— Вячеслав Семёнович, вышли на группу Шмеля. Установили его по фотороботу. Помнишь, старушка, соседка убитого Назарова? Всё уверяла, что хорошо видела всех четверых? Так вот, я установил их. Это Шмель. Сегодня мотаются по городу на машине в открытую. Обнаглели парни! Уже ничего не боятся. Буду брать их сейчас.

— Володя, у тебя нет доказательств, прокурор опротестует, — попытался вразумить Кучеров, но Володя отмёл его сомнения.

— У них оружие в машине, обязательно есть оружие, а по указу это тоже преступление. А там докажу и прошлые грешки, у меня есть кое-что в заначке; отпечатки пальцев, одна стреляная гильза.

— Володенька, этого слишком мало, чтобы их брать сегодня.

— Вячеслав Семёнович! Они собрались не случайно, не случайно вышли из норы. Я не могу спать спокойно, когда банда в открытую ходит по городу.

— Ну хорошо, Володя, я сегодня еду с вами, — поднялся из-за стола Кучеров.

Салакаев поморщил нос, хотел отказать наотрез, но весь вид друга говорил, что сегодня Кучеров от своего не отступится и согласился.

Группа уже уселась в машины. Ребята сегодня настроены серьёзно, никто не пошутит, не посмеётся. Знают, кого предстоит брать. Кучеров сел в первую машину с Володей. С ними только Хамид Турсунов да шофёр. На такие операции Володя ездит с шофёром. Мало ли что, самого могут зацепить, тогда машину некому будет вести.

— Я посадил им на хвост Франтика, — объяснил уже по пути Володя, — они на импортной машине «Леопард-Ниссан». Машина ходкая, не то что наши колымаги… Сейчас они возле ресторана «Анхор», стоят за каналом. Там улочка узкая, не уйдут.

Франтиком называли стажёра, юного Салиха, который и в самом деле очень любит пофрантить. У него мотоцикл, и увидишь его на улице, за хиппача сочтёшь. Он-то и вёл сейчас группу Шмеля.

— Шеф, один вышел из машины и зашёл в ресторан. Трое около машины, — поступило сообщение по рации.

Решили, что брать троих нет смысла, надо ждать, когда выйдет из ресторана четвёртый. Остановили машины за квартал от ресторана. Володя, чтобы отвлечься от неизбежной тревоги, ударился в воспоминания.

— Раньше здесь была граница между старым и новым городом. Условная, конечно. А как раз на этом месте стояла старая киностудия. В бывшей мечети, что ли. Мальчишками сюда через забор лазали, до того всё интересно было тут. С тех пор долго бредил кино, артистом хотел стать. А потом однажды посмотрел на себя в зеркало — и пошёл в школу милиции…

Шмель остановился перед столом, хмурый, насторожённый. Сидит малеванная бабёнка, эта не в счёт. Какой-то хлыщ с перстнем курит сигарету и смотрит через канал. Этот, наверное, шестёрка при главном. Виталик свой, конечно, но не он главный тут. Неужто дохлый старикашка, что сидит, сложив руки на столе? Больно уж заморённый для пахана, но скорее всего это он.

— Чего звали? — ни к кому в отдельности не обращаясь, густым басом прогудел Шмель.

— А ты садись, садись, сынок, — ласково пропел старичок, — в ногах правды нету. А звали мы тебя по нашему делу. Зачем это вы гараж у клиента открывали? Вам сказано было — хату брать. А вы кинулись на гараж. Наследили. Нехорошо это, ослушиваться-то.

Шмель сел на подставленный стул, хмуро оглядел эту кампанию, усмехнулся: — Учить взялись? Ну-ну. А мы с вами не посоветовались, значит? Тогда и разбежаться недолго. Мы и сами…

— Куда же побежишь от нас, сынок? Я — Кузьма. Слыхал, небось? От меня никуда не уйдёшь.

Холодок прошёл по спине Шмеля. О жестокости Кузьмы среди воров легенды ходят. И не подумаешь, что он такой хлипкий. Авторитет, значит, не на одной силе держится.

— Зачем мальчонку живым выпустили? Вам сказывали, придушить? А вы? Нехорошо получается, сынка.

— Так вот, батя, — хотел подняться Шмель со стула, но Виталий покачал головой и почему-то показал глазами на хлыща с перстнем.

— Раз не подходим, мы отколемся, — успокоил Кузьму Шмель. — Мы по-вашему работать не можем, видно. Да и брать квартиры — не наше дело. Мы кооперативчик прижмём — сами принесут. А что? Всё так сейчас…

— А с чего это вы так нарядились? На «Леопарде» раскатываете? Покрасоваться захотелось? — спросила строго красотка, и Шмель завёлся.

— Кто вы такие указывать мне? Я без вас обходился и обойдусь! Мы сами работали и будем сами работать дальше.

Шмель поднялся с ленивой грацией сильного зверя.

— Сядьте, Шмелёв, — неожиданно повернулся к нему хлыщ с перстнем. — Вам говорит чего-нибудь кликуха Ректор?

— Авторитет, — уважительно ответил Шмель, с пренебрежением оглядывая хлыща. — Кто о нём не слышал?

— Тогда сядьте. Я — Ректор. Слушайте приказание…

Шмелевские парни, один к одному рослые, сильные, уже занервничали. Шмель сказал, что будет не больше пяти минут: «Те хмыри, что навели на Якуба, доли захотели. Я с ними враз разделаюсь». Но прошло уже полчаса, а Шмель сидит на веранде и толкует. Наконец, он попрощался с теми, за столом, и направился к выходу.

Шмель шёл вдоль канала к машине, и всё в нём пело. Сам Ректор, король города, завязался с ними. Под такой рукой не грех и покориться. Ректор своих даже из-под суда вытаскивал не раз, из лагерей вынимал. Завязки у него везде. То-то ребята воспрянут. Ещё бы, быть при Ректоре — высокая честь любому деловому. Но Ректор просил пока своим парням ничего не говорить. «Скажите, не столковались пока, потом как-нибудь поговорю с каждым», посоветовал Ректор.

Шмель сел в машину, на этот раз на заднее сиденье. За рулём Витя, лихач дай Бог какой.

— Что там? — спросил Рафаэль, улыбнувшись полупрезрительно и показав головой на веранду. — Ещё наводка?

— Бери выше, Раф, — только и успел сказать Шмель.

Две машины, одна за другой, ворвались в проулок. Одна сразу проскочила за «Леопарда», другая встала перед носом. Оперы вмиг подскочили к дверцам, распахнули, наставили пистолеты:

— Спокойно, будем стрелять, — приказал старший, беря под прицел Рафаэля.

Шмель, выходя из машины, оказался лицом к каналу. Перед ним всего один опер. И Шмель, не отдавая себе отчёта, боднул его головой в живот, уложил и бросился в канал. Зачем он это сделал, он и сам бы не смог объяснить. Ведь глупо надеяться успеть переплыть канал и скрыться на той стороне. Но он нырнул и бешено загребал, стараясь достичь того берега под водой. Дыханья у него хватит.

Его людей уже повязали и усадили в машины. Это они умеют делать ловко. Дневной город жил своей жизнью и никто не видел происходящего в самом центре.

Капитан Салакаев отправил двоих через мост навстречу Шмелю. Уйти он не сможет. Кучеров стоял, засунув руки в плащик, внимательно наблюдал за происходящим.

Шмель вынырнул у самого берега, подтянулся за стойку веранды, но в это мгновенье раздался негромкий хлопок выстрела, и Шмель рухнул обратно в воду с простреленной головой. Вода окрасилась кровью.

— Быстро за мной! — приказал Салакаев, устремляясь к мосту.

Володя сидел поникший, удручённый. Кучеров тоже молчал, чтобы не злить понапрасну Володю.

— Всё, мне надо уходить, — грохнул кулаком по столу Володя. — Я баран, мне нельзя больше работать в угро. Что мне эти трое? Ну осудят их за хранение оружия, дадут по два года. Я главаря их прозевал, а он кое-что знал.

— Понимаете, Володя, я ведь больше всех виноват, — казнился Кучеров, — когда вы брали троих, мне надо было внимательнее смотреть за округ ей. Выстрел был настолько неожиданным, что я вначале подумал, что стрелял кто-то из наших. Хотя не понимал, зачем было стрелять, ведь он бы не ушёл от нас.

— Мы все лопухнулись крепко, — признавал Салакаев. — Этого выстрела никто не мог предусмотреть. А там сидел крупный зверюга. Шмелёв встретился с королём уголовного мира, Вячеслав Семёнович. И тот всё видел. Как мы брали группу Шмелёва, он отлично видел. И убрал, чтобы Шмелёв не навёл на него. Мы оборвали все нити, Вячеслав Семёнович. И не сразу сообразили обшарить ресторан, он успел выскользнуть. Сзади стояло несколько автомашин, на одной из них и ушёл король. Мы его даже в лицо не видели, машины не видели. Так бездарно я ещё не работал. Пишу рапорт об отстранении.