Случившаяся беда пошла развиваться и далее. Александра Ильинична для облегчения своего состояния при ужасных болях впрыскивала себе по предписанию врача морфий. Известно, что это средство независимо от желания человека входит в привычку и потому, как'всякий наркотик, несет в себе огромную опасность. Но для столь болезненной женщины, какой стала во второй половине восьмидесятых годов сестра Петра Ильича, это все-таки было каким-то спасением. Весь ужас состоял в том, что к морфию приобщилась и юная Таня. Как видно, и в те времена далеко не все благополучно обстояло с этим злом. Таня впрыскивала себе большие дозы наркотика, потом ей становилось дурно, и она кричала ужасным криком, пока не засыпала. И это стало повторяться все чаще и чаще. Как писал Петр Ильич, "здоровая девушка из бесхарактерности, из каприза, на зло себе и окружающим добровольно губит себя, подобно пьянице, пьющему запоем"101. Так оно и было в действительности, и Танины капризы вместе с болезнями Александры Ильиничны постепенно создавали в семье угрюмую, тяжелую обстановку. Некоторым утешением было лишь то, что в период особенно трудных выходок Тани Александру Ильиничну удалось отправить лечиться за границу, и она не слышала самых страшных ее истерик. Зато их приходилось слышать Петру Ильичу, который в это нелегкое для семьи время находился в Каменке и уехал оттуда только в конце октября 1881 года.
Тем временем у Петра Ильича начались волнения на другой ветви семейного древа. У Надежды Филаретовны возникла мысль породниться с семейством Давыдовых, а стало быть, и Чайковским. Еще в 1879 году она намекала Петру Ильичу о том, что неплохо бы женить ее сына Колю на Наташе Давыдовой, но девочке было тогда всего одиннадцать лет, и этот смелый проект уходил в далекие перспективы. Надежда Филаретовна, однако, редко отказывалась от задуманного, и мысль о семейных узах с Чайковским при помощи Давыдовых ее не покидала. Узнав из писем Петра Ильича о том, что в семье Давыдовых прелестным цветком расцвела Вера Львовна (а это было сущей правдой), она тут же, чтобы ускорить исполнение своих желаний, переключилась на Веру, тем более что Петр Ильич приложил немалые усилия к сдерживанию пыла Надежды Филаретовны в отношении Наташи. Вера, однако, в конце 1881 года вышла замуж по велению сердца, не дождавшись богатого жениха Коли Мекк. Наступление Надежды Филаретовны на семью Давыдовых на этом не остановилось. Теперь под прицел в качестве невесты для Коли была взята Анна Львовна.
Петр Ильич испытывал тревогу. Беспокойство его пока еще было неопределенным. Он не сомневался в искренности и естественности стремления Надежды Филаретовны породниться с ним хотя бы вот таким косвенным образом, но ощущал в этом будущем родстве присутствие беды. Ему казалось — и он, к несчастью, был прав, — что разность взглядов на жизнь, различие в материальном положении и в семейных устоях при совершенно необычном отношении самой Надежды Филаретовны к людям непременно должно привести к какому-нибудь конфликту, а это для него было бы самым ужасным.
Состоялось знакомство Коли Мекк и Анны Давыдовой. Молодые люди понравились друг другу, и в январе 1884 года состоялась свадьба. Брак был счастливым. Его не испортил даже гордый, заносчивый характер Анны Львовны, проявления которого в таком именно виде Петр Ильич и не ожидал. Он с удивлением наблюдал, как влюбленный Коля Мекк, представитель одной из богатейших семей России, без всяких возражений воспринимал независимые и не всегда справедливые суждения своей жены и вскоре полностью перешел на сторс(ну Анны даже в отношении ее враждебного отношения к родному семейству Мекк. Пока еще все было тихо, но беда уже стучалась в дверь. Первый выговор пришел к Петру Ильичу в августе 1884 года. Надежда Филаретовна, как и всем своим детям, выделила Коле состояние в сумме около 300 тысяч рублей. Коля, не посоветовавшись с матерью, а воспользовавшись только рекомендацией своего тестя Льва Васильевича, купил имение за 150 тысяч, что весьма расстроило Надежду Филаретовну, так как она считала такое приобретение преждевременным. Но все это было выражено Петру Ильичу в достаточно деликатной форме. Через полгода пришел второй выговор, несколько более суровый: недовольство Колиным приобретением усилилось и на этот раз частично задело Льва Васильевича, который, по мнению Надежды Филаретовны, был повинен в поспешности молодых с покупкой имения.
В ноябре 1885 года Петр Ильич получил очень тяжелое послание от Надежды Филаретовны, которого уже давно ожидал, так как сам своими смягченными рассказами о жизни молодой пары вызвал ее на откровенность.
"Анна вообще не взлюбила все семейство Мекк, — писала Надежда Филаретовна. — Она постоянно ведет какое-то соперничество между фамилией Мекк и Давыдовых"102.
Это прозвучало первым признаком напряженности атмосферы в переписке, дотоле не тронутой никакими осложнениями отношений между корреспондентами. Далее Надежда Филаретовна с обидой жаловалась Петру Ильичу на Анну: "…совершенно излишне с ее стороны раздражаться и доказывать нам всем, что ее отец очень известен и почитаем до такой степени, что "в Киевской губернии посидеть за одним столом с Давыдовым есть уже величайшая честь" (точные слова Анны). Все это очень хорошо, и мы этого не оспариваем, а если и знаем что-нибудь другое, то молчим, и ненавидеть нас не за что"103.
Вторжение семейных распрей в жизнь Петра Ильича и колкий намек Надежды Филаретовны на то, что "знаем что-нибудь другое", явились для него тяжелым ударом. Его чувствительному характеру нелегко было вынести даже эти слова Надежды Филаретовны, которые он наверняка воспринял как начало разрушения поэтической переписки, романтической дружбы с человеком, который за прошедшие годы стал действительно дорогим его другом. Но еще тяжелее было сознавать, что впереди постоянно будет существовать угроза новых недовольств, которые, раз уж возникли между родственниками, не так просто удается погасить, тем более, что под влиянием Анны Коля стал свою мать называть взбалмошной и несносной старухой, своего старшего брата Владимира мошенником, сестер: Юлию — злой фурией, а Александру — сплетницей. Ждать хорошего от такого оборота дел не приходилось. Обретя в дополнение к "лучшему другу" еще и родственников, Петр Ильич столкнулся со всеми теми тревогами и болями, которые посещают почти каждого человека, имеющего большую семью и наделенного чувством ответственности за ее благополучие.
Надежда Филаретовна, в сердце которой не угасла любовь, не могла не понимать, что своими жалобами и выговорами доставила Петру Ильичу сильное огорчение, и пыталась удалить пробежавшую между их письмами тень своими теплыми последующими посланиями. Петр Ильич заметил эти порывы и внес свою долю в улаживание неприятных последствий поведения Анны. Надежда Филаретовна отвечала ему в тон: "Вы совершенно угадали, дорогой мой, что мое неудовольствие против Ануси совершенно сгладилось". Благодетельница Петра Ильича посердилась на своего Колю и на Анну и купила им за шестьдесят тысяч дом в Москве на Малой Никитской.
Пробежавшая тень тем не менее где-то улеглась и время от времени давала о себе знать. Предвидение Петра Ильича оказалось верным.
История Татьяны Львовны, которая после своих неудач в устройстве жизни не перестала утешаться морфием, завершилась самым печальным образом. В апреле 1882 года Петр Ильич приехнл в Каменку и застал там безрадостную картину. Таня, вся размалеванная и разодетая, по выражению Петра Ильича "в пух и прах", окружила себя какими-то неприятными личностями, которые уж никак не походили на женихов. На все лето зачем-то приехал пианист Блюменфельд104. Александра Ильинична просто страдала от его присутствия, но Таня сказала, что ей с ним весело, и бедная Александра Ильинична вынуждена была терпеть это хотя бы потому, что при нем было меньше морфия и Таниных истерик. Она выбрала меньшее зло, которое оказалось роковым. Таня забеременела от Блюменфельда. Будучи не в силах нанести матери такой удар, она стала искать выход. Как всегда, на помощь "обремененным" выпало прийти Петру Ильичу.
