Еврейский исследователь Г. Аронсон цитирует письмо Плеве Терплю: «поскольку сионизм имеет целью создать независимое государство в Палестине, и в этом случае сионизм приведёт к эмиграции известного числа евреев – подданных России, постольку русское правительство могло бы отнестись к нему благожелательно. Но с тех пор, как сионизм, стал уклоняться от своей прямой цели и стал заниматься пропагандой еврейского национального единства в самой России – такого направления Правительство не может потерпеть, ибо оно приведёт к тому, что в стране возникнут группы людей, чуждых и враждебных патриотическим чувствам, на коих основано каждое государство.
Если сионизм вернётся к своей прежней программе – он сможет рассчитывать на моральную и материальную поддержку русского правительства, особенно с того дня, когда какие-нибудь из его практических мероприятий сократят численность еврейского населения России. В этом случае Правительство готово поддержать перед Турцией стремление сионистов, облегчить их деятельность и даже выдавать субсидии эмиграционным обществам…» (Палестина тогда была под властью Турции).
Итак, мы видим, что российское правительство насильственно из России евреев не выпроваживало, но недвусмысленно об этом опять намекало – повторяло намек министра внутренних дел Н. П. Игнатьева: «западная граница империи открыта для евреев», и явно было бы радо, если бы евреи сами уехали бы куда-нибудь. Но евреи массово уезжать из России не собирались.
Славный марксист Ленин-Бланк прокомментировал начавшуюся террористическую войну очень мило – у Бунда были «террористические увлечения, которые миновали» (т. 6, с. 288). Он имел ввиду решение конференции Бунда 1903 г., на которой руководители Бунда отменили бердичевское решение о начале террористической войны против российского правительства. Но террористическая война в России продолжалась даже после ареста Исаака Герша, на его место тут же прислали из Европы другого не менее знаменитого и не менее кровавого еврейского террориста Азэфа, и воспитали к этому времени ещё одного кровавого монстра – русского террориста Бориса Савинкова.
В июне 1903 года из Вологды бежал ссыльный по фамилии Савинков Борис Викторович, родившийся в 1879 году в Харькове. Его родители переехали в Польшу, где его отец работал в Варшаве в судебной системе, и Б. Савинков окончил хорошую гимназию в Варшаве, затем этот обеспеченный гимназист поступил в Петербургский университет, где довольно быстро влился в «прогрессивное» студенческое движение, пропитанное революционным марксизмом и был членом группы «Социалист», затем сменившей название на более прогрессивное и политтехнологически правильное в то время – «Рабочее знамя».
За горячую речь у Казанского собора Савинков был исключён из университета, после чего этот представитель «золотой молодёжи» поехал доучиваться в Германию. А когда вернулся в Петербург, то оказалось, что его полиция помнила, и даже за истекший период подсобрала о его бурном студенческом периоде дополнительной информации. Кроме того, – полиция была осведомлена, что он в Европе ещё больше «спрогрессировал» и обзавёлся опасными связями, – там на «перспективного» в террористы студента обратили внимание… – он познакомился с еврейским террористом М. Гоцем.
Савинкова арестовали, а затем выслали в Вологду под административный надзор. Борис Савинков там жил с семьёй и в условиях не худших, чем у Ленина в Шушенском. Но прозябание в русской глубинке было не для него… Борис Савинков, похоже, долго размышлял над смыслом своей жизни, а затем, вспомнив яростный призыв еврейского идеолога Гиммера (он же H. Е. Суханов) перед студентами: «Бомба – вот ваше право! Бомба – вот ваша обязанность!» – всё для себя решил. Он нарисовал чёткий план действий и начал его реализовывать: мама привезла ему много денег, он бежал из Вологды и добрался до Архангельска, где без труда сел на пароход и добрался до норвежского города Варде, затем до бельгийского Антверпена, а затем – до центра финансовой и одновременно революционной деятельности в Европе – Женевы, где тогда восседало много солидных революционных умов «мира», в том числе и конечная цель путешествия Бориса Савинкова – Мойша (Михаил) Рафаилович Гоц.
Попав к Гоцу на прием, Савинков отчаянно попросил – хочу «работать в терроре»! «Мудрец» Гоц остудил пыл молодого бойца из русских, – мол не спеши, присмотрись к нам, поразговаривай с опытными – поучись этому не простому ремеслу. На самом деле – это к нему, Савинкову хотели присмотреться – настоящий ли дурак или «засланный» казачок.
И вот настал трогательный момент, который затем описал сам неофит терроризма: «Однажды днем… к нам в комнату вошёл человек лет тридцати трёх, очень полной, с широким равнодушным, точно налитым камнем лицом и большими карими глазами». – Это был большой Мастер террористического ремесла – настоящий циничный Вельзевул, забирающий жизни, выдающийся «шахматист» с 1893 года, по собственной инициативе «разводящий» всю российскую полицию – Евно Азэф (Азеф), он же по кличке «Толстый» или «толстый жид», он же под масками: Евгений Филиппович, Валентин Кузьмич, Иван Николаевич, Виноградов.
Здесь, в центре спокойной Европы, у Азэфа был не только его идеологический центр, но и семейный подряд – в химической лаборатории возле Ниццы, принадлежащей брату Азэфа, супругам Зильбербергам и Рашель Лурье, изготовлялись самые качественные бомбы для террористов.
И Борис Савинков описал этому Молоху свой первый план – «дипломную работу», первое кровавое посвящение. Азэфу понравилась глобальность замашки и тонкий психологизм задумки, – дело в том, что Савинков задумал убить министра внутренних дел России – Плеве. А поскольку Савинков жил и учился в Варшаве и отлично знал патриотизм поляков, их переживания в связи с потерей независимости, суверенитета и о многочисленных восстаниях, то и решил использовать надёжную карту – ненависть поляков к российской власти. С этой целью в качестве «мяса» он решил использовать польского студента, с которым познакомился в ссылке – Ивана Каляева, вернее – Яна Каляева, «Янек» – так ласкательно по-польски называл его Савинков, посылая на явную смерть.
Этот трюк с поляками, с польским патриотизмом террористы использовали и ранее, а теперь этот трюк по вербовке в «камикадзе» Борис Савинков будет повторять несколько раз. Например, член террористической группы Азэфа-Савинкова польский студент-смертник Борис Вноровский, покушавшийся на генерала Дубасова, но убивший бомбой его адъютанта графа Коновницына, написал перед террористической акцией прощальное письмо родителям:
«Мои дорогие! Я приношу свою жизнь в жертву для того, чтобы улучшить, насколько это в моих силах, положение Отчизны…». Они думали, что идут на смерть ради Польши, а на самом деле умирали за дело еврейской гегемонии, на это же дело работал и Савинков, который осознал это только после 1917 года, за что был арестован, осужден и убит захватившими Россию «большевиками». А в этот период для Азэфа и Гоца Савинков был идеальным «белым» вербовщиком польских и русских студентов в «герои» – смертники. И… – Азэф взял Савинкова в свою «команду», в подчинение.
Кстати, в этот же период в «террористы» рвался молодой Керенский, но в искренность своего соплеменника из Симбирска или его «талант» не поверили…
Итак, Савинков и Каляев уже в Берлине получили последние наставления Азэфа и двинулись в Россию… Но «первый блин» получился плохо – неопытные нервничали и сорвали покушение. Расстроенный, раздосадованный, покрасневший от стыда Савинков поехал «на ковёр» к начальству – через Киев в Женеву, где мудрый Мойша Гоц его успокоил, – с кем не бывает в первый раз, он в него ещё верит – даёт ему много денег, новые явки и новых помощников. В период всей этой истории Борис Савинков входит не только в доверие Гоцу и Азэфу, но и в семью Азэфа, он бросил свою жену Веру Успенскую и женился на родственнице Азэфа – Е. И. Зильберберг. И Савинков возвращается в Россию исправлять свою ошибку. В Москве встречается со своим начальником-учителем Азэфом, получает последние советы, инструкции и едет в Петербург.
