Да, корабль с нестреляющими пушками не мог выполнить в случае войны боевую задачу, но произвести впечатление на просторах Мирового океана мог вполне. И такой политический блеф всегда имел место в международных отношениях. Даже в военные времена.
Кроме того, нельзя не учитывать и особенности кораблестроения.
На проектирование, строительство головного корабля нового проекта уходит до десяти лет. И конструкторы с согласия руководства ВМФ стараются оснастить корабль не только имеющимися новейшими оборудованием, оружием, техническими средствами… но и тем, что существует пока на бумаге или в идеях. Иначе моральное устаревание корабля может обогнать его физическое создание. Конечно, здесь велика доля риска. И, увы, не редкость ситуация, когда корабль построен, а вот что-то к нему не поспело.
Что делать? Допустим, не принимать. Значит, кораблю придется еще неизвестно сколько времени стоять в заводе. Техника не эксплуатируется, экипаж не тренируется. Все рассыпается потихоньку и разваливается. Хорошо ли?
Другой вариант: корабль принимается с соответствующими обязательствами промышленности довести его до кондиции в уточненные сроки. В этом случае корабль приходит на флот, плавает, экипаж отрабатывает задачи боевой подготовки, поддерживая определенную боеспособность…
Какой вариант выбирать — зависело от многих конкретных факторов и решалось самыми высокими инстанциями страны.
Безусловно, куда как лучше, если кораблестроительная программа сразу выполняется набело. Флот в другом виде ее воспринимать не хочет. Но политические цели в какой-то мере может удовлетворить и черновая работа с последующими доделками. Так у нас появилась целая серия кораблей, прозванная на флоте «голубями мира». Ибо приняты они были с «нестреляющими пушками».
Более всего на таких компромиссах терял флот, расплачиваясь за это и боеспособностью, и материально. Ведь недостаточно высокое качество боевой техники и оружия в конце концов оплачивал он, передавая промышленности в качестве платы и переплаты львиную долю средств, выделяемых ему из государственного бюджета, и вынужденно экономя на всем остальном. Если бы, скажем, средства» пошедшие на упомянутые ремонты «Кирова», можно было использовать на решение социальных проблем экипажа, на повышение боеготовности корабля, обученности личного состава — сколько неразрешенных пока проблем было бы решено!
В свое время на флоте поговаривали, что отказ от строительства только одной атомной подводной лодки дал бы средства для обеспечения жильем всех бесквартирных офицеров и мичманов ВМФ. А это, как ни что другое, способствовало бы повышению качества плавсостава. Бесквартирье и поныне не позволяет достойно укомплектовать экипажи кораблей полноценным мичманским составом, бесквартирье и поныне угнетающе действует на офицерский состав кораблей. Не надо проводить сложных расчетов, чтобы убедиться, что еще больший эффект дало бы не сокращение кораблестроительной программы, а повышение качества ее реализации. Но прежде это все относилось лишь к прожектам. Перестройка военно-промышленного комплекса (без которой невозможна перестройка армии и флота), если она изменит механизм расходования отпущенных на оборону средств, может способствовать эффективному решению большого комплекса пока не поддающихся решению проблем. Во главу угла экономических интересов промышленности должно быть поставлено качество. Та огромная энергия, настойчивость, изобретательность в «узаконивании» некачественной продукции, которую проявляют ныне промышленники, обращенная на достижение качества, обещала бы общую выгоду. Выгоду государству, флоту и самой промышленности. Ибо нет ничего более выгодного, как качественно работать. И наоборот.
Вот один пример. На заводе, производящем котельные трубки, был заказан комплект таковых для одного из крейсеров. Прежде чем принять заказ, военпред вынужден был полностью забраковать пять комплектов трубок. Разве может быть выгодна кому-нибудь такая разорительность?
Мы всегда считали, и еще по сей день полагаем, что оборонные предприятия у нас являются образцом производительности и качества. Конверсия поколебала этот миф. Как только предприятия переходят на обеспечение, снабжение, оплату, свойственные всей нашей промышленности, они начинают испытывать большие трудности, а то и нести убытки. Неужели товары для народа, пользующиеся огромным покупательским спросом, делать менее выгодно, чем даже те технику и оружие, в которых страна уже не нуждается? А дело в том, что оборонные предприятия привыкли обеспечивать производительность и качество высокой и очень высокой ценой. Без мощных финансовых вливаний их экономика расстраивается.
Конечно, было бы неверным видеть «крайних» в тех же предприятиях Минсудпрома. Их сложный труд вбирает огромное количество простого труда бесчисленного множества предприятий, в том числе и других министерств. И если кто-то поставил даже одну ненадежную комплектующую деталь, она оборачивается потерей качества всего сложнейшего изделия, каковым, скажем, является корабль. Это азбука. Все это понимают. Но почему принимаемые меры по повышению качества, обычно выраженные в создании указующих и обязывающих документов, не дают желаемого результата? Потому что существуют механизмы, «сбрасывающие» ответственность исполнителей или сокращающие ее.
Монополизм тоже выгоден только предприятиям. Флот лишен выбора, а значит, вынужден принимать все, что ему дают.
Гибель «Комсомольца» обнаружила противоречие между флотом и промышленностью. Обнаружила принародно. А раз так, вопрос виновности вышел за рамки межведомственных отношений и споров. Общественное мнение требует ясности. И ясность должна быть определена.
Очень впечатляюще звучат «открытия» средств массовой информации по поводу аварийности на флоте. Причем инкриминируется флоту вина уже хотя бы потому, что он прежде свои аварии скрывал. Но, как ни странно, он был в этом меньше заинтересован, чем промышленность. По своему двадцатидвухлетнему опыту работы в военной печати знаю, что в крайнем случае можно было «пробить» информацию об аварии по вине личного состава. И ни в коем случае — по вине промышленности. Ибо существовала установка: наша техника самая лучшая, самая надежная, она ломаться не может. Как хорошо жилось за занавесом молчания промышленности! Гибель «Комсомольца» пробила брешь в этой завесе. И как же соблазнительно в таком случае всю вину возложить на флот!
Велико ли мастерство моряков?
Оно безусловно оставляет желать лучшего. Отрицать это невозможно, и флот не заинтересован это скрывать, ибо иначе сдвигов в решении проблемы не добиться. Достаточно полистать подшивку «Красной звезды», чтобы убедиться: вопросы профессионального мастерства военных моряков — одна из главных тем в освещении деятельности ВМФ. Причем ставятся эти вопросы куда как более остро, чем в любых сенсационных публикациях гражданской печати.
Что же мешает повышению выучки военных моряков? В первую очередь — ограниченность средств. Наш подводник-атомник, как и надводник, если произвести хронометраж его служебной деятельности, отдается своей профессиональной подготовке скорее эпизодически, чем систематически. Он вынужденный мастер на все руки, занимаясь самообеспечением — от строительства до тылового обеспечения и различных приборочных работ. Во имя оплаты поставок и содержания техники, оружия флоту приходится экономить на инфраструктуре. Атомники миллионы тратят на ремонты и не имеют тысяч, чтобы обеспечить себя транспортом, снегоуборочной техникой, механизированными средствами. Даже заменить пылесос на подводной лодке новым — проблема. А материально-техническая база обучения личного состава? Нередко это прошлый, позапрошлый день, к тому же созданный своими же руками.
Если же принять во внимание, что качество контингента, призываемого на флот, в том числе атомный, имеет тенденцию к ухудшению, то можно ли, реалистически мысля, не видеть тупиковости проблемы? Да, профессиональная подготовка военных моряков требует решительного совершенствования. Да, флот имеет здесь резервы, которые далеко не всегда используются эффективно. Но все-таки безоглядно винить моряков в недостаточности мастерства, не давая себе отчета в том, что для его повышения нужны средства, деньги, время, — значит, заниматься досужими словопрениями вместо конструктивных разговоров. Это рефлекс того административно-командного мышления, когда «давай, давай» заменяет расчеты, прогнозы, экономическое обеспечение.
