Сначала на их упреки в том, что ломка хорошей, сбалансированной игры оказалась слишком резкой, я упрямо отвечал: «Надо наращивать атакующий потенциал, необходимо его наращивать». Однако потом вернулся к той расстановке сил на поле, какая у нас была в лучших предсезонных играх. После этого брестское «Динамо» выиграло подряд 13 (тринадцать!) матчей первенства, а к концу первого круга делило вершину турнирной таблицы с воронежским «Факелом», который тоже стремился прорваться из второй в первую лигу.

Между тем к середине сезона в минском «Динамо» увидели, что возвращение в высший дивизион оказывается под вопросом — команда шла на шестом месте. Тогда мне позвонили из столицы Белоруссии и предложили: «Эдуард Васильевич, мы предлагаем вам возглавить команду. Вы согласны?»

Здесь надо сказать, что я знал о том, что в минском «Динамо» меня считают человеком неуравновешенным, неуправляемым и взбалмошным. Я же считал, что являюсь темпераментным, экспансивным и неуступчивым. Чувствуете разницу?! Бывали у меня такие случаи, еще когда я работал с дублем, что приходилось это самое динамовское руководство с тренировки удалять. Чем-то это напоминало поведение Константина Ивановича Бескова в Лужниках — я рассказывал эту историю. Вот и мне пришлось сказать своему начальству на пороге тренировочного зала: «Здесь работаем мы, а вы в это время не имеете права сюда входить!»

Не любит начальство такие слова, оно любит, когда перед ним на цыпочках бегают, стул и то, чем на нем сидят, в зеркальный блеск приводят. Но мой успех в Бресте был налицо, ребята, которых я пригласил в команду, росли в мастерстве как на дрожжах, и, самое главное, был у команды результат. Моих подопечных уже пытались в Минск переманить, а я отвечал: «Подождите! Им еще надо обрести мастерство. Конечно, они будут играть в Минске, но пока им надо хорошо сработать в этом сезоне».

Как бы то ни было, в середине сезона-78 меня пригласили в минское «Динамо». Приезжаю, принимают радушно. Единственное, что мне не нравилось — постоянные напоминания о моей молодости, о том, что в одной ситуации лучше поступить так, а в другой — этак. Ты не делай, как делали твои предшественники. Этого не делай, этого и этого, как с ребенком, ей-богу, разговаривали!

Я окрысивался. Мне тогда говорили: «Ну что ты так сразу! Вот ты какой был, такой и остался. Ты лучше слушай, что тебе говорят». Надо было отвечать. Отвечал: «Я могу вас слушать, но вы же иногда такие бредовые идеи высказываете, ужас! Я профессионал, закончил Высшую школу тренеров, не надо мне мешать. Да вам это и не удастся, я вас к тренировочному процессу и подпускать-то не буду».

То есть работать вместе мы начали, но отношения с руководством первое время оставались холодными.

Команде надо было ставить игру. Мне не нравилась та структура игры, которую мне оставили предшественники. Это было, так сказать, «киевское направление», с четким распределением обязанностей и жестко ограниченной свободой футболистов на поле. Я в какой-то степени раскрепостил игроков. Да, от них по-прежнему требовалось выполнение обязательного, но обязательной стала и импровизация. Футболист сам должен домысливать игру в различных ситуациях, искать и находить смену позиций в соответствии с развитием каждого игрового эпизода. Так мы и попробовали играть. И в тот же год нам удалось выйти о высшую лигу. За полсезона удалось. Я не считал, что сделал почти необыкновенное, совершил подвиг. Ведь команда как таковая была и до меня, я говорил и буду говорить, что и минское «Динамо» пришел но на пустое место.

Брестский же клуб, где остался работать Щекин, закончил сезон на втором месте. Что ж, Воронежская область покрупней Брестской будет, да и поближе к Москве Воронеж расположен, поближе к Федерации футбола. Тогда я стал понимать, что подобные неигровые факторы тоже имеют значение. Но вот в следующем сезоне пять ребят из Бреста неплохо в высшей лиге заиграли, а из Воронежа-то там никто не проявился. Еще раз спасибо тебе, Брест, за то, что ты закалил во мне бойцовские качества.

Что же касается Минска и моего довольно холодного отношения с руководством «Динамо», это никоим образом не сказывалось на той постоянной помощи, которую оказывала республика своей главной команде. Помогали все — и Белсовет «Динамо», и спорткомитет Белоруссии. Естественно, что по случаю нашего выхода в высшую лигу был устроен пышный банкет. По привычной схеме, когда первые лица республики и прочие руководители, поздравив команду с успехом, вскоре оставили нас одних. Конечно, застольная беседа стала более откровенной, а в этот раз даже более чем откровенной.

Ко мне подошли представители старшего поколения команды, «зубры», и завели следующий разговор:

— Эдуард Васильевич, это ведь мы настаивали, чтобы вас сюда пригласили. С нами не сразу согласились, но мы настаивали.

— Ну, — говорю, — это прекрасно. Спасибо вам, ребята. Я вам очень благодарен. Вот, получается, вы мне помогли и я вам помог, все силы, всю душу отдал. Теперь будем играть в высшей лиге.

Но из дальнейших слов футболистов оказалось, что они, как бы в награду за свою настойчивость, рассчитывают на панибратство с тренером. Я пытаюсь повернуть разговор, но ничего не получается. Тем более, все немножко выпили, разгорячились. Еще раз объясняю:

— Ребята, вы молодцы! Спасибо, что приложили столько сил для завоевания нужного результата. За это вы через газеты получили и еще, думаю, получите моральное, так сказать, удовлетворение. Финансово вас тоже не обидят, поверьте. Каждому будет воздано по заслугам, как положено. Но не более!

Вроде бы все ясно, но, смотрю, два-три человека не унимаются. Понимаю, что уговорами в такой ситуации ничего не добьешься, и принимаю решение:

— Ребятки, я дальше разговаривать на эту тему не буду. А вот ты и ты завтра мне на стол положите заявления об уходе. Я вас отчисляю из команды.

Дальше почти по Шекспиру, дальше — тишина. А потом:

— Да как же это, Василич?! Да ты что?!

— Я сказал, — говорю. — Идемте праздновать дальше нашу победу.

Вскоре после праздничного вечера сторонники особых отношений с тренером пришли ко мне просить прощения, объяснив свое поведение особенностями национального застолья — выпили, погорячились. На этом все и закончилось, мы остались друзьями, продолжали работать, и я, откровенно говоря, очень рад, что не ошибся в этих футболистах. Они поняли мою принципиальность, поняли, что со мной шутить нельзя, хоть я и молодой тренер.

Перед стартом сезона-79 про нас, я знаю, говорили: «Эти как вышли в высшую лигу, так и уйдут из нее». А мы закончили чемпионат на 6-м месте, причем не только показали содержательную игру, но по ходу первенства не раз оказывались в тройке призеров.

Я внимательно наблюдал за всеми футболистами и видел различные негативные проявления. Здесь речь уже не о банальном нарушении режима, а о договорных играх. Сначала я никак не мог понять, в чем тут дело, и столько нервов потратил впустую, столько здоровья. Вот меня и запомнили постоянно что-то подсказывающим футболистам у кромки поля, кричащим и размахивающим руками. Покрикивал я не только у кромки, но и в раздевалке мог такую «беседу» провести, на повышенном и очень повышенном тоне. Буквально до слез некоторых доводил, пытаясь добиться от них искренности в игре, чтобы они полностью выкладывались на футбольном поле.

Но продолжалась чехарда. Содержание игры у команды было, а получалось так, что мы идем-идем, играем-играем, побеждаем-побеждаем и вдруг слабым командам отдаем очки. Я бьюсь как рыба об лед, не понимаю причин происходящего. И вот тогда ставлю эксперимент.

Пригласил я одного молодого футболиста к себе на разговор. Купил бутылку водки. Сказал:

— Хочется мне с тобой о жизни по душам поговорить, так, знаешь, по-мужски, за рюмочкой.

— Да как же так?! — удивился он. — Ведь режим соблюдать надо.

— Ничего! — ответил. — Я все знаю про режим. Сегодня можно.

Сидим, разговариваем, футболист не раскрывается и не раскрывается. И лишь когда бутылка начинает пересыхать, он сворачивает в нужное мне русло разговора: