И наконец, для третьих славянофильство, кроме этого объединения славян под началом

России, означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского,  столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы… Вот к этому-то отделу убежденных и верующих принадлежу и я». 

Ф.М.Достоевский: «Россия вовсе была не Европа, а только ходила в европейском мундире, но под мундиром было совсем другое существо. Разглядеть, что это не Европа, а другое существо, и приглашали славянофилы, прямо указывая, что западники уравнивают нечто непохожее и несоизмеримое, и что заключение, которое пригодно для Европы, неприложимо вовсе к России...». 

Были (и есть) две группы народа, и соответственно были (и есть) две большие проблемы-задачи – первая: разоблачения  западников(либералов) ради спасения - просвещения русской  интеллигенции, чтобы она была - не пресмыкающейся, лакейской и манипулируемой с Запада, а - самостоятельной, самобытной и по интеллектуальному уровню не уступала западноевропейской.  А вторая, возможно,  ещё более важная - противостояние  западникам  ради спасения всего русского народа, потому что  огромная часть простого народа (особенно мещане, обыватели, чиновники, да и та же интеллигенция) была уже одурманена ложными ценностями «золотого мешка» - теряла духовные ориентиры, неуклонно деградировала. 

После поглощения Польши и вместе с ней миллиона евреев тенденции развития ростовщических, коммерческих  мировоззренческих “ценностей”, по поводу которых бил тревогу в своих «Мертвых душах» великий русский мыслитель Николай Гоголь (Яновский) и М.Салтыков-Щедрин («Пропала совесть» и др.) - через несколько десятков лет ещё более усугубились, и  Ф.М. Достоевский с большой болью и горечью объяснял: 

«Носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю, в данном  случае, преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь всё, заключает в себе всякую силу, а что всё, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, - всё вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях; как ему и не мыслить так? (если никто не пропагандирует альтернативные ценности, духовные - Р.К.)…

Мешок у страшного большинства несомненно считается теперь за всё лучшее… Ведь фактическое теперешнее преклонение пред мешком у нас не только уже бесспорно, но, по внезапным размерам своим, и беспримерно. Повторю еще: силу мешка понимали все у нас и прежде, но никогда еще доселе в России не считали мешок за высшее, что есть на земле.

В официальной же  рассортировке русских людей прежний купеческий мешок даже чиновника не мог пересесть в общественной иерархии. А теперь даже и прежняя иерархия, без всякого даже принуждения со стороны, как будто сама собою готова отодвинуться на второй план перед столь любезным и  прекрасным новым "условием" лучшего человека…

Теперешний биржевик нанимает для услуг своих литераторов,  около него увивается адвокат: "эта юная школа изворотливости ума и  засушения сердца…" Хотел лишь вывесть, что идеал настоящего лучшего человека, даже "натурального", сильно уже грозил у нас помутиться. Старое разбилось и износилось, новое еще летало в фантазиях, а в действительности и в  очах наших появилось нечто отвратительное с неслыханным еще на Руси развитием. Обаяние, которое придано было этой новой силе, золотому мешку, начинало зарождать даже страх в иных сердцах, слишком мнительных, хотя бы за народ, например.

О, мы, верхнее общество, положим, хоть и могли бы соблазниться  новым идолом, но всё же не пропали бы бесследно: недаром двести лет сиял над нами светоч образования. Мы во всеоружии просвещения, мы можем отразить чудовище. В минуту самого грязного биржевого разврата упекли же мы вот хоть бы ссудный московский банк! Но народ, стомиллионный народ наш, эта "косная, развратная, бесчувственная масса" и в которую уже прорвался жид, - что он противопоставит идущему на него чудовищу материализма, в виде золотого мешка? Свою нужду, свои лохмотья, свои подати и неурожаи, свои пороки, сивуху, порку?

Мы боялись, что он сразу падет перед вырастающим в силе золотым  мешком и что не пройдет поколения, как закрепостится ему весь хуже прежнего. И не только силой подчинится ему, но и нравственно, всей своей волей. Мы именно боялись, что он-то и скажет прежде всех: "Вот где главное, вот она где сила, вот где спокой, вот где счастье! Сему поклонюсь и за сим пойду"… 

Народ видит и дивится такому могуществу: "Что хотят, то и делают" - и поневоле начинает сомневаться: "Вот она где, значит, настоящая сила, вот она где всегда сидела; стань богат, и всё твое, и всё можешь". Развратительнее  этой мысли не может быть никакой другой. А она  носится и проницает всё мало-помалу.

Народ же ничем не защищен от таких идей, никаким просвещением, ни малейшей проповедью других противоположных идей…  Вот чего можно было очень и очень опасаться, по крайней мере, на долгое время» («Дневник писателя»). 

Повторю трагическое удивление: как поразительны эти витки истории и повторы, - как эти слова Достоевского актуальны  и сегодня, как злободневны и ещё более трагичны и фатальны - при власти либералов, при их удушливой гегемонии над  умами нашего народа. 

Естественным образом встаёт закономерный вопрос: ладно теперь… - но тогда: почему с этой негативной тенденцией за народ не боролась активно, отчаянно христианская церковь, РПЦ?... Почему намного позже из многих сотен тысяч священников появился всего лишь единственный отчаянный борец Иоанн Кронштадтский?...     

Тогда единственным бойцом за свой народ был Фёдор Михайлович Достоевский и поддерживаемая  им власть. Достоевский был очень активным борцом с контрреволюцией, через 20 лет после его смерти ему подобным либералы-революционеры придумали якобы дискредитирующий ярлык-клеймо - «черносотенцы», а уже потом к нему добавили ещё и другие ярлыки «ксенофоб», «антисемит», «экстремист» и последняя мерзкая выдумка - «русский фашист». 

«В истории славянофильского сознания фактом революционным было явление Достоевского… С Достоевского пошло катастрофически-трагическое жизнеощущение и настал конец бытовому прекраснодушию. В Достоевском революционно развивалось славянофильское сознание» - верно отметил Н.Бердяев. 

Достоевский сделался активным борцом против западников и западничества, либералов и либерализма, против их стараний  совершить государственный  переворот с помощью революции и прийти к власти.

Ф.М.Достоевский ввязался в драку сразу на нескольких «фронтах», по многим вопросам и темам, например: 

«Между тем я только что прочёл в мартовской книжке «Вестника Европы» известие о том, что евреи в Америке, Южных штатах, уже набросились всей массой на многомиллионную массу освобождённых негров и уже  прибрали к рукам по своему, известным и вековечным своим «золотым  промыслом…  А десять дней тому назад прочёл в «Новом времени» (371) корреспонденцию из Ковно прехарактернейшую: Дескать, до того набросились там евреи на местное литовское население, что чуть не сгубили всех  водкой, и только ксендзы спасли бедных опившихся…