложнений. Это произошло даже раньше, чем могло бы произойти от “болезни”, так скажем.
Знаешь же, весь наш прогресс – не что иное, как средство подавления иммунитета планеты, – это
чтобы она нас не отторгала. С такими средствами всегда нужно быть настороже, осложнения уже
доводили Землю, можно считать, до полного некроза тканей.
– Ты чего добиваешься? Думаешь, меня отбракуют после этого? Нет – я стабильный.
Говорухин распахнул глаза…
– Я только помочь хотел.
– Не понимаю, почему мне сегодня все пытаются помочь! И еще такими сомнительными
способами!
85
– Герф, ты боец – ты должен быстро соображать. И, между прочим, вас ничто не должно из себя
выводить, так что…
– Кончай с этим, если это не обязательно.
Понимаю я все эти сравнения с некрозами – кому, как не нам, это понимать. Мы-то операции за
сутки проводим, а врачи… Если на полное восстановление расщедрятся – любого за пару часов по
кусочкам соберут и на ноги поставят. Но кто ж столько энергии изводить будет? Бывало и неделю
здесь отдыхаешь, про некрозы всякие слушаешь, пока с частичным восстановлением в порядок не
придешь… Все у нас просто – тренировки, посты, бои, разведвылазки – все кончается здесь, в
медчасти…
Говорухин уселся на край стола и как бы завис в воздухе – почти исчез… В белой одежде в
белом помещении медработников можно и не заметить – только если по движению… Поэтому и
чувствуешь себя с ними всегда так напряженно – привычка стрелка – выискивать все невидимое,