Хотелось бы, конечно, отнестись к этому, как к простой случайности. Да что-то многовато нынче подобных случайностей… Выстроенные в ряд, они весьма недвусмысленно свидетельствуют о наметившейся тенденциозности в отборе материала для публикаций об армейской жизни. Четко просматривается это, в частности, в подходе к редакционной почте. Читательские письма об армии нередко печатаются без элементарной сверки их с действительностью. Вот еженедельник «Аргументы и факты» публикует письмо читателя А. Ананишина: «Сейчас мы много говорим, что в армии и на флоте процветает «дедовщина», но почему-то умалчиваем, с чьей подачи были лишены дисциплинарной власти младшие командиры, вплоть до командира роты». Тут почти каждое слово взывает о возражении. Ну, во-первых, командир роты — это отнюдь не младший командир. Во-вторых, ни он, ни другие командиры дисциплинарных прав никогда не лишались — достаточно раскрыть ныне действующий Дисциплинарный устав Вооруженных Сил СССР, утвержденный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 июля 1975 года, чтобы убедиться в этом.

Может быть, тов. Ананишин имеет в виду то обстоятельство, что в оные времена шире был круг командиров, обладавших правом подвергать подчиненных солдат и сержантов аресту с содержанием на гауптвахте? Но и тут он, во-первых, не точен, потому что командир роты такое право и сегодня имеет, а во-вторых… Чего-чего, а арестов у нас больше чем достаточно. Не хватает чего-то другого — может быть, внимания к людям, заботы о них, наконец, педагогической культуры, которую никаким уставом, к сожалению, не предпишешь.

Поколение ветеранов армии, к которому я имею честь принадлежать, вспоминает годы былого, скажем так — песенно-романтического, отношения страны к армии не без некоторой доли ностальгии. Армию и флот любили, воспевали, лелеяли. И воинская служба воспринималась молодежью — без всякой натяжки — как действительно почетная обязанность. Я думаю, что, если б тогда, перед войной или вскоре после нее, кто-нибудь поставил вопрос о переходе к наемной армии, общественное мнение очень дружно, принципиально его бы отвергло: чтоб не превратить почетную обязанность в выгодную сделку.

Сегодня мы смотрим на многое в нашем прошлом совсем другими глазами. Понимаем, что романтический ореол вокруг армии создавался отчасти и за счет сокрытия от общественности правды о ее реальных проблемах, об уровне боеспособности. Обещанные Ворошиловым победы над врагом малой кровью оказались мифом. Поэтому вторжение гласности в войсковую жизнь было встречено армейским большинством с энтузиазмом и даже некоторой эйфорией. Возникла надежда на реальную помощь общественности в решении наиболее острых проблем. И печать поначалу действительно нащупала и поставила некоторые из них. Но с течением времени внимание к армейской жизни со стороны прессы стало в чем-то опасно деформироваться (иным чудится даже призрак военного переворота), а в чем-то, если можно так выразиться, не укрупняться, а мельчать. Со всех сторон, как из рога изобилия, сыплются в адрес военного ведомства мелкие уколы по частным поводам. А крупные, очевидные проблемы старательно обходятся. Вот один пример, за которым, как говорится, не надо далеко ходить.

В Москве около 10 тысяч семей офицеров и прапорщиков не имеют сегодня жилья. А московские городские власти между тем отказываются выделять военным положенные метры даже по долевому участию, не погашают накопившиеся долги за прошлые годы. Почему бы журналистам московских газет не изучить, не исследовать эту поистине драматическую социальную коллизию? Ничего недоступного в ней нет. Она во всяком случае гораздо доступнее каждому, чем, к примеру, специфическая тема о переходе к профессиональной армии. Но этот переход выглядит сегодня на страницах печати делом едва ли не нынешнего лета. По этой части у нас в стране выявилось вдруг больше всего крупных знатоков и специалистов. И чем больше Президент страны, министр обороны, другие должностные лица, не понаслышке знающие и реальную военно-политическую обстановку в мире, и наши экономические п финансовые возможности, говорят, что глубокая военная реформа требует основательной проработки и в парламенте, и в правительстве, тем горячей и самоуверенней доказывают многочисленные доброхоты не столько целесообразность, сколько срочную необходимость перехода к профессиональной армии.

Мне в связи с этим вспоминается опубликованный в одном из ленинградских журналов анекдот-притча, рассказанный будто бы Р. Рейганом во время неофициальной беседы с М. С. Горбачевым.

…На приеме у Брежнева — древняя старушка:

— Мил человек, скажи, за ради бога, кто придумал развитой социализм — политики или ученые?

— Конечно, бабуся, политики. Я есть первый политик.

— Эх, жалко, что не ученые.

— Это почему же, бабушка?

— Ученые сперва попробовали бы на мышах.

Будущий облик армии на мышах, конечно, не попробуешь, но торопливость и в этом деле вредна. Согласно поручению Президента СССР создана и действует комиссия по военной реформе. Несомненно, она учтет и инициативные разработки. В войска разослан проект закона об обороне. Разрабатывается пакет проектов других законов, связанных с военным строительством. Сейчас готовятся (а на флоте уже идут) эксперименты па комплектованию подразделений солдатами, матросами, сержантами и старшинами по контракту.

Подстегивать такие ответственные и дорогостоящие решения рискованно.

Не знаю, что подразумевает народный депутат Полторанин под «потемками безвластия». На нехватку властей нам, по-моему, грех жаловаться.

Еще до революции один сатирик писал, что «у нас в России две напасти: внизу — власть тьмы, вверху — тьма власти». Внизу с тех пор многое, конечно, изменилось в сторону просветления, а вот вверху — сокращения властей, кажется, не произошло. В том числе и в армии.

Не надо преувеличивать исцеляющую силу гласности в решении таких трудных вопросов. У нее ведь, можно сказать, голос совещательный. Решающее слово в правовом государстве принадлежит закону. Когда закона нет или когда он бездействует — гласность буксует.

И еще она буксует в том случае, когда мы сбиваемся на необъективность…