Вернулась Матильда с подносом в руках. На нем стояли две чашки с травяным настоем. Она долила в каждую воды и протянула чашку Марку:

— Прошу вас.

Марк колебался. Матильда улыбнулась ему самой искренней из улыбок:

— Не бойтесь, я вас не отравлю!

Он сделал маленький глоток. Питье было обжигающе горячим.

— Марк, — сказала Матильда де Карвиль. — Я не намерена вас дольше мучить.

Марк отпил из чашки. Вкус настоя ему понравился. Что за травы выращивала у себя в тайном саду эта старая ведьма?

— В начале нынешнего десятилетия, — продолжила Матильда де Карвиль, — и вам это известно не хуже, чем мне, у нас появилась возможность узнать правду. Тест ДНК! Стопроцентная гарантия. Английская лаборатория, куча денег, немного слюны или крови — и через пару дней вы получаете результат. Я ждала несколько лет, прежде чем принять решение. Католическая вера не в самых лучших отношениях с генетикой, вы, Марк, должны это понять. Я долго раздумывала. Три года назад, когда Лили исполнилось пятнадцать, я решилась. В каком-то смысле это была последняя миссия Гран-Дюка. Он взялся все организовать. У него имелись связи в отделе научной экспертизы французской полиции. Я дала ему денег. Мероприятие носило абсолютно незаконный характер. Он достал образец крови Лили — как раз в день ее рождения. Я предоставила ему образцы своей крови, крови мужа и Мальвины. Как просто…

Марк чувствовал, что у него подгибаются ноги. Он отпил еще глоток настоя. Теперь он показался ему кислым на вкус. Конечно, он помнил тот день, когда Лили исполнилось пятнадцать лет. Как и каждый год, они пригласили в гости Кредюля Гран-Дюка. Он принес в подарок Лили высокую узкую вазу. То ли она была сделана из слишком хрупкого стекла, то ли в ней уже имелись трещины, но только не успела Лили взять вазу в руки, как та разлетелась на мелкие осколки. Лили порезала себе указательный палец. Гран-Дюк был безутешен. Он сам собрал осколки, рассыпаясь в извинениях…

«Интересно, признался ли Гран-Дюк в том, что вел двойную игру?» Он не получит ответа на этот вопрос, пока не прочтет оставшуюся часть дневника. Горло Марка сжала судорога.

Его так и подмывало подскочить к роялю, схватить голубой конверт, вскрыть его и узнать правду.

Матильда де Карвиль снова улыбнулась ему странной улыбкой.

— Марк, результаты анализов там, в голубом конверте. Мне они известны вот уже три года. Мне одной. Вы оказали мне большую услугу тем, что пришли сюда, Марк. Возьмите этот конверт.

Марк допил отвар, обжигая горло. Трясущимися пальцами схватил конверт цвета лаванды. На лице Матильды де Карвиль появилась торжествующая улыбка.

— Но не открывайте его сейчас, Марк! Пообещайте мне, что отнесете конверт Николь Витраль. Это дело касается нас двоих — ее и меня. Если и есть на свете человек, имеющий право знать правду, то это она.

На комнату ледяным инеем спустилась тишина. Марк медленно сунул голубой конверт в карман.

— Что заставляет вас думать, что я не открою конверта сразу, как только покину вас?

— Ну, вы ведь послушный мальчик. Вы не станете обманывать свою бабушку. Потому что это письмо я адресую ей.

— Это вы придумали такое правило. С какой стати мне его выполнять?

— Вы выполните его, Марк. Обязательно выполните. Потому что и без того знаете, какая правда содержится в конверте.

Марк задыхался. У него горело горло, горел желудок. Матильда де Карвиль повторила:

— Чего вы боитесь, Марк? Разве не этого вы хотите? Узнать, что выжила Лиза-Роза, а Эмили умерла. Конечно, Николь огорчится, но счастье внука быстро ее утешит.

Приступ агорафобии все же настиг Марка. Он больше не мог нормально дышать. Нутро пылало, словно ему в живот плеснули кипятку. Матильда де Карвиль рассмеялась ужасным нарочитым смехом.

— На что вы надеялись, Марк? Жениться на Лили? На то, что по достижении совершеннолетия она возьмет фамилию де Карвилей? И вы станете моим внуком? Надеетесь на роскошное венчание в соборе Парижской Богоматери? Моему мужу будет нелегко проводить внучку до алтаря, но с этим мы как-нибудь справимся. А потом? Вы с Лизой-Розой будете приходить к нам по воскресеньям на чашку кофе? И играть в парке в шахматы, глядя, как течет Марна, пока я буду вести с вашей бабушкой беседы о жареной картошке и вафлях? Ах, какая жалость, Марк… Какой облом!

Марк попытался взять в руки чашку, но она выпала у него из пальцев и разбилась, усеяв ковер возле рояля осколками.

— Отдайте этот конверт вашей бабушке, Марк. Если она пожелает, пусть покажет вам результаты анализа ДНК. Также передайте ей, что я ни о чем не жалею. Меньше всего — о потраченных деньгах. Я примирилась с собой.

Взор Марка затуманился. Горячая кровь стучала в висках. Ноги отказывались ему повиноваться. Из последних сил он оперся о клавиатуру рояля. Инструмент, издав протестующий какафонический аккорд, чуть замедлил его падение.

2 октября 1998 г., 13.15.

Аиля Озан стояла перед домом номер 21 по улице Бют-о-Кай. Она приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, что творится в саду. Все было тихо. Окна заперты светло-зелеными ставнями. Аиля снова и снова нажимала на кнопку звонка. Никого!

Устав ждать, она пошла по улице в надежде обнаружить хоть что-нибудь. Она часто бывала у Кредюля Гран-Дюка, готовила еду, пока Кредюль с Назымом обсуждали дело, за спорами порой засиживаясь до поздней ночи. Немного послушав, о чем они говорят, она ложилась на диван и засыпала под потрескивание дров в камине и беззвучный хоровод стрекоз в виварии. Ее убаюкивали мужские голоса: один из них принадлежал человеку, которого она любила больше всего на свете, а второй — его лучшему другу. Куда они оба запропастились? У Кредюля пусто, от Назыма уже два дня ни слуху ни духу. Что-то здесь не так.

Аиля поравнялась с баром «Время вишен». Зайти? Кредюль часто заглядывал сюда выпить чашечку кофе. Может, они что нибудь про него знают? Она остановилась в задумчивости. Заметят ли посетители бара неестественность ее походки? Покидая свою палатку на бульваре Распай, Аиля прихватила самый большой и острый нож, завернула его в пластиковый пакет и сунула за ногу, благо на ней были широкие брюки. В рюкзак нож не влезал из-за своей длины. Зачем она его взяла? Так, на всякий случай. Ее все сильнее одолевало предчувствие грозящей опасности.

Аиля окинула взглядом улицу Бют-о-Кай. Народу здесь было совсем немного. В основном мамаши с детьми. Некоторое оживление наблюдалось только возле булочной.

Вдруг она застыла на месте.

У нее заколотилось сердце.

Возле тротуара, метрах в пятидесяти от дома Кредюля, была припаркована его черная БМВ. Одна. Никаких следов синей «ксантии» Назыма. Назым поехал к Кредюлю. Если они вместе покинули дом на Бют-о-Кай, с какой стати предпочли воспользоваться грязной и побитой «ксантией», а не БМВ? Надо было знать маниакальную страсть Кредюля к хорошим машинам, а Аиля успела изучить все его привычки.

Аиля обошла окрестности. Улицу Самсона, проезд Буатона, улицу Жана-Мари Жего, улицу Альфана. Она шагала медленно, слегка приволакивая ногу, которую не могла согнуть из-за сунутого в штанину ножа. А что, если пластиковый пакет прорвется? Тогда нож вонзится ей в ногу, и она, как последняя дура, упадет прямо посреди улицы…

— Вы что-нибудь ищете?

К ней обращался мужчина с собакой. Весь его вид говорил о том, что он терпеть не может чужаков, которые шастают по его кварталу. Особенно ему не нравились турецкие женщины, болтающиеся рядом с припаркованными автомобилями соседей.

— Я… Я — знакомая Кредюля Гран-Дюка. Он живет на улице Бют-о-Кай, в доме номер двадцать один. Это небольшой дом, вон там, не доходя «Времени вишен». Дома его нет, но машина стоит. Черная БМВ. А вы случайно не видели здесь еще одну машину? Синюю «ксантию»?

Мужчина посмотрел на нее взглядом сотрудника иммиграционной службы министерства внутренних дел, которому вменено в обязанность проверять документы у всех подозрительных лиц в этом районе. Потом вопросительно уставился на своего пса, словно спрашивал у него совета, как быть.