Конь закрутился под Гюндюзом. Видно, ненароком прижал ему бока. Он развернул коня на месте. Подъехал к парню, застывшему с рычагом на плече.

— Враг пощады не знает… У тебя времени в обрез. Чтоб спасти жену. — Оглянулся на своих всадников: — Омер! Поможешь ему! Вернетесь по верхней тропе. К камнемету!

От ватажки отделился длинный туркмен на темном с белой лысиной коне.

— Будет сделано, брат Гюндюз!

Обогнул стенку, поставленную близко к проходу, показался за преградой, подскакал к слегам с той стороны. Обрадованный крестьянин взбежал на стенку, вскочил коню на круп. Гюндюз махнул рукой страже. Загородку оттащили с дороги, и конь с туркменом и греком на спине застучал копытами навстречу османскому войску, чтоб вскоре свернуть вправо, к видневшимся на склоне домикам деревни Балыклыова. Оставшиеся долго следили за ним взглядом.

— А ты как сюда попал, сын Хатче-хатун? — раздалось над головами мальчишек.

— Привел доброезжую кобылицу, — по-взрослому, без смущенья ответил Доганчик. — Разве ты, Гюндюз-алп, не велел привести тебе всех лошадей?

— Велел. Да не сюда же!

Гюндюз понимал: мальчишки, как всегда, летят на огонь, что мотыльки. Но что он скажет своему старому другу Догану, сражающемуся в горах Джума, как взглянет в лицо предводительнице сестер Истины, если с их сыном что-нибудь стрясется? Гюндюз рассердился, спросил грозно:

— А это еще чей?

Ставро потупился. Залился краской. И ни слова. Молчит, как соловей, наевшийся тутовника.

— Мой друг Ставро, — ответил за него Доганчик. — Сын артельщика рыбацкого!

— Гюндюз-алп! Гюндюз-алп! — позвал один из всадников.

Все оглянулись. На верхнем ярусе приспособленного под крепость гребня взлетал и опускался белый бунчук на длинном копье. Дозорные заметили передовой отряд османского наместника.

— Лишние по двое на коня! И в горы! — приказал Гюндюз. — Остальные по местам! — Он обернулся к богатырю. — Тебя, Скала, ни один конь далеко не унесет. Ступай, пока не поздно, верхней тропой к камнемету. И этих возьмешь с собой. — Он кивнул на мальчишек.

— Дозволь и его взять, — взмолился Скала, указывая на еле видного из-за высокорослых ослов погонщика.

— Верно, брат Гюндюз-алп, — подхватил высоким тонким голосом Боевой Козел. — Без меня Скала ни за чох пропадет!

Гюндюз не улыбнулся. Махнул рукой: как знаете, мол. Добавил только:

— За мальчишек отвечаешь головой!

Развернул коня, поскакал вместе с ватажкой к проходу, прикрытому стенкой, выехал к первой преграде и полетел вдоль нее, что-то крича на скаку ратникам у каменных куч, копейщикам и сабельным бойцам у загородки на дороге, стрелкам и метателям на скальном гребне.

Тяжело дыша, они вчетвером, если не считать двух мулов, с коими погонщик ни за что не хотел расстаться, добрались наконец по узкому козьему лазу до площадки, где был установлен камнемет. Отсюда была хорошо видна скала по ту сторону Орехового ущелья, а справа — каменные преграды под деревней. У первой из них уже шла схватка. Она была недолгой: передовые османские лучники наткнулись с ходу на груды камней и ощетинившуюся копьями и косами загородь поперек дороги. Обстрелянные из естественных бойниц в высокой гряде, они развернули коней, выпустили наугад по две-три стрелы и пустились назад к главным силам.

— Слава Иисусу Христу! — перекрестился у катапульты рыжий грек. Хоть был он без бороды, без клобука, без рясы, Ставро узнал в нем монаха с Хиоса, что часто гостил у них дома в Карабуруне.

То был Димитри, старый друг Абдуселяма из монастыря Турлотос. Он один из всех воинов Истины умел собрать и наладить камнемет. И потому Деде Султан поставил его старшим над прислугой и охраной грозного орудия, с такими трудами добытого на Хиосе.

— Погоди славить! — встрял, едва успев подойти, Боевой Козел. — Чтобы проглотить, кусок сперва разжевать надо. А этот, похоже, изо рта выпал.

Димитри оглядел его немощную фигурку, синевато-серых мулов, всю честную компанию, которую привел дозорный.

— Эти еще тут зачем?

— Говорят, Гюндюз-алп прислал, — ответил дозорный, провожавший их к камнемету.

— Не говорят, а в самом деле, — с радостной готовностью вмешался Ставро. — Вот тебе крест, отец Димитри.

Димитри узнал сына рыбацкого старшины из Карабуруна. Но виду не подал. Молча прикидывал что-то в уме.

Мальчишки меж тем не могли отвести глаз от катапульты. Она и в самом деле была великолепна. На высоких, по грудь, дубовых полозах посажена огромная, обитая железом ложка. На ложке — каменное ядро в две человеческие головы. Толстые, в три пальца, сутуги, приводящие в действие метальную машину, набивались канатом с помощью ворота о двух рукоятках по обеим сторонам станины.

— У тебя, видать, есть силенка, — сказал Димитри, глянув на Скалу. — Будешь крутить ворот. А у тебя — ослы. Станешь подвозить камни да ядра. — Он обернулся к мальчишкам, продолжавшим разглядывать камнемет. — А у вас — гляделки! Тебе, — он указал на Ставро, — лезть вон на ту сосну, видишь? Ляжешь на полати и гляди, что нового в ущелье, на стенах, на гребне. Не машут ли бунчуком и какого цвета? А тебе, — он показал на Доганчика, — лезть вон на ту скалу. Следить за Ореховой тесниной. И горой напротив. Вон оттуда тоже могут махнуть бунчуком. Запомнил?

— Как молитву, отец Димитри!

— Тогда полезайте! Живо!

Едва Ставро отдышался и стал поудобней располагаться на дощатом настиле, устроенном в кроне раскидистой пинии, как внизу, между двумя преградами, началось странное движение. Ратники с косами, булавами, рогатинами, пиками побежали от каменных куч и скальной гряды ко второй стене. Неужто удирают? Но от кого? Ворога еще не видно, по крайней мере, ему, Ставро.

— Наши отходят! — крикнул он, приложив ладони ко рту.

— Вижу! — отозвался Димитри.

В голосе его Ставро послышалось удовлетворение, а не досада и страх.

Нет, на бегство это было не похоже. Миновав узкие, прикрытые стенками проходы, ратники садились на коней, подведенных из рощицы, по два всадника на лошадь, и без промедления скакали прочь, вверх по ущелью. Ватажка всадников, вставшая меж проходов, — среди них Ставро опознал Гюндюза, — не делала никаких попыток их задержать.

Осталось всего пять-шесть стрелков и пращников на гребне, столько же ратников у деревянной загороди на дороге да два лучника — верхами между каменных груд.

— Белый бунчук на гребне! — крикнул Ставро. И тут же увидел османское войско в боевом строю.

Оно показалось ему бесчисленным. Лес копий. Укрытые щитами всадники. Пешие лучники. Сабельные бойцы на отменных конях, поблескивающих в лучах предвечернего солнца дорогой сбруей. И среди них стяг и бунчук самого султанского наместника. А за ним — снова всадники, верблюды, воины. Ставро казалось, что он слышит топот тысяч ног, стук копыт, от которых дрожат горы. Что могут поделать с ними два десятка ратников Истины?

— Идут! — крикнул Ставро.

И не услышал ответа: грянули огромные боевые барабаны, призывая султанских воинов на приступ.

Ставро хотелось зажмуриться, чтоб не видеть гибели защитников. Но он удержался: как-никак его поставили смотреть.

Подпустив врага шагов на сто, оборонявшие гребень стали бить в него камнями, стрелами, заботясь не столько о меткости, сколько о том, чтобы выпустить стрел и камней побольше. Затем сбежали вниз и кинулись к проходам во второй преграде. Туда же устремились и остальные, прикрываемые двумя лучниками на конях.

Первое загражденье умолкло. Османцы, опасаясь подвоха, остановились. Постреляли. Затем медленно двинулись дальше.

Обнаружив, что скальная гряда, груды камней и загородь больше не охраняются, мгновенно оттащили деревянные козлы с дороги, пустили по ней конницу, а затем и пеших гулямов.

Всадники уткнулись во вторую преграду. Попробовали одолеть проходы. К этому времени к Гюндюзу, кроме покинувших первую линию метателей и лучников, подоспела сотня туркмен. Они легко сбивали с коней османских всадников, выезжавших по одному да еще боком из-за близко поставленных к проходу стенок, ловили их коней. Тем не менее османцы продолжали лезть в проходы, ярость их была велика, силен напор сзади.